новое видение
Ой, какой странный сон, - воскликнула, проснувшись, я.
В нем я шла по дороге к храму и, уже подойдя, перед входом, увидела юродивого. Он сидел на помойке как в офисе. Она была довольно странной, как будто устроенной специально. Огромный глобус, разбитый на половину заменял ему кресло. Он сидел внутри этой круглой конструкции и прикрывался второй половиной, которая опиралась на его шляпу тоже похожую на половинку глобуса. Увидев меня, он закричал
- Я тебя давно здесь ждал. СтроИм по-советски, как в старые добрые времена. Ты, я и этот джентльмен мировой, за упокой страны большой.
Он похлопал по глобусу рукой. Я отрицательно покачала головой.
- Вы устроили помойку рядом с церковью, побойтесь.
- Эта помойка не моя это ж мировая судьба. Здесь и мысли и дела власти нашей за века. Я пытаюсь разгрести эту нечисть до беды.
Я промолвив
- Боже мой, - развернулась, он
- Постой.
- Не хочешь пить за упокой. Тогда с тобою, мной, судьбой на брудершафт, чтоб в твоей сказке был раскат. Ты ж идешь сюда за этим. Её начало и отметим. Всё стаканчиком отмерим и крутую сказку слепим.
Он налил, я как в бреду, взяла кружку и стою, отпила, кто третьим был, не поняла. А он выпил и запел прихожанам странную песню. Я задержалась и прислушалась.
О, Боже мой, о, Боже мой
Стоит распятье над судьбой.
Пел он без всякого музыкального сопровождения в приличных одеждах. Я решила дослушать его пенье до конца, Увидев мою заинтересованность, он стал распевать с большим энтузиазмом и даже пританцовывать:
Бедой распятая душа
Надежды просит для себя
И такие как она все
Все у Бога просят себе.
А он моча глядит на всех,
Утешая, сулит надежд.
Бог, Бог, Бог
Созданный мир людей плох.
Я собираю волю свою
Чтобы исправить ошибку твою
Власть на земле это власть от греха
Духом твоим я прошу у тебя
Сил чтоб исправить земную беду
Так чтоб не знали народы нужду
О, Боже мой! О, Боже мой!
Твое распятье предо мной.
От боли крутится земля.
То там, то тут гремит война
Бог, бог, бог
Созданный мир тобой плох.
Я собираю волю свою
Чтобы исправить ошибку твою.
Власть открестилась от истин святых.
Ей бы покаяться в бедах людских?
Руки в крови, погоняет нужда,
Ждет лучшей доли людская судьба.
Дьяволу молится силы греха
Кара небесная им не гроза.
Нету надежды на Бога у них
Мир ищет истин и новых святых.
Бог, Бог, Бог
Созданный мир тобой плох.
Я собираю волю свою
Чтобы исправить ошибку твою.
* * *
Дослушав его пение и получив удовольствие от выступления, я бросила в его шапку подаяние и направилась к дверям церкви. Он поклонился, улыбаясь, я пошла.
Отойдя, подумала, что этот юродивый мне что-то напоминает, оглянулась.
- Иди, иди, моя хорошая. Я знаю, зачем ты пришла. В муках будешь рожать и еще вернешься ко мене, помогу, – помахав рукой, промолвил он. В это же мгновенье его голова вместе со шляпой запрокинулась, будто отрезанная за плечи, дико засмеявшись. На пустом месте над плечами появилась неведомая птичка и, прощебетав, стала летать, кружа вокруг него. Он хлопал в ладоши, будто хотел отпугнуть её, чтоб она поднялась выше. Она вновь села на отрезанное место над плечами. Хлопнув по ней сверху, он будто забил её в себя и поставил голову на место.
Я, от увиденного, стала креститься.
- Не призрак ли это странной вести, появился передо мною в этом видении, - сказала я себе. Видение исчезло.
Однако голос этого видения юродивого напомнил мне голос моего не видимого читателя-поэта, который помогал мне стихами писать пролог и предлагал переспать со своими мыслями, прежде чем взяться за сюжет своей сказки.
Зайдя в храм, я встала перед распятьем и молилась, пока не явилось мне, как будто живое явление Бога. Я не сразу поняла, толи это божий посланник, толи сам Бог, но весь в голубой, голубой накидке, как ясное небо над головой.
- Что тебе надобно? – спрашивает он. - По какой нужде меня вымолила? - Отвечаю:
- Дай боже мне сюжет, для всеобщего чтива и вразумления, сильных мира сего. Чтоб мир не утонул в крови, мне порку словом подскажи. Пусть она будет карой небесной и не карой злой, а карой сказочной. Видится мне, на земле Трон, мухи боблухи на нем сидят и что-то всё о наживе твердят. Грызут меня по ночам, нет спокойствия очам. А вся элита мира одними глупцами набита, как селедкой тухлой бочка, где же разума замочка. Святым делом их не мочишь, что от мира вони хочешь? Ловят элиты промежностью мозговой мух и пухнут головой. Мухи боблухи наседают и в дерме демократии жир наедают и это делом называют. Хочу я боже трахнуть эту власть мухотрон надо убрать. Как мне трахнуть их шутя цивилизацией добра?
- Ну и словечки у тебя, - возмутился он. – Я их даже не понимаю. Ты ненавидишь власть земную, наживе служащей в слепую. А трахнуть, это значить полюбить, а ли как? С властью шутки не пустяк. Если трахнуть, это любить, то я только за. От любви ничего плохого быть не может, это ж вотчина моя. Люби себе на здоровье сколько хочешь если горя не схлопочешь. Любая власть от бога и талант тоже от Бога, туда тебе и дорога. Если трахнуть, как убить, лучше к дьяволу сходить.
- Истина твоя учитель, ей поклоняются и талант и власть – правитель. У таланта и власти один знаменатель должен быть. Может здесь мне пошутить? Талант, как зеркало жизни, а порой и творец своей тризны, но правда его добра всегда правдой жизни была. Для его и божий глас к поклонению не заказ, если, как беда зависит от господина Бобла, а не от социального добра.
- Может так, может и по иному как. На что намекаешь порой сама не понимаешь. Боблохан это дьявольский пан. Вот кто кого должен больше любить, кто кому должен служить, уже не понимаю ничего, но боблухи это челядь его, а Талант и власть всё одно, потому как с дьяволом играют и меня не забывают. От политики желаю открестится всех призываю с моралью постится. Сомненья стали одолевать, даже по самому себе. Трудно быть богом не даря любви и трудно оставаться человеком не идя по её пути. Чем тебе помочь даже не знаю, хочешь стихи прочитаю.
Я стала с интересом слушать, а он с задумчивыми паузами, по памяти, сначала стал читать, а потом немного помявшись подошел к арфе и запел песню:
Мне кажется порою я не бог,
И грешный мир такой создать не мог.
Ныне Жизнь на земли продолжаю не я
Эта роль мною свету дана.
Может Солнце для всех это бог?
А его засветить я бы мог.
И хочу, чтоб светилась земля
Добротой над галактикой зла.
Все вы дети солнца. света и добра
И лишь его волей в мире господа.
Жизнь, есть сотворенье солнечного дня
Сила эта Божья вас ведет всегда.
Но снится мне будто бы солнце во льду
Солнце во льду, как беда наяву.
Верить сну я ни как не хочу
И новое солнце в потемках творю.
Все вы дети солнца света и добра
И лишь его волей в мире господа.
Без него вы конечно ни что
Вы в яви и нави потомки его.
Радость не живет в миру теней
Засветитесь солнцем сами поскорей.
Все вы дети солнца света и добра
И лишь его волей в мире господа.
Я из земли солнце сделать готов
Сколько для этого нужно трудов?
И ты мечтай гореть лучами света.
Моя великая и добрая планета.
Все вы дети солнца света и добра
И лишь его волей в мире господа
От звезды до звезды
Сотворенье земли
Путь благого пониманья
Цель земного созиданья.
Все вы дети солнца света и добра
И лишь его волей в мире господа
Земля ты добром, наконец, засветись,
Центром вселенной планетам явись.
Пусть пуповиной привяжется к вам
Жизнь, что как свет подарите мирам.
* * *
- Я разочаровалась в вас Боже. Это Вы или не Вы?
- Ну, вот и ты сомневаться во мне стала. Чтоб сомненья исчезли, я тебе подарю святой камень прозренья творческих замыслов. Он тебе поможет в твоем творчестве. Я нынче на земле ни чего не творю, более всего за моралью слежу. Дело в том, что творчество и жизнь всегда во власти двух стихий - зла и добра. Чтобы ощутить добро, надо познать и зло, потому этот камень сохраняет всегда цвета два. Истины и глупости, добра и зла. Они завсегда соавторы любого творца. Не все это во власти Бога есть и дьявола тревога. Погреешь, погладишь руками камень он, и заговорит, и помощников сотворит. И будет он твоим слугой, и светом души твоей, творческим вестником истины и озарения и ангелом во спасение. Гласом моим будет он, и в красоты восславит трон, твоих желаний, мук, надежд, с призваньем мира под венец. Мудрости и свободы тебе во всем на земле. И пусть будет он тебе прозреньем, во благо и не осужденьем твоего мечтало, ведь оно основа таланта, как держащего жизнь атланта. – Бог изрек это и, задумавшись, как бы над сказанным, продолжил. - Этот камень освободит душу твою от творенья страха и в быту. Да не идти тебе пламенным путём изгоев и не знать творческих покоев. Поклонников тебе и сторонников. Истина, истина всегда без страха, но в муках тебе будет дана, как родное дитя. Сомнения будут спутниками твоими, но ты иди и иди к истине путями любви. Не бичуй себя стеснением любви, ради этого и пиши. Пусть бело-черная птица, вылетевшая из этого камня, станет для тебя светлым челом, а божьи крылья её покрова станут твоим пером. Нирвана губ, мыслей слов, когда железными объятьями снов будет ласкать тебя славы бедой, или дьявольской богатства сумой потребуют совести твоей, подумай, не слишком ли дорогой ценой это станет за сюжет твой. Таков мой совет.
Мир твоей душе! Верь, помни и чти. Люби меня ДеВера! Я твоя надежда и вера! Святого желанья и сладость надежды, для жизни, сказки и песни. Пиши, приходи не забывай, я почиваю в рай.
С этими словами явление Бога исчезло.
* * *
Я оглянулась и увидела что стою уже не в церкви, а в своем рабочем кабинете. Села за стол и заметила, что на рабочем столе возле ноутбука лежит двухцветный камень. Осторожно протянула руку и погладила этот камень по границе двух цветов. Камень засветился светлой стороной и заговорил голосом Бога, как будто возвращался к тому разговору, который начался в церкви.
