«Этот мир порочен и непрочен».
И, учтя слова учителей,
я всегда держался у обочин –
не ходил с тузов и королей.
Я всегда мыл овощи и руки
и боялся летних сквозняков.
Мне казалось: помереть от скуки –
истинная радость стариков.
Но ветра сорвали с дома крышу.
И однажды утром понял я,
что призыв трубы, который слышу –
это голос смысла бытия.
Запасаясь солью с керосином,
не сорвать джек-пот, не взять барьер.
Жить не на надрыве – некрасиво.
И потомкам скверно, как пример.
И я стал ковать себя по новой,
путая, где зло, а где добро,
переделывая все основы:
золото молчанья – в серебро,
пулю-дуру в умной рукопашной
я унизил, пропустив в лицо.
Но и смерть казалась мне не страшной –
просто как конец конца концов.
И когда в пыли, от крови бурой
я ловил последний вкус дождя,
я такую создал партитуру,
по дороге смерти уходя,
что горело солнце в каждой ноте,
ослепляя свет иных светил.
Впрочем, вы едва ль меня поймёте:
умирать не страшно, если жил.