- Вот ты наговорила на власть, при встрече и я это со своими корешами перетер. Какой ответ дать, чтоб это пустым трёпом не звучало? Не знаю, не знаю но, думаю, к здравой мысли тебя по сюжету склоню и по его ходу в виденьях решенье нагоню. Хотя ты и сама думаешь не хуже меня, полагаю, грех возьмешь на себя, когда очень заиграешься с духом зла. Может быть, не покараю, если глупость твою не обыграю. Ты же обижена на власть, за весь честной народ, это твоя не святая напасть, но в этом не твоя вина, лучшей власти пока не может предложить и моя душа. Без власти на земле смута будет, она и мир загубит. Какая ни какая, но власть нужна хоть и грешная и не на века.
Однако камин души, в томленьях твоих, слегка, согрел мене надеждой, не шутя. К кручинушке своей ты жди гонца. Не печалься зря, истина найдет тебя. Пойми ведь мировой заботой всегда, удручена и вся божья семья.
Он говорил, говорил и я вдруг заметила, что рядом стоящий мой ноутбук вдруг ни с того, ни с сего засветился экраном. На нем я увидела отражение камня подаренного Богом, который стоял на моем столе.
Во дела, - удивилась я, и увидела, как к этому камню подошел тот самый юродивый, с которым встретилась, перед входом в церковь. Он бесцеремонно извлек свою голову из-под мышки, которую придерживал одной рукой. Она рассмеялась. Он прихлопнул снизу по подбородку рот рукой, чтоб он молчал. Сразу хотел сесть на камень, но подумав, сел рядом, положив на него свою руку. Усмехнувшись, промолвил.
- Ну, вот вновь встретился с тобой, я призрак с горькою судьбой, и, правда жизни твоей сказки, и уже в ней, как для подсказки. Не рада встрече, сожалею, но я с сюжетом в ней уж потею. Потом осмотревшись, тяжело вздохнул и запел:
Кушай тюрю Яща.
Шепчет моя чаша.
Сахарку в ней нету
Почитай газету
В них богатству сладка лесть
И любви свободной честь
Я голоден. О, бог прости,
Мене совсем не до любви.
Горько с грешными тужить,
И с богатством не дружить.
Дай мне хлеба, а потом
Буду думать о другом.
Нету масла, суп из дули, похлебка за гроши.
Выпил горькую, простите, во спасение души
Боги духа, боги духа
Где же ты косынка чуда?
Туго, туго, туго, туго
Нищета судьбы подпруга.
Зажимает, зажимает
Жизнь в нужде тихонько тает.
Из газет мои обеды,
И чай из болтовни.
Вижу я в наживе беды
Для юродивой судьбы.
Супи, супи, супи,
Похлебка и харчи,
Покушаем, попьем,
Будем сыты все, споем.
Стучит голод по костям,
Я пою, за грош людям.
Дайте милости певцам,
Истин ищущим гонцам.
Жизнь все деньги, деньги, деньги.
Голод, холод нет и стенки,
Но не всегда они нужны
Для юродивой души.
Сплю на лавочке порой
И нужда мой рок родной.
Туго, туго, туго, туго
Голод тянет, как подпруга.
Голод, холод, нищета
Дремлет с нею простота.
Жизнь цветет, в наживе худа,
Где же ты косынка чуда?
Накорми и обогрей,
Или смерти дай скорей.
Эй, погонщик, любви от нужды
Развернись и народ накорми.
Чтоб он голода плоти не знал,
В созидание счастье искал.
Ну, лошадка жизни, гей!
Скинь хомут нужды скорей
И гони, гони туда
Где в плотской страсти все ровня.
И только в счастье созиданья
Готовы знать не равноправья
* * * 7.01.05.
- Ну что ты стихотворную икру мелишь, с испуга, али как? Слово ж это не пустяк. Опять белены объелся и с Дьяволом спелся? – возмутился камень голосом Бога. - Раньше мне советы давал. Дьявол видно подбивал, Лучше б я тебя не видел. Извини, если обидел.
- Зря ты боже на меня пургу несёшь, блаженный я с горстью слёз и уже на целый воз. Пью и сам себя караю, за грехи себя прощаю. Как и ты и точно знаю, что болячки отражаю всего мира, им страдаю и, к спасенью призывая, за тобой всегда шагаю.
Всё болячки мира я и без тебя знаю, и потихоньку эти проблемы решаю. То так, то сяк, а с тобою вообще ни как. Ты всё больше мне мешаешь, как в дерьмо впросак ныряешь. Я с тобою, как Дурак может дать тебе в пятак, чтобы Дьявол не кичился, да и я не огорчился, век тебя во всем спасаю, а зачем не понимаю. С Дьяволом крутишь дела. Вот и в этом вся беда. Прошлый раз ему молился видно вовсе с горя спился. Весь народ его ругает, кто плюет, кто грязь швыряет, ты же нет, ему склонился, будто дурью подавился.
- Ты ж решаешь, и решаешь, всё спасенье обещаешь, а воз и ныне там, как будто все идет к чертям. И уж совсем не знаю, куда влечу посмертно спьяну, вот и дьяволу дань отдаю, возможно, кол или смолу с твоим проклятьем избегу. Ты ж гарантий не даешь, лишь спасеньем душу рвёшь. Сколько еще будем ждать, брось на Дьявола пенять. Я с ним если и играю, то тебя не забываю, прошлый раз уж в гроб ложился, пред тобою повинился, нет, к себе меня не взял, видно мучиться желал. Мне совсем не помогаешь, сам сей мукой не страдаешь? В горе горьком, как назло тебя нет, а черт винцо мне всегда подаст легко, им утешит, байку скажет, будто душу медом смажет. И вся грусть по барабану, я всегда с ним только спьяну. Так юродивым и стал, хоть правдой жизни себя знал. А теперь и вовсе призрак, в рай прошусь, надежды признак, дай мене, и я покаюсь, покаяньем оправдаюсь. За все грехи людей земли, мне это нужно для души. Чтобы не мучилась она, ей в сказке место у творца, дай ей это, будто Рай. Меня в Эдем не приглашай. Я что хотел уже сказал, но мир на это наплевал. И я ему в ответ хочу фигу показать свою из могилы во весь рост, чтобы хлопал весь погост. Ты ж апокалипсис устроишь, фигой этой власть накроешь.
- Ну, вот опять ты размечтался, и глупостью своей зазнался, лучше б ей не задирался. Я ж помогал тебе всегда, не ставь себя выше меня. И это я тебе простил, твои желания освятил. Что ты их в жизнь не воплотил?
- Власть идею забодала, она её и не желала, а потому чертей нагнали, они меня вином спивали, чтоб все юродивым признали.
-_ А что это за идея? господа, - вмешалась в разговор я. Юродивый посмотрел с экрана на меня.
- Так и быть объясню, не шутя, и не привру, ни гроша, для сюжета она, как для печки дрова. Расскажу всё с начала и до конца, пусть моя душа станет птицей в сказке правды у тебя.
Он стал говорить, стихом, почти распевая.
ДЕНЬГИ С КОДОМ
Россыпью в ночи земной
Мчатся деньги под уздой
Деньги скачут, деньги пляшут
На дыбы порой встают
То налево, то направо
И в грехах не устают
И лишь в стойла наживы свои
Возвращают их банки земли
Когда вместе с расою беды
Они дань принесут от нужды
Кому, кому ключи сданы
Кто ваш хозяин кони мзды?
Под богатством всегда эти кони
В золоченой узде, от неволи.
Повязала нажива как алчностью
С седоком не от мудрости с жадностью
Где ж конюшня от бога лошадки
Чтоб народ был хозяин как в сказке
Ты ж валюта, достояние народа
Кто лишил тебя этого рода
Кровеносные жилы земли
Поделили для частной нужды
Где вы банки нам родные
С честью нашей как святые?
Ну и деньги в них такие
С личным кодом, именные.
Деньги с чипом Деньги с кодом
Код доверия со сроком
Как контрольное лицо
На народное добро
Где же ты добрых дел валюта?
Для всего честного люда
Чтобы собственность народа
На эмиссию до гроба
Покрывалом добра накрывала
И грешить никому не давала.
Передел, беспредел, он везде
Укротит кто на этой земле?
Где ты банк наш родненький
Честный благородненький
Весь одетый в нац. наряд
Весь народу сын и брат
Станешь так ты всем родной
И с духовности свечой
Деньги с чипом деньги с кодом
Бог предложил нам с контролем
Чтобы кто их и украл
Чип все это рассказал.
Чтоб в кармане всем пищал
И до кассы не пускал.
Пусть болтает и болтает
Будто всё обо всех знает
Как наручник на руках
И как угли на кострах.
Код на деньгах все покажет
Всю судьбу свою расскажет.
И украсть будет нельзя
Вот такие брат дела.
Пусть, горят, горят рубли
От взяток, как костра угли
Чип их спалит, банк вернёт
В расчет касса не возьмет.
Если деньги не чисты
В оборот им не пройти.
Захлебнется коррупций волна
И начнется эпоха бобра.
Деньги с кодом, деньги с чипом
От морали беса с гриппом
Чтобы не было воров
Как отравленных грибов.
Вот душа моя вдруг растерялась,
Денежки с кодом будут ли в радость?
Чип как сторож на валюте
Код от пальца, как на блюде.
Отпечаток будто бритва
Не спасет воров молитва.
Чтоб лишь на добрые дела
Валюта в нем узду нашла.
Код отпечатка грех исключит
И обман право не получит.
Деньги с кодом, деньги чипом
Для спасенья мира чудом.
Я бросил идею, берите
И порядок в делах наведите.
Подберите идею скорей не томите
Так и лучшую жизнь возродите
Иди, идея с кодом по золотым умам
Быть может, кто пристроит тебя к святым делам.
Живи идея - свята, живи и процветай
Быть может только с нею мы, и построим Рай.
Чтобы не было крамольного дохода,
И планета не знала преступного сброда
Бросьте, бросьте на алтарь, как на чай,
Не беситесь в пекле черти, проклиная Рай.
Но, ком к горлу опять подступил моему
Мир не ищет святого не пойму почему.
Видно эта валюта дельцам не нужна
Распинает нажива идею добра.
Как когда-то власть тело Иисуса Христа
И дымится, дымится идея творца.
На могилах идей только песни в крестах
Лебеда словно прах на словах и делах.
Замолчали, замолчали
Будто вовсе и не знали
Шевели же мир мозгами,
Ах, не хлопай люд ушами
Ведь воруют по-прежнему все,
Будто жить нам удобней в дерьме.
Развенчай же рассудок безумности дым
Ведь костер светлой жизни, увы, не гасим.
Бляха муха, что за мука хочется рычать
Почему идея бога нам стала мешать?
Бог соломку подстели, хочет мир упасть
Если в нем добра идеи будут убивать.
Холодный пот течет по коже,
Как вечна жизнь, как все похоже.
Мир не меняется. О боже!
Нажива в нем всего дороже.
* * *
А что идея вроде не плоха, но разъяснению вдова. И почему юродивым считают тебя? Ведь у прихода её петь, только зря потеть.
– Ответила я автору. – Разъясни уж до конца, в чем суть сей песни молодца. Уж очень напоминаешь ты на одного моего читателя преследующего мою сказку с самого её начала.
- Да это я, правда жизни твоя,– ответил он мне, - но не в этом беда, тебе суть моей идеи нужна? Так вот слушай, излагаю и для сюжета предлагаю.
Жили, были на земле, деньги в грешной мишуре, развлекались чаше с властью и с наживою к несчастью. От того контроль не знали ложью горькою страдали. Преступность, взятки, воровство ну и прочее дерьмо меж людей, цвело и пахло, грустно было, да и страшно. Сколько лет над всем не бились, все идеи обносились, и мозоли на мозгах били в кровных пупырях, одолеть все ж не могли, так затерлись все мозги.
Я предложил на деньгах ввести, код, что на руках, чтоб зло это извести и не мылить нам мозги. Код простой отпечаток пальца людской. Получил деньги в кассе, поставил вместо росписи отпечаток свой и на всех деньгах закодирован отпечаток твой. В магазин пришел отпечаток свой в кассовый аппарат занес, он денежку твою в расчет и принял. И уже другой с твоей деньгой не купит даже хрен простой. Только официальное обращение и законное присвоение. Если я вам занимаю, то только через кассу отпечатки меняю и операцию на них определяю. Всё становится ясно, как белый день, и не наведешь тень на плетень. Что коррупцию искоренить нельзя, это всё мышиная возня, тех, кто не имеет в голове царя. Элите поговорить охота, болтовня ведь их работа, кто взятку взял, кто её дал, и кто её за что склевал. Я как сказочный Чиполино за неё пострадал, мне за неё никто ломаный грош не дал. Идею дерзкого ума боялся капитал тогда. Международный капитал её слегка потёр, помял, её на кол, меня в тюрьму. С тех пор оковы я ношу, и сказки с песнями пишу. Как панихиду по ГРОШУ. Уж очень не нравилась ему тогда сказка кодированного рубля, с такой валютой не провернешь темные дела и не сотворишь зла, в общем дали от винта.
- Где-то у истины идея твоя, – отвечаю ему я, – хотя я и сама не знаю, но руку "за" поднимаю. Здесь проработка нужна, ведь меняется система вся. Будут взятки машинами давать, а более того натуру женскую и золото продавать. Под юбку код, и счетчик не поставишь, и баб отчитываться не заставишь. Женская натура поднимется в цене, до цены полета к луне. Как по справедливости сделать и раньше времени «ура» не прокукарекать? Не знаю, не знаю, что и сказать, реальность сказки нужно ждать. По мне так все равно, сказка это иль кино, но зовет, зовёт к движенью вперед, и может ей придет черед. Если твою сказку в жизнь превратят, то в стране дураков, на поле чудес из твоих монет вырастет справедливости лес. Последнее время мир сомнения одолевают, и потому пускай сказки читают. Если жизнь ума не дает, может сказка к разуму приведет.
- Да идея не плоха, но вот в чем беда – услышала вдруг я голос самого Бога отца, - Он эту идею не с теми людьми перетер, вот они её и положили под запор. Я ему за неё даже нимф сделать успел и он аллилуйю мене в благодарность спел, только вот свет в неё вдохнуть не успел. Он тетерь с дьяволом дружбу не теряет и частенько с ним попивает. Спился совсем, вот и получил юродивый удел.
Ты подружкой его не хочешь стать? Дьявол может, и платье греха подыскать.
- Да ладно тебе на правду жизни брехать, – возмутился мой собеседник, похлопав камень. - Не надо про святую честь забывать. Если соврешь, то дорого не возьмёшь так и пасхальным яйцом лоб расшибешь.
- Типун тебе на язык. Ты бессовестно велик, но я тебе всё прощаю, а почему сам не знаю. Бес и сей час твоим языком правит, поэтому жизнь и не славит, воистину молвят "горбатого лишь могила исправит", а я всё бьюсь за тебя, ХОТЯ, НАВЕРНО зря?
- Правда жизни горбатой быть не может, хоть и жизнь её корёжит. Как юродивый всегда режу ею всем глаза. Я не вижу знати чин, у меня слепой аршин, чтоб не кланяться тому, кто в лампасах, но в бреду. И ненавижу знать земную, наживе служащей вслепую. И бездарность не люблю, их зависть бьет меня по лбу. Бьют меня всегда за это, но что сказано и спето, совестью моей раздето. Вспомни, я твердил умам, что нельзя ездить по ушам, сказками про Рай в Аду, ведь народу ни к чему с пустой суммой ждать колбасу у хозяев на пиру. Тогда они их в рынок звали и его всем воспевали.
В нем тобой данную землю они продали на корню. И теперь всегда война переделами грешна. Где же твой великий глас, кто исправит всё сейчас? Вижу нимф ты свой качаешь? Даже в камне свет мигает, Торговать не запрещаешь владение земле меняешь тем народ и обижаешь? Все проспал, как рок послал, видно очень старым стал, часто спишь и всё прощаешь, в чем спасенье ожидаешь? А я, ты помнишь, убеждал, чтоб мир сей дурью не страдал. Землю же люд не создавал, ты ж во владенье её дал, чтоб он на ней не воевал и на деньги не менял. Владенье продавать нельзя, как почку руки и глаза. Владенье общая нужда по воле божьей всем дана, - сказал я людям только зря.
– Распоряжаться с пользой дела, вот на это твоя смета может только и нужна и жизнь народов в ней цена. – Соглашался вроде Бог, но понять его не мог. А юродивый меж тем встал ребром к нему совсем
И его не проклиная, говорил слюну глотая:
- Я народ не осуждаю, знаю всё и с ним страдаю, гнить то с власти начинают. Торговать всем заставляют. Что посеют, то пожнут, так и царство продадут.
Торговал бы бес печали люд, что создал сам руками, всё по божьи, если сами, и грехов тогда б не знали, а что создал не одни в том народ лишь господин. Он её оберегал, тем хвалу ей и создал. Но нету права коллектива, безумство мира в нем картина. Как нет и собственности мира и нет в ней права гражданина.- Я людям так всё толковал, - но люд на это наплевал и ты святейший промолчал.
Владеньем общим торговать, это ж чертова напасть, но частник взял на абордаж и на всех ему плевать. Купил бы право управленья, народу бы отдал владенье, за управленье заплати и в этом роль свою смотри. Но он скупил людскую честь и равноправья сунул лесть. О честь народа, у кого, теперь владенье твоё? Всё продано давным-давно и былью горькой проросло. Чтоб честь по роду передать, владенье честью должно стать. Тогда народное добро будет у каждого своё. И стучится в окно, бури ветер давно. О, где ты божья организация и не частная, а твоя народная приватизация. И мера общего владенья, как честь людского выраженья, должна давать права на блага, а всё что лезет из кармана и сотворенью не отрада, должно снижать права владенья, свобод людского поведенья. Лишь прирост общего успеха должен возвысить человека, давая статусный дисконт, как этой жизни Рубикон. В нем значимость людей творцов заменит значимость дельцов. Где ж боже твои именные акции, святой народной приватизации, не скупаемой не меняемой и на праве людском отражаемой. Чтоб каждый стал хозяином земли и не скупали бы её дельцы. Без права перепродажи и исключения кражи, с правом наследования и без права дарения. Земля же храм, творенья Бога, для процветанья жизни рода. Я перестроить мир желал из ада наживы вправо Рай, но капитал сказал, прощай и ты меня не проклинай.
Дельцы всё святое чертями распяли, скупали, сжевали, и даже с проклятья наживку создали. И всё что клюнуло на это, все панихидою отпето и уже после с солью съели и от страха не вспотели. Перестройки мира в Рай, опять упущена, считай.
Чтоб как-то мир сей вразумить, решил издевку сотворить. На площади восстания, что Дворцовой была при создании, акт любви сотворил, власть раздел и отлюбил. Написал на теле ей, « Власть ты будешь так моей». Власть продажною девкой была и любила мен на глазах у дворца, как продажная вдова. Так грех любовный сотворил, где когда-то штык свершил преступленье от закона «не убей, не карай трона». Откуда кровь рекой пролили и про любовь, совсем забыли. Хор чертей мне подпевал, гром с небес водой хлестал. И власть просила плетки сласть, во искупление за страсть. За поругание любви, что проявляла на крови. Вот за эти грех дела, мне власть прошенья не дала. Был наказан за деянье, но мысль служила наказаньем.
Синьор Бомона капитал, за мысль святую наказал и девку власти не простил, за что решёткой наградил. Там за решеткой ослепил, но доктора все, же спасли и что-то видел все ж в ночи. Но долго спущенный во мрак ходил в слепых я кандалах. Чтобы не видел истин дел, таков готовился удел. Но разглядел я путы зла, слепым прозрел я до конца. И там ударил в свой там- там. И, правда жизни поводырь к стихам и сказкам приучил.
Вот тогда я стал со зла песни петь, как про себя, но запели от меня все, кто знали боль греха.
Сей час и тебе, автор мой, прочту я свой стих
СЛЕПОЙ
Разбиты на земле давно
Фонари любви и темно, темно.
Но идет по земле слепой
Освещая свой путь свечой.
Ослеплен, совсем он ослеплен
Враждою народов и злобой племен.
Как Пилигрим надежд и свеча,
А вокруг него, только мгла.
Разбиты на земле давно
Фонари любви и темно, темно.
Как чужой, как чужой на планете зла,
Он идет с добром, он стучит в сердца
А людям на него наплевать.
Бьются в мире они за власть.
Разбиты на земле давно
Фонари любви и темно, темно.
Но идет по земле слепой
Освещая свой путь свечой.
И зачем ему свет не поймут,
А он бродит то там, то тут.
Зачем светишь? скажи чудак.
Брось свечу, ты не видишь ни как.
Разбиты на земле давно
Фонари любви и темно, темно.
Но идет во мгле со свечой слепой
И верой путь освещает своёй
О! вера прочь, да будет ночь!
Поет безумства мира дочь
И мир хоть зрячий, но слепой
Идет кровавою стезёй.
Кругом безумства карнавал
Под ним валютный тротуар
И чтобы в пропасть не упасть
Любви свечу нужно держать
Разбиты на земле давно
Фонари любви и темно, темно.
Сосватай же добро мир под венец
И поднимите по свече вы, наконец.
Стечет из сердца тьмы отчаянья свинец,
Я погашу свою свечу и света божьего отец
С небес прольет нам свет прозрения сердец.
Пусть загораются в сердцах огни,
Чтоб люди братьями назваться в нем могли.
И фонари, и фонари, любви тогда
Осветят Мир ваш от начала до конца.
Покинет всех людей вражда, исчезнет мгла
И бренный мир оставлю ваш я навсегда.
* * *
Плохо вижу с тех пор, слеп пороками зла, в чем же, в чем же мой грех и какая вина? Я же правда сама, совесть боли ума. Может в этом и есть правдолюбцев вина, то тогда пусть простит разум тот, что твердит: "Поклонитесь же богу, он спасенье сулит". Я от века, надеюсь только сам на себя и прозреньем заказан, я в дерме бытия. На бога надейся да сам не плошай, может удача не скажет, прощай. – Промолвил он, закончив читать стих.
- Интересна, но горька судьба, - в ответ вторила ему я.
- Но на этом не закончилась она, – продолжил он, слегка шутя, - Это было просто горе, будто не совсем лихое. Дальше, больше и во сне, сказка в свете при луне, вдруг приснилась как то мене. Нет, не буду врать тебе, мой крест судьбы давно на мне. Этой сказкой мене в сон бог послал любви поклон, правде жизни и душе, но с секирой на плече. Сон как будто из яви, только сказочны дельцы, что сюжет её сложили, и проклятье мне сулили.
В сказке правда бытия, что по жизни нашей шла. В ней намёк и осужденье, с просьбой к глупости прощенья. Все как видел, описал, как валежник наломал. Погрузил его на воз и к рассудку в люд повез.
Люд читал и изумлялся, кто-то дерзко насмехался. Одни хвалили, другие ругали, третьи дурью посчитали. Кости все мои промыли, спасибо лишь сказать забыли. Я работу дал у мам, чтоб никто дурью не страдал. В этой сказке на всем маски, не хватает лишь разгадки.
Рукавичка, как страна в сказке ёмкою была. Жили в ней простые люди, тесно было, не тужили. Диктатура тесноты им давила на мозги. Вот залез в неё медведь, о свободе стал им петь: «Я повторял, повторяю, я и буду повторять, что абсолютную свободу в рукавичке надо дать". Их обрадовал, медведь ведь попугаем стал им петь, да еще о чем, о свободе с ветерком. Та, что за морем жила без рассудка и ума. Всех романтика подняла, рукавичка затрещала. Жильцы на это наплевали и от счастья так плясали, что рукавичку разорвали. Пели, пили и гуляли, под свободу танцевали. Растащили рукавичку, будто дури дав отмычку, на удельные грибочки, как весенние цветочки, по карманам лишь бы даром, как удельные хорьки на родные пироги. Стало холодно всем вдруг, поселился в них испуг. Век свободы не видать бы, лишь в мороз не замерзать бы. Стали думать и гадать, как в рукавичку всех собрать. Как зашить её не знали и всё больше разрывали. Стала маленькой она и совсем для всех тесна.
С горя все как будто взвыли, что заели, что запили. Чтобы горя не видать вновь в ней стали петь, плясать, будто пир во время жара им спасенье и отрада. Пели горе музыканты, разной масти не таланты. В ноты все не попадали, больше в барабан стучали. То народу реп чесали, то лезгинку танцевали. Под гармошки и частушки пропивали даже пушки, петухи народ будили, голоса все посадили. Только время потеряли, ночь с зарёй не отличали. Всё гребли в свои карманы, думать вовсе перестали. Рукавичку расчесали, и мех былой с неё содрали.
Кукарекни за бугром, вытащили всё в свой дом. Главный их петух танцор, как-то вылез на забор. Он на нем в бреду кричал: «Если голос потеряю, я на рельсы с честью лягу, но пропел и то, и это, будто с хреном горьким съето, и, свалившись вдруг под мост, о свободе поднял тост. Мы о ней ещё споем и в могилу заберём. Крест поставили ему за пропитую судьбу. Рукавичка между тем всё ещё от бреда рвалась, дралась и сдавалась, где-то оптом где-то даром, с русской водкой пропивалась, то ли разными слоями, то ли разными частями. В общем, шла лихая пьянка и резня и хулиганка.
Рукавичка рвалась, дралась и свободой раскаталась, музыканты с горя спились и совсем, почти взбесились. От халявы и наката понесло в овраг разврата. Докатились вот и пропасть и квартет, хромая лошадь, попросил у дяди Карло, подзашить её сначала. Зашивалась она кровью со слезами, да и болью.
Дядя Карло Буратино посадил в ней очень чинно. Но букварь ума не дал, чтоб его он не продал. Дал пять сольдо на червей с удочкою на чертей. Он пошел с нею туда, сам не ведая куда, но попал в страну чудес под инновационный лес, и в болоте дураков ловил мудрости китов. Поймал то, не зная что, то ли рыбку золотую, то ли щуку не простую, но обратно отпустил, что как делать не спросил. Гордым видно очень был. Удочку зарыл в лесу, как мечты своей беду. Там, на грядке дураков, он ждал сказочных плодов. Лес тем временем шумел и от глупости горел.
Карабас капитал его клад подобрал и как будто спасенье от бед обещал. Он от радости такой ключик отдал золотой. В рукавичке стал с ним жить, вроде бросил и тужить. И под звон его монет, ждал спасения от бед. Главною куклой в хоре стал, реп со сцены всем чесал. Рукавичка вновь трещала, репом всех в лесу пугала. Карабас капитал его часто прославлял, то вдруг руки нежно жал, то затылок свой чесал, но когда рукавичку он всё же купил, в ней наживе родной храм любви сотворил. В нем со стертой своей, как продажной женой, свой камин растопил, так и жил не тужил, но свободу любил, и весь лес на дрова за границу свозил. Из камина его дым монетный клубил, через горы и моря, раздувая паруса. И казалось неспроста, не родного корабля. У камина же родного в рукавичке грустил и былым хозяйкам тихо сказки травил.
- Не плачь папа Карло, не плачь Буратино, сошью вам еще одну рукавичку не простую, а золотую.
- Только я хотел бы, чтоб была она сказкой про бычка и серого волка. Кто знает её не надо толка. - Сказал Чипполино и построил вокруг рукавички теремок, так не низок не высок, но поселились в нем все опять, чтоб от зим уж не страдать. Карабас капитал у них истопником стал, тепло сохранял и их волю выполнял. Стихию свободы они подмяли и всем по делам планировать стали, чтоб, где попало, не плясали и меру свободы делами вязали.
Эта сказка моя, как совести моей слеза, её слушали зыка, но узколобые и плоскозадые не понимали меня. И опять пригрозили пальцем слегка.
- Мы тебе не только глаза по выбиваем, но и рот свинцом закатаем за оскорбление медвежьей власти, чтобы не было напасти для свобод не знавшей власти. Иль панихиду пропоем, чтоб не чернил ты власть пером. Клялся я отцом и богом, что явлюсь им верным догом. Призадумались они, но намекнули, кары жди.
- Я сделал вид, что сам страдаю, себе ж сказал, "власть напугаю". Не любил я демократию тайную, видел её только, как открытую, а не приватную. Они же выбирали власть в слепую, деньгами через тайную проходную, а если сделать голосование открыто, на подтасовку щели будут закрыты. И открытое голосование, по избирательскому желанию, как мечом этого повеленья срубит власти голову без стесненья. Сотворится Революция мировая, вот такая идея шальная. Продажная власть сразу в штаны наложит и без крови кости сложит. У меня даже стих на эту тему появился, и кое кто за него мне благодарностью засветился. Идея говорят: «шальная, потому и не проходная», но я вам все равно, прочту этот стих на зло, хоть и не прилично оно.
Выборы в больнице
Вcе на выборы спешат,
О демократии трещат.
Выборы начальства,
Скрученные пальцы.
В первой геникологии
С сексуальной патологией
Проголосовали первыми
Подмывшись лишь надеждами.
Отдав честь святой нужде,
По приказу в негляже,
Кто по пояс, только сверху,
Кто меж ног лишь только ветку.
Ах, ха, ха, ха, ха!
Девственниц стоит толпа.
Голосуют только за
Чтоб родить боготворя.
Хоть на время, но царя.
А в приватном кабинете,
Где кандидат за них в ответе,
Признаются все в любви,
Раздеваясь от души.
Светятся и тем и этим,
Просят счастья местом третьим.
Вот отдались, наконец
Подхватили свой венец.
Ах, ха, ха, ха, ха, ха, ха!
Девственниц пошла толпа.
Все отдались принцу Аму
Что обещал им всем по плану
Кормить с заботой всех детей
От алиментов с бюллетней.
С Жирдановским поиграли,
Но резинки надевали.
Не одну в сразу три,
Чтоб не поймать большой беды.
Коммунисты загрустили,
Девки их за борт спустили.
Девок пятого аборта
Осчастливить очень сложно.
Член комиссии крутой
Обслужил весь люд больной.
Кто подняться уж не мог,
И раздвинуть даже ног,
Отдавали честь прилюдно
Порой с болью, хоть и дружно.
Кто руками, кто ногами
Но приватно, бюллетнями
Чтоб потом не говорили
Кого и как они любили.
Чтоб алименты предъявить
За развод от дел святых.
От больных стоял контроль.
Гласный выбор, счастья соль.
А интимный, как бывало
Что подложит то, что надо
Звал в приватный кабинет,
Даже не порочных дев.
Извращенцев и хромых,
Чтоб не видеть муки их,
Тем с кем им голосовать
Было. в общем наплевать,
Тоже в темный кабинет
Чтоб сокрытым был обет.
Тем кто на выборы плевал,
Оральный секс не соблазнял.
И чихал на их свободу,
Прописывали клизму с ходу.
Но если так им не внушали,
Тот с пятой точки волос рвали.
Для тех, кто ломку по утрам
Покорить не мог уж сам,
И член кому мешал вставать,
Чтоб не мешал голосовать,
Решили в бюллетень вписать.
Гинекология пошла,
За что голосовала за.
Тут лежачие больные
Забастовку объявили.
Если на ноги не встанем
Голосовать совсем не станем.
Терапия нам нужна
Для приватного конца,
Чтобы сдохнуть лишь от счастья
И простились все проклятья.
Есть и писать перестанем,
Главврача раком поставим.
Сделаем ему аборт,
Он забудут про курорт.
Люд больной, что помоложе,
Из урологии, похоже
Голосовать не хотел тоже,
И протест у всех простой,
У нас в яичниках застой.
Нет приватной терапии,
На руках мозоли ныли.
Поросли и мхом девчата,
В тех местах, где тело свято.
Всё опутано замками,
Чтобы ног не раздвигали.
Тут главврач решил проблему,
Ввел в режим секс перемену.
Эротическое чудо
Где когда оно здесь было?
Эротический концерт
Вот на это дал акцент,
И транслировал с утра
С гинекологии дела.
И вот тогда на это чудо
Собралось немало люда.
Терапию соглашенья
Провели всем без стесненья.
Все закрыто голосуют,
И закрыто всем дают.
Кто-то голос, кто-то тело
Если надо это в дело.
Все за партию родную
И танцуют и поют.
В дом терпимости больницу
Превратили, вставив спицу.
Чтоб крутилось вокруг всё
На здоровье и бабло.
Стало жить легко в больнице,
Меж палат уж нет границы.
В любви вождям все признаются
И с стесненьем расстаются.
Кто-то спутал горшок с урной,
Но собрали срам не нужный
И за голос посчитали.
Так по почте и послали
Всем за кого голосовали.
А предсмертные сказали
«Хрен для власти заказали,
Голосуем, лишь открыто,
Убиваем, шито – крыто.
Напоследок от души.
Нам резинки не нужны.
Смерти что ли нам боятся?
С властью нужно рассчитаться.
Голоса считаем сразу,
Чтобы их не тасовали.
Мы посмертно власть закроем,
Без революции заколем,
Вновь к седьмому ноябрю
Чтоб продолжить жизнь свою".
В общем, выборы прошли,
Все довольные ушли.
Лишь честь отдали всю случайно,
Кто открыто, кто не гласно.
Как на панели, зуд в паху
Кто за страсть, а кто за мзду.
Раздавали всем вкрутую
Демократию грешную.
***
15.12.11.
- Эх ты дьявола напасть, так и будешь власть пугать? То один то другой занос, власть гарантирует понос, а то и вовсе золотуху, иль простуду от испугу. С ней надо диалог держать., – камень молвил шевелясь. - Где то мелишь ты по делу, где то зря по беспределу. Дьявол подчинил тебя, подносил тебе винца, чтоб мутилась голова, то ли с горя, то ли спьяна пили ж с одного стакана. Стань же трезвым, как отрада, – возмутился камень дара. – Грубишь мне и не во сне, читаешь сказки о судьбе с лихой повязкой на челе, и как ты думаешь тебе, что простится по судьбе? Как помочь тебе от боли, если все, лишь в твоей воле. Ты ж на всех балоны катишь и даже богу свеч не ставишь. Вразумления моего слушать хочешь лишь на то, что мной на жизнь и не дано. Что же ты от мира просишь, вновь дубинушкой схлопочешь?
- Да уж тут чего просить, если только схоронить? Я миру, что хотел, сказал, а он лишь дурью отстрадал, – опять возмутился мой собеседник у камня. - Может мне тебе налить, не люблю один я пить, как поминки по себе колом в глотке и душе.
Юродивый закашлялся, отпил вина, чтоб подавить кашель и продолжал.
- Вот заразная напасть исповедаться не даст. Ведь исповедался пока я, только в части бытия, а хотел, как на духу вам раскрыть всю жизнь свою, а может, в сказку попаду, и сюжет ей подскажу. Ведь в этой жизнь я мечтал из Ада сделать только Рай. Но лишь решу что-то менять, меня стремятся покарать. Схороните, и не буду никому уже мешать, ведь говорю я, что хочу, спьяну всё на языку. На созданную жизнь твою, по напрасному не ворчу, и по большому счету не ставлю тебе в вину.
Может всех, кто мои предложенья не хочет знать, тебе бы безрассудством наказать, а не меня поучать и пинать. Только думаю, они, похоже, этим уж больны, и наказаны тобой, злобой грешной, круговой, толи против меня, толи сами на себя. Хотя наказание, это епархия не твоя, вот и поклоняюсь, порой, Дьяволу я, от безысходности добра. В нём утешенье ищу для себя.
Он достал стакан и бутылку из своей сумки, похожей на суму. Убедившись в том, что с ним некому выпить, глотнул из горла. Покапав на камень шутя, положил снова бутылку в суму, и продолжил речь свою.
Вот послушай, расскажу, от всёй души, почему у меня шрам вокруг головы. Это дьявольские дела и ты к святым причисляй меня. После этого не всегда, голова в единстве с телом у меня. Телом все же дьявол правит, вот и лик на нем свой славит. Тело ты же создавал, зачем дьяволу отдал? По мне так тело, святая природа, берущая начало от святого духа рода. Я этому святому духу, как языческому чуду, поклоняюсь и считаю, что в борьбе с ним, себя теряю. Ты б отдал на поруганье не страсть телесну, а бездарье. Нет талантов пусть страдают, и в мученьях получают. Нет завеешь ты всех на бой со страстями дорогой, как с природою родной, что создал, как сам с собой. Я тебя не понимаю, вот и от этого страдаю.
Он снова достал бутылку, отхлебнул с неё слегка, будто этим и спасалась его горькая судьба. Остатки вина вылил на камень, как бравый парень, он еще больше зашипел, закряхтел и, уже очень возмутившись, почти взвыл.
- Ну, такого я стерпеть не могу. - Камень засветился, зашевелился. Возле камня появился вновь мужчина, похожий на Бога. Он вырвал у юродивого бутылку.
- Пора и характер знать, зачем же всё пропивать.
Я тебе дал и душу, и талант и ты все пропиваешь с дьяволом пополам. Руки тебе бы оборвать, только не хочу душу марать.
- За честь за счастье, за покой, и за то, что снизошёл до меня, спасибо святой, – ответил с иронией юродивый. Но что-то ты на Бога не очень похож не с небес, а с камня пророс. Вот если скажешь, сколько у меня блох на теле, я их обоих тебе отдам, и в тебя поверю, и даже большой верой к тебе вспотею.
Бог усмехнулся
- Эка бестия ты душа, не было у тебя блох никогда, но поймал ты мертвых двух и держишь в руке, чтоб устроить проверку мне.
Юродивый разжал кулак и рассмеялся. Сдунул блох
- Да совсем я стал уж плох, но в тебя уже поверил. Дьявол от разгадки сдрейфил, мне копыта показал, зря лишь шерсть с висок надрал.
- На твой роток не накинешь платок, ты бы хотя меня постеснялся,
Хоть и с дьяволом повенчался, – возмутился Бог. Где же твоя Сила, где же твоя воля? собери их вместе, знать не будешь горя.
Он засмеялся
- Да я не глупостью страдаю, я от разума рыдаю. Все что-нибудь предлагаю и сам не знаю, толи былую большую страну поминаю, толи глупость земную пропиваю. Но точно знаю, что часто наживы мир проклинаю. Мне бы устроить пир на весь мир, за новый Рай, был бы боже тогда тамадой, а я твоим верным слугой,
Бог покачал головой, перекрестился, как будто извинился.
- Роль тамады, это не для божьей души. Что поделать мне с инициативой твоей. Хоть бесноват ты, но герой с задумкой боли головной, – прошептал он, как будто сам себе, – Ты как рыцарь на осле, хватит мучиться в беде. Второго Рая я не переживу. Вижу, и без тебя, что все мучения мира разврата, более всего от грешного шествия капитала. Ну, для осознанья и нового Рая и нового Ада пока еще время не настало. А если хочешь на земле, то видно это лишь во сне.
- Смотря какое рано, может уже действовать надо, как ни кляни, советы, а капитал тоже не Божья власть. Душа ж моя ещё той порой воспитана была и не равнодушна к советам всегда Вот и соедини план и рынок для успокоенья земли и человеческой души. Я как народная душа, божьей почести верна, хоть и с дьяволом грешна. Советы ты разрушил, а капитал оставил. Сколько время ему жить добавил?
- Бред несешь, так наверно юродивым и помрешь, - возразил ему боже. Хотя всё на истину похоже, и мене тебя ругать негоже.
- Может так, а может не так, но тебе только знать когда другую власть создавать, – возразил он.
- Опять ты про своё, будто тебе, что и как, не всё равно. Крест проклятья при живой власти ставить нельзя. На преждевременное расставание с социализмом божья воля была, не так она себя повела.
- Была да сплыла, инициатива Дьяволу была отдана. Ты видно спал тогда, а у Дьявола не хватило ума все сотворить без вражды и нужды.
Да и мне, когда душу вдыхал, силы характера не дал. Я как, правда жизни тебя звал, а ты в этом камне спал, так юродивым я и стал. В этом, повторю, больше не моя, а твоя беда.
- Ба, ты ж родился от греха, вот в чем твоя беда, – возмутился иронически Бог. - Бес тебя по жизни ведет, он тебе и панихиду споет. Куришь, пьёшь и меня не чтишь.
- В это мы с тобой родня, чужая жена родила и тебя, любовь там тоже не спала, но все же всё тебе дала.
Юродивый призадумался и запел.
Эх, характер, вот беда
Выпьем за него друзья
И наливка как судьба
Для общенья нам нужна.
Нали, нали, наливай тамада
У тебя ж уж набита рука.
По последнему стакану без обману и до дна
Чтоб беседа и веселье не смолкала ни когда
Подыми тост без лишних слов
Но скажи так чтобы до слез
Зацепи, закружи словами.
Пусть живет дружба вечно меж нами.
Обещали друг другу не пить
Чтобы утром от боли не ныть
Горе с больной долюшкой
Не заливать бы водочкой.
Господи ты, боже мой
Где же сила воля
Не кусай ты нас бедой
отставная доля.
Я грешу, я грешу и не знаю
Что с проклятием в прятки играю
И черт идет, идет за мной
С дубиною над головой.
За силу и волю, за волю и силу
Нам бы в упряжку, а не могилу.
Бог дай характеру в путь на заре
Словно в карету с собой в кушаке.
Тихо, тихо потихоньку, и без суеты
Нам бы этим коням не терять узды.
Не гоните в гору желанья лошадей
А тем более под гору, не собрать костей.
Что бы на гулянке, вместе нам сплясать
Не напиться с дурру и не по рыгать.
Бойся, силу с волей в этом потерять.
В рюмке со стаканом воли силы нет.
Вот собрать их вместе взял себе обет
Если с силой волей в ссоре
Если вместе не собрать
Мажет им чечётку с горя все же отстучать
Чтобы ненароком рока избежать.
Я грешу, грешу и знаю,
Что с проклятием играю
И черт идет, идет за мной
С дубиною над головой.
Нали, нали, наливай тамада
Не беснуйте черти, вот воля подошла.
Сила с волей подошла
За это выпьем господа.
Развернись душа, поднимись рука
За их дружбу наливайте, уходи беда.
Нынче я пирую и денежата есть
Значит, волю с силой я смог уберечь.
Пусть обсохнет как пес - нерешительность
Воля с силою всегда убедительность.
Ну, вот их напоили на мою беду
И чего теперь венчаю на свою судьбу?
Жируем, жируем, пируем
И беды новой вроде не чуем
И гуляю и пью до упаду
Вот, похоже, опять их теряю.
И суд, и совесть отошли
И с неба роком мне легли.
Веселье тянет мысль распятья
Греховность в нем урок причастья.
И сгинуло небо, и воля померкла
Как будто взорвалась энергией Тесла.
Свет божьей силы, воли свет
С проклятья требует разбег.
Человек это тот, кто это найдет
И волю, и силу в себе соберет.
Нали, нали, наливай тамада
Сегодня праздник господа
В браке с волей и силой друзья
Мы не в соре мы не в ссоре
Мир и радость на пороге.
Память дружбу, теребит
Волю с силою крестит.
Но в теле нет уж воли звука
Ломаю жизнь и снова мука.
Вот с горя я обнял бокал
И что-то воле простонал.
Где ты характер, тебя я теряю
Волю и силу вином убиваю.
Они бросают вновь меня.
И сила заблудила, и воля, как вдова.
О, друзья вы мои горемычные
Для души мне, совсем и не лишние.
Вы ушли, это мне не нравится
Как же с этим теперь мене справится?
И звон разорванной души
Уносят в небо журавли.
И разлетелась по земле
Боль разлуки на коне.
Уж нету силы, как и воли.
Я вновь без них в тяжёлой доле.
Кто мою судьбу украл
Или сам всё растоптал?
Что-то где-то колется.
Что-то где-то значится.
А понять все не могу.
Не хватает силы, воли не найду
Не уходите, не уходите
Посидите со мной, посидите
И дрожит от волненья рука
Как от ветра сухая листва.
Подымим по - выше и снова нальем
И волю характером вновь позовем.
* * *
Я, как-то со стороны на веру с интересом продолжала слушать их беседу. Бог как будто пересыпал с ладошки на ладошку песок и лишь качал головой.
- Нет у тебя своей половинки, вот и не чищены ботинки и такая же душа, в этом вся твоя беда. Не дорожишь ни чем вот и опустился совсем. Семья тебе бы придала родового ума, и ответственность за неё появилась навсегда
Песок в его руках принял образ какой-то женщины
- О, да запущена судьба, может тебе такая подойдёт жена? – Бог показал ему получившийся из песка образ. Смотри, какая красавица, такая не может не нравиться. Женщина должна на себя обращать внимание. Если даму уже не замечают, то это уже баба только для заботы, и работы.
- Жена, жена, только была бы не змея. Как Мария Магдалина что за тобою вечно шла, даря огонь любви всегда. Точно такая мне приснилась во сне, но женщина всегда к беде. Последнее время, то черная, то снова черная полоса и жаждет мести душа, вот и снится сатана будто, верная жена. – Ответил он Богу и уже, как будто на ухо ему продолжил. - Только я уже давно не живой, я призрак земной. Если ты создашь мне призрак, то это сотворенья признак, но кого же ты убьешь? мир не реальный ты ж не чтешь. Потусторонний мир людей в нем хозяин лишь злодей. Да и второй правды жизни быть не может, раздвоение души миру напророчишь. А вот о призраке коммунизма слышал, ясли не спал, пока его дьявол на власть венчал. Делал он без тебя, неудачная попытка была. Повторная попытка быть должна. Теперь я брожу по земле в его призраке как во сне.
- Ты что считаешь коммунизм правдой жизни?
- Да в коммунизме, правда жизни. Не разгадана она вот и в этом вся беда. Ты ж более реальную жизнь не предлагаешь только концом света пугаешь и только тех, кто поверит в тебя, рай обещаешь. Я же растолковать, что такое Рай хочу и нарываюсь на беду. А ты как его представляешь? от всех скрываешь. Вот и хочется мне в этой жизни, как во сне в сказку автора попасть, вместе с ней покуролесить, перья кой кому порвать, Люблю поиздеваться, над глупостью поржать, истиной заточки в мозгах поковырять.
Жена бы меня только мешала, если таким же, как я призраком не стала.
Я даже уже слепой за издевательство над собой, про эту власть со злобой так сказал:
Жиды, жиды кругом, жиды
И не евреи же они,
А всё без нации братва,
В деньгах и власти их душа.
Торгуют миром за гроши,
Им кроме денег нет страны.
И родина им не нужна
А служба ей для них беда
Слуги антихриста наживы
Без совести, и ею не судимы.
Им чужда гордость наций стран.
Их родина власть и карман.
Вот ради этого они
В безличье топят люд земли.
То, грабя честь, то бытиё,
Семьи и нравственность её.
И бога в сердце не имеют,
Распад с безнравственностью сеют.
А, капитала арсенал
Для них насилье и товар.
И вот жидовская напасть
России поломала стать.
И дым отечества, и её славу
Под демократией сношают, как заразу.
Страна уменьшилась на треть
И экономика срыгнула
И как позор такой стерпеть?
Жизнь враскорячку люд согнула
Мы были сильною страной,
А стали слабой и больной.
Террор по миру всем грозит
И рушится народов монолит.
Растягивается, как резина
Земля меж стран, единства сила.
За деньги, чаще без труда
То тут, то там идет война.
Кому деньги, кому слава
Все на беде, заклятье Ада
Такая власть всем торговать
Не может счастья людям дать.
Хоть сносной кажется вполне
Власть их на крови иль беде.
Систем влияния на власть
Народу не хотят давать,
И обнищание народа
Деленья требует дохода.
С оптимизацией его
Жидам смирится тяжело.
Хоть это жид всё понимает,
Делиться властью не желает.
И тлеет неверие, как сигарета
Что бунт жидам ищет планета.
Бить жидов, спасать планету
К сожаленью прока нету.
Ведь система нам опять
Может нам их нарожать.
И люд вновь будет лютовать
И как же крови избежать?
Ограничения богатства,
Без нищеты и панибратства
Создайте людям ради Бога.
Ни в этом власти ли работа
Чиновникам нужна зарплата
Как социальной доли лапа
От достояния народа
Чтобы о нем была забота.
Тогда пойдут в народ они
Воздав над нищетой кресты.
И взятки будут не нужны
И звать не будут их жиды.
Жиды, жиды вся власть кругом
К людям с презрения венцом.
За деньги счастье раздают
Хоть деньги счастья не несут,
Но к превосходству всех зовут
Власть достижение богатства
Иллюзия решенье счастья.
Зов к свободе потребленья
Не тешит счастьем сотворенья.
Гордыня бесовская власть
Деньги дань её и страсть.
Где свобода потребленья
Без валютного решенья?
Быть такому потребленью,
Но с мерою свобод лишеньем!
Социальная страна
Жить в правах таких должна.
Счастье в правах на свободы
Мера ей доля заботы
Не о себе, а созиданье
Всего людского мирозданья
И поэтому права
Равны не могут быть всегда.
Быть не равными они
По делам всегда должны.
Пусть же праздники творенья
Станут счастьем повеленья.
И диктатура созиданья
Станет основой мирозданья.
А Бог творенья над землёй
Станет властью и душой.
Ведь только значимость труда
Миром счастья стать должна
И право дать, и честь поднять
И гордостью народа стать.
Да и владения землей, народ
Не должен быть лишен.
Как достояние народа
В руках жидов - обман народа.
Образованность ум и талант
Крути им жид, ты ж коммерсант.
Он статус даст тебе и сан
Его не спрячешь уж в карман.
Свободу, власть и честь алкать
За деньги жизнь не будет знать.
Шальные деньги смерть жида
Такой система быть должна.
И нечисть жидов станет карой земной,
А жизнь благославней без них и святой.
* * *
Я этот стих ещё за колючкой читал, а порой и напевал. Кто-то взял и в интернет затолкал. И не как мой, а как свой. В интернете его презреньем забросали, как будто убили и в могилу зарыли. Потом за этот стих поймали и карой угрожать стали. Чтоб меня спасти от беды, он это авторство за стихи взял на себя и понял тогда я, что не все ненавидят меня. Ему рот свинцом весь закатали, и пальцы поотшибали. Он так от свинца и не отплевался, и на лобном месте сам огню отдался, где храм Блаженного Васьки стоит, за муки его красотою звонит. Верен и себе и моей идее остался за это и с жизнью расстался. Может у него и другие грехи были, которых ему не забыли, но он меня от смерти спас. Пока жертва от тебя не нужна, - сказал он мне любя, - очередь не пришла
Теперь я знаю свою смерть, и страха не могу терпеть, и как возмездие конца уж буду мстить за смерть гонца, кто так предупредил меня. Я схоронил его тогда, чтобы душа покой нашла. Теперь она уже в раю, за то, что взяла смерть мою.
- У прошлого прозренья нет, оно не ждет богов совет. Душа твоя обидой ноет, и стих твой псом реальность роет. Власть просто думать не желает, себя евреями считает, а евреи, что, жиды? Это только кличка, кличка невеличка, тех, кто алчностью страдает и других не почитает.
- Да, а я про власть писал стихи, которой боль людской беды совсем не колет и не трет, да и народ свой уж не чтёт, и лишь наживою живет. Ей кличка может быть любой, жид славен скупости душой. А почему евреи, не вразумлю пойми, они всегда таланты и мудрости жрецы. Вот ты святой большой талант один на мир такой гигант. и с евреями в родни, их ума в тебе концы. Говорят что мать Мария, что под сердцем вас носила, всем евреям гордость была. Может и ты боже, в меня свой камень бросишь, или кары не захочешь? Хотя, ради спасения себя не жил ты, знаем, никогда. Тогда прости вольности мои. Но и распяли тебя они, и не видят в этот своей вины. Не покаялись, не раскаялись, но простил их ты и в этом величье твоей души.
Бог, покачав головой.
Ну да ладно бред мелить,
Ты же пьяный, что простить?
Коль истина тебя зовет
Спасенье божье тебя ждет.
И кару грешного суда
Бог не восславит ни когда.
Собаки лают караван пройдет
Уляжется собачий сброд
Кто ничего в мир не везет
Тот только шум в нем создает
Промолвив это, Бог задумался. Молчанье опять нарушил юродивый.
- Так, так молчишь, тогда изволь, продолжу сказ свой, в нем есть соль. Дозволь, дослушай и осуждением не мучай. Дай покаянье досказать, рот не будешь затыкать?
Бог перекрестился.
- Да ладно Емеля мели, твоя неделя. Я же вижу на перед, не подвластен твой мне рот.
Он что-то хотел начать рассказывать, но как будто, как прошлый раз, поперхнулся и замолчал.
- Не стесняйся, рассказывай, рассказывай, - приободрил его Бог.
Юродивый, от этого, как бы осмелел, и, собравшись с духом, стал рассказывать, что после той кары, как только подельника земле придал, на беду опять стих написал, чтоб его больше не карали и в правду жизни не стреляли. Стал читать:
ПАРТИЙНАЯ ДУЭЛЬ
Дуэль, две партии выходят.
Стволы дрожат, но крови просят.
Партия лжи и правды стоят.
Бог их рассудит, в толпе говорят.
Тучи сдвигаются. Ложь давит виски.
Люди стоят, ждут решенья судьбы.
“Что ж вы стоите, не ваша ль судьба,
Здесь разрешиться сегодня должна? “
Партия правды выстрел сделала вверх.
Партия лжи взяла на душу грех.
Презренье сверкает. Очи злостью горят.
“Не надо боятся”. - Уста правды твердят.
Огонь! И падает одна.
Дрожат от стона небеса
Как же случился, сей, дьявольский рок?
С болью на сердце ложится порок.
Убили правду. Убили вновь.
А ложь за охотой на новую кровь.
Ложь туманом ложится и ползет по земле.
Правды чистой напиться невозможно нигде.
С амбразуры стреляет ложь по грешной земле.
И струится в сознанье обреченность судьбе.
Амбразуры из денег. И бессилен АМОН.
Деньги, деньги воздвигли этот дьявольский дом.
И любовь покупают и любовь продают.
Нынче нужен для правды новый Ноев ковчег.
Пусть спасется в нем правда на радость для всех.
Пусть найдет себе сердец упоенья ночлег.
Чистая правда вновь встает на дыбы
И бросается грудью в амбразуру из лжи
Чтоб любовь за успехи в ковчеге мечты
Воздавалась бы всем за богатство души.
Не казните, не стреляйте
В правду жизни ни когда.
Возрождается из пепла
Ее чистая душа.
* * *
Ну, здесь ты просто молодец, ангел даст тебе венец. Стих такой мне по нраву, я почувствовал отраду - молвил в изумленье Бог – ты в нем преследуешь порок. Правда воистину возрождается и мной за всегда почитается.
Одобренный похвалой юродивый начал сказ, но уже другой. Хотя опять о себе и о горькой доли в тюрьме.
Так рассказал он, как там с братвой поспорил, что новый порядок на зоне построит, или хозяин себя штаны снимает и дураком себя признает. Это и сигналом к бунту станет, но почему не построил, и вдруг голову сбросил. Снова поставил, поправил, приладил. Стал продолжать, объясняя не спеша, что отделением тела от головы закончилась история та. Я его суть повествования донесу, но своими словами, как смогу.
Эта история сложилась в не далекие времена, тогда Перестройка дурная по стране шла и демократия, как помело мела. Так безумной хозяйкой и в зоны к зыкам зашла. Тогда пытались выбирать царей, директоров, хозяев и учителей. Выбирали все, даже те, кто не имел право диктовать свою волю даже во сне. Ученики ставили оценки учителям, рабочие мастерам и директорам. Высказывали своё недоверие, как в семнадцатом солдаты командирам с ненавистью порывом. Так анархия правила страной кругом, разваливая её, как карточный дом.
Он зашел к хозяину рабочей зоны, которую от бунта сдерживали только пулемёты.
- Зачем пришел ты ко мне слепой, угрюмо сказал хозяин седой.
- Я предлагаю навести порядок в зоне твоей. Чтоб не грызли пятки собаки, надоело жить всем в твоей мрачной клоаке. Перестройка стучится в дверь, в ногу шагай теперь.
- Ну, предлагай, но по короче и не чихай.
- Многие регионы хотят свою свободу показать и деньги стали свои выпускать. По их примеру закрутим и мы не хилую химеру.
Кругом товарно-денежные отношения развиваются, на самоокупаемость набиваются, содержать нас не будет никто, вот на этой бодяге, и закрутим обеспечение своё. Завод то, на котором доход крутился, уже грешным словом накрылся. Денежки электронные в зоне на услуги запустим, и порядок наведем и выгоду свою не упустим. Деньги, которые ныне по воле ходят, уже ничего не стоят.
- Электронные деньги, это круто, но на какие услуги всё будет намыто? Производство стоит и в двери за продукцией ни кто не стучит. А если услуги то, какие? пол зоны в дам превратить и бордель устроить, мне это совесть не позволит.
- У тебя ж пол зоны одни воры, вот и начнем выпускать нанозамки. Для сейфов, квартир и машин, чтоб кодировались они отпечатком пальца одним. Потом это перенесём на свою воровскую валюту и пустим в обиход зоны по кругу, создав новую кодированную валюту. Чтоб её никто не воровал и только официальный оборот наш грош знал.
Полезный продукт, как и услуга это товар, вот на него и создадим свой капитал. Право сделаем услугой, для порядка и с подпругой, от полезного деянья и здорового сознанья. Стоимость времени труда всегда энергией жизни была. И в потреблении она, всегда продолжительности жизни цена. Час жизни за всегда грошу только и ровня, сколько грош на жизнь положим? Нынче все под богом ходим.
. Вот ею все мы и оценим, на жизнь эмиссию и слепим. Как ни как продукт конечный, только так жизнь станет вечной. Сколько в зоне есть годков отворот и до звонков. Если час здесь жизни грош, то капитал намыт хорош. Жизнь всегда товар большой, для люби и для крови, ну и прочей суеты.
Но живой капитал, это только полувал, для эмиссии его от богатства своего. То, что создано годами, непосильными трудами и народным достояньем называется сознаньем, тоже требует учета и к эмиссии готово. Соотношение живого не может стать ниже его, не живого своего.
Вот теперь мы это всё акционируем легко. Поименно закрепим, на их деньги сотворим. Деньги кинем по счетам, уравняем всех к чертям. Так создадим свой оборот, статус каждый обретет. Он в цену продукта ляжет, социальный счет покажет. Кто его поднять не сможет, ниже плинтуса положим, и таких свобод права будет здесь иметь тогда.
Банк построим золотой, станешь ты король блатной. Но, чтоб капитал намыть, надо дело сотворить, чтобы всех нам прокормить, обогреть и напоить.
Введем курс конвертации к рублю и создадим империю свою. Империю зыка, ведь зона как отдельная страна. Изберем мы в ней тебя императором тогда.
- Интересно, интересно за колючкой все оправдано и уместно, лишь бы сохранялись условия воспитания, исправления и наказания. Только вердикт новой валюты ада, обосновать детально надо, и какая стоимость будет продукта труда, чтоб эмиссия не липовой была.
- Оценим час простого труда, - сказал слепой ему, шутя, - а механика здесь проста, даже Маркс позавидует нам тогда. Мы его прибавочную стоимость уничтожим и в энергетической стоимости этот прирост заложим. Тут даже к бабке не ходи, лепи родные пироги. Труд же дает энергию жизни, обеспечивая жизнь до тризны. Есть простое воспроизводство, содержанием жизни одного, есть расширенное, с сохранением энергетической потребности жизни всего окружения твоего. Один час труда, должен прокормить нормированное количество иждивенцев, всегда. Чем производительней будет труд, тем больше иждивенцев может быть вокруг. Для ценообразования всегда нужна нормативная производительность труда - количество продукта в единицу труда. Жизнь всегда была конечным продуктом труда. В царское время один мужик семерых кормил, это еще Ленин говорил: «Один с сошкой, а семеро с ложкой». В мире картина совсем не та, но для зоны подойдет и такой норматив производительности труда. Эта коллективная энергетическая стоимость живого труда, положенная по норме и плану, заменит прибавочный продукт без обману. Производство организуем по законам плана, а что-то сверх его можно оставить для наживы кармана, но нам здесь внутри рынок пока разводить не надо, чтоб не соблазнять наживой уголовное стадо. Что будет производиться по плану, оценим стоимостью единицы труда, где будет вся социальная составляющая учтена, и прибыль нам здесь пока не нужна. Будем продавать товар по себестоимости, и экономику наживы уничтожим по совести.
- А по конкретней нельзя, а то мене не понятно, так чтоб всё было открыто и ясно. На революцию мировую похоже вполне на отдельном земли куске. А не предлагаешь ли ты мне жить с вами на луне. Это вы за колючкой здесь сидите, а я живу в реальном прокаженном мере, где деньги рынок и страсть диктуют свою власть.
- Погоди, не гони лошадей, разъясню всё доходчевей и умней. Не лезь поперед батьки в пекло, разведу тебе сейчас ценовое тесто.
Работать человек должен по норме, только четвертую часть полного дня, здесь бухгалтерия важна. С учётом выходных, праздничных и не рабочих дней на года, только пятую часть, и в это соль труда. 24ч: 5 округленно скажем = 5ч. За это время он, шутя, обязан обеспечить простое воспроизводство существования себя на 24часа, но это не решение счастья, а беда нужно расширенное воспроизводство всегда. Значит, стоимость часа труда равно 5 грошам жизни каждого дня, если конечно принять что за жизни час человеку нужно на грош энергии потреблять, чтоб жизнь свою сохранять. Однако все это надо еще увеличить на три, для содержания предполагаемых детей и жены, если только жена заботой о семье будет занята. Таким образом, стоимость дневного труда равна,- пять на три, а правильней на четыре. Вот так как будто бы расширенное производство в задачу вместили. Если ребенка должно быть не два, а три, по нормативу семьи, то и считай тогда, что один час труда, должен всегда обеспечивать жизненную стоимость пяти иждивенцев труда. (5грош на 5чел да еще помножить на шесть часов труда). Вот и получается, что тарифная дневная норма оплаты труда должна быть всегда ровна. (5 х на 5 и на 6час) = 150 грошам, а точнее 120- ти (24часа х 5чел = 120час – грош день). Округлим для спокойствия души и, часовой тариф, как не крути, пусть он вырастит до 25-и грош и, не скрипи. (150грош : 6час труда=25грощ). Производительность труда в расчете на одного едока равна коэффициенту пять(5) если за 30грош потребность одного принять. Современная наука определяет нормативный тариф с потолка, путем сравнительной покупной способности гроша.
Если, тариф часа простого труда, будет равняться 25 грошам, при обеспечении средней энергии потребления человека - дня, и это уже не с потолка. Вот вам и стоимость, как эталон труда на все времена, и даже стопка вина может быть этим оценена.
Однако, если еще в мозгах потереть, то и охране и начальству надо песню спеть. Вот так и получается, один с сошкой, а семеро с ложкой. Точно как Ульянов считал, но из затрат не убирал. Однако это уже коллективная или социально-общественная доля труда, и то даже не вся, и из прибыли она, не всегда, восполняется сполна.
Сюда должна быть всегда, рассчитана нормативная социальная база труда, определяющая в аккурат необходимость социальных общественных затрат. Она может зависеть от стоимости прошлого труда, с учетом расчетной производительности труда.
Однако в этом-то экономики и беда. Нормативов нет, а конкуренция всегда старается цены снижать, рабочих ущемлять и налоги не отдавать. Государство оптимизировать рынок не хочет, стараясь содержать себя на налогах и оброках. Коммерция на самотёк брошена и мздою вся обложена. Нет бы, загнать её в нормативную тарификацию труда, и проблема решена. Оценила бы труд по полной социальной стоимости и продавала бы по нормативному заказу, как плану по социальной себестоимости, с учетом коллективных социальных затрат нет спустила все под рыночный разврат. Только при замесе цены таком, плановые нормативы оптимизации должны быть кругом, и на часть планового производства и труда, должна быть и валюта своя.
Так мы создадим только плановый оборот и пойдем в расчетах вперед. Продажа выше этой себестоимости, это уже коммерческие почести. Прибыль в них всегда начисляться должна на оценку прошлого труда. Тут валюта будет другая из наживы, только ею привозная. Это епархия уже хозяина, царя и дельца Мы возможно до неё не дойдем, обойдемся плановым нормативным числом. Вот на таком плановом обороте, с правовым зачетом, всё воспитание и делопроизводство заточим. Коммерцию пока разводить не будем, скромности всех научим.
Если считать, что тарификационная стоимость дневного труда будет 150 грошам равна, где грош часовая цена труда среднего гражданина всегда. Назовем так электронную денежную единицу и вставим её в колеса производства, как спицу. Если рабочий работает шесть часов, то его индивидуальный тариф дня округленно, должен равняться 150 грошам условно пока. Далее учтём норматив социальной общественной доли труда, и его учтем сполна нормативным статусом, на расчетной производительности труда.
В наших условиях, на тюремных харчах, коллективная доля социально-общественного труда это по норме где-то еще два едока. Этим и обоснуем начальный статус каждого мужика. Упустим здесь пока механику учета социального мат. добра, эта беда довольно сложна.
Остановимся на том, что пока у нас один с сошкой, а семеро с ложкой. Но я верю в те времена, когда все будут только с ложкой, а автоматы как рабы править в основном сошкой.
Исходя из этого, определим норматив общественного статуса каждого мужика и включим все в себестоимость производства и труда.
150грош + еще 30грош и ещё +30грош = 210 грош – это полный социальный тариф живого труда в себестоимости производства на каждого рабочего мужика, и в этом суть социального производства для расширенного воспроизводства. Тарификация часа естественно будет теперь равна почти сорока, (35)грош, если 210 грош поделим на шест (6) рабочих часов. Коэффициент нормативной производительности возрастет с пяти до семи и это как святость надо соблюсти.
Округляем, не округляем, но вот на этом принципе составляем ценовую энергетическую арифметику социальному веку.
Если человеку нужно де тысячи (2000) калорий в день, то умножаем на едоков (7)семь. С учетом не предвиденных потерь и трат увеличиваем до двадцати (20000) тысяч энергетических «карат». Если энергетический калорий на упрощенный взгляд, условно примем, как эталонный ценовой карат. Таким образом, один электронный грош – равен около ста (100) энергетических карат.(20000 : 210 = примерно 96) Это как раз в аккурат. Более, трех литров пива, грешный брат за час работы зарабатывает без особой заботы. (35 х 100 = 3500 карат). Если, конечно считать, что в полулитре пива от пятисот(500), до семисот энергетических карат. Ну, а за день труда, если живой труд, как Гаврош приносит 210грош, то умножив их на 100 карат, а потом, разделив на 1000калорий = 21литр, как ни как, считай бочонок пива господа. Вот вам цена рабочего дня. По три литра на брата вот и вся с социальным обеспечением зарплата. Социальный статус здесь, по необходимому минимуму в честь, составит 60грош и это определит общественный статусный оборот.
У нас же, на воле, десять литров пива, красная цена рабочего дня. Вот почему хозяин революция дня, давно стучится в ворота. Даже если треть этой бочки, от нормируем, без зла в социальную необходимость, как долю общественного труда. Если человек повышает свой социальный статус, а личное потребленье снижает, то естественно получает дополнительные права и кому-то по ним может разрешаться деликатес и колбаса, и это честь велика, пока мы здесь все зыка. Такие права большой стимул для труда. В этом палитра правовых возможностей должна быть достаточно велика. Для этого и условия в зоне должны быть в правовом отстрое.
- Ну и как мы свои нанозамки, и другую хрень, при таком определении цены, будем менять на пиво каждый день? Для меня все это диво, – возмутился хозяин учтиво. - Ты помилуй мою голову и объясни, у меня ведь только одна извилина, извини, и та вдоль спины. Кроме всего, где же цена труда? в калориях пива его энергия не учтена. Если затраты энергии труда больше чем энергии в литре этого питья, что тогда?
- Энергия затраченного труда не должна быть выше энергии производимого продукта, вот такая ерунда. Если её сюда добавить, то всю экономику надо на помойку сплавить. Мир не может тратить больше, чем может получать, это надо осознавать. Я и так, как хреновый коммерсант, взял почти утопический вариант, где соотношенье трудовых затрат не больше полученных энергетических карат.
- Если же воду разливать, изволь, в ней же калорий ноль?
- Необходимо оценить тогда по стоимости затрат труда, плюс стоимость недров земли, как энергии воды а лучше равной затратам на потребление, таково моё мнение. По другому, здесь не пройти. Запасы же земли, это народное достояние и, к статусу каждого работяги, должны иметь ценовые тяги. Что касается соотношения живой и полученной энергии от земли, тут и к бабкам не ходи, необходимо все же общий нормативный баланс соблюсти. Ценовая политика нужна, и без государственной оптимизации никуда, да и форма перераспределительной стоимости видно будет нужна, как живого, так и прошлого труда, для сохранения этого нормативного баланса труда. Однако нам в зоне здесь, такая сложность не понадобится весть.
- Тогда вещай дальше и, попроще, иначе я с тоски решу поиграть в твои кости.
- Не пугай меня мой милый, дай ты мне собраться с силой. Дальше оценим нанозамки, без усмешки и тоски. Пусть на их уходит десять часов живого труда, хотя это и, дорогая цена. При равном соотношении энергии прошлого и живого труда, эта нормативная величина соблюдаться все-таки должна. Пусть амортизация будет равна стоимости живого труда, так для порядка, чтоб не задиралась всегда от фонаря. Получаем совместную величину 20 часов, умножаем на тариф часа в 35 грош и вот и общий расчет уже 700 грош. Прошлый труд включаем в расчет как живой, это уместней порой, но может быть и подход традиционно простой с подгонкой лет, не нарушающий соотношения запрет.
Учитываем том, что при всем каждый грош, как бы ни был хорош, но его энергетический накат, всего лишь 100 карат. Получаем энергетическую денежную величину себестоимости в ценовом кону. Накидываем на неё оборотной стоимости 1000-у и всё, получаем полной основной себестоимости накат, вот и весь плановый ценовой обряд. Таким образом, замок будет стоить 80000 карат. Если в литре пива 1000 калорий – карат, то замок, по энергетической цене, как ценовой истины солдат, станет равен 80-ти литрам пива, вот такая энергетическая ценовая картина в рамках планового норматива. Тоже бочка для наливу, больше пивной наполовину.
После этого нашу электронно-энергетическую валюту можно конвертировать в любую другую. Товары же, которые придут на зону без учета социальной дельты расчета, обложим в крутую, во спасение налогом, как язву пропадную, чтоб они конкуренцию угнетения не прославляли и свое место знали. Хотя они своей дельтой наживы могут сами перетянуть свои жилы. Рыночная цена и её коммерческий оборот будет разниться на прибыль, которую она принесет. Однако может быть и на неё нормативный расчет, за нарушение которого повышенный налог, как топор подождет. Оптимизация, равно или поздно и до наживы дойдет и никуда, мир от неё не уйдет.
Если бы я делал мировой расчет, то я бы взял и национальное достояние в оборот и также оценил, чтоб его никто не пропил и не скупил, а то в музеях пропадает и по частным рукам тает. Выпущенная на него валюта, денежку бы каждому приносила, если конечно национальное достояние было доведено не перекупаемым владения каждого, в виде статуса гражданина, но у нас другая картина. Нам этой заботы не надо, была бы наша шпана и этому рада. Ну что, понял правящее всё, что свою валюту создать, не так уж мудрено, даже в отдельно взятом хозяйстве. Я позабочусь обо всем твоем начальстве. И сотворим мы валюту, еще какую, не товарную, а людскую, обеспеченную энергией жизни, а не стихийной стоимостью живого труда, где угнетенье как шпана. Человека из трудового процесса все равно исключат машины, когда-нибудь навсегда, и каждому тогда будет пенсия нужна. Нашей же валюте не исчезнуть ни когда и инфляция нашей валюте будет не страшна, потому что доля фактического человеческого труда, в ней будет ничтожно мала, а социальная составляющая с прошлым трудом будет расти всегда. Жизнь идет к тому, чтоб меньше было с сошкой, а больше было с ложкой, но это соотношенье всегда не может развиваться без плана и ума, с равенством живого и прошлого труда.
- Лихо, лихо вроде сшито, - воскликнул хозяин и тут же спросил. – А если продукции не будет хватать?
- Будем в себестоимости социальный норматив повышать и выпуск расширять. Можем и коммерческий вариант разыграть, прибыль всегда можно нарисовать для рыночной стоимости, и успокоения капиталистической совести, но её поставим в зависимость от роста социальных затрат труда. Чтоб она, как телега, от кобылы социального роста, зависима была.
- А если спрос упадет?
- Будем рабочий день сокращать и нормативную производительность менять. Однако этот кризис нам грозить не станет, он лишь рынок в омут потянет. Спасет плановый оборот. Основное производство будет работать по плану, а это все по спланированному заказу, и если не будут брать, в договорах пропишем правовой накат, а это уже не шутка, полный раскат.
Главное то, то, что социальная сфера станет платежеспособной, а не дотационной и для расширения производства очень удобной.
Тут хозяин, будто с лица слетел, усами зашевелил и закряхтел? Словно банку соли съел.
Понял, наконец, что, этот делец, его интересам в свободной наживе готовит конец.
- А зачем мне в зоне своя валюта, здесь,- говорит, - на рублях работает вся моя агентура. Глаза и уши мои обеспечивают продажные рубли, и они равны каждой продажной души. Это только ты не продаешься потому и правдой жизни зовешься. Хотя глаза твои уже заказали, чтоб не всё они видали. Если с налета по первой не получилось, тебе видно тогда счастье обломилось. У нас могут и голову продать, было бы кому цену назвать. Не надо ходячие деньги пугать.
- Ну, боятся, то не жить, на кресте буду служить.
- Вознесения не допустим и скорей в дерьмо опустим. Будешь плакать и смеяться, с дураками развлекаться. Мучеников нам не надо, власть поклоненью себе рада.
- Сем бед один ответ, но дослушай мой совет. Деньги это лишь начало, чтоб бычаро не рычало. Не легальные, что ходят, только смуту здесь наводят. Рафинируй оборот и не легальный весь уйдет. Легализуй наличность всю в электронную деньгу. И порядок наведётся, всё тебе в зачет возьмется. Электронные рубли обменять лишь сможешь ты, на любую из валют, если банк построишь тут
Если Банк будет на зоне, деньги все будут в дозоре. Перегон и перекачка, как и скачка и откачка будут ясны, будто день блокировка, как плетень, и взятку с ней уже не дать и чужой рубль в оплату не дать. Воровству поставим точку, бандитизм уйдет в рассрочку. Всю наличность изничтожим и на карточки положим. Закодируем и их отпечатком пальца, нал растянем, как на пальцах. Штык святости вражде под бок, чтоб грех здесь праздновать не мог. И это всё чрез официальное обращение, убив теневое хождение
Лишь на курсе обмена, кое - что нагребешь, и мало не покажется, авось ещё прославишься. Не держись за черный нал в нем проклятья перегар, бесконтрольный рубль дыра, будто чертова труба.
- Мне пока не всё понятно хоть и лепишь очень славно. Как твоей валютой с дуру я порядок здесь надую. Власть смотрящих в наших зонах выше власти нас в погонах.
- Деньги делают всё это, вот и сменим это кредо. Темный нал и оборот и подкупным стал народ. Муравейник мы взъерошим и продажный рубель сбросим. Электронные рубли будут кодом заперты. Пальцы всех в счетах отметим и на карточки налепим на экраны касс и дверей, дорогой будет затеей, но не кашляй, будь здоров все, окупит сам народ.
Отпечаток пальца, код, в дело каждый здесь сдает, все зыка, как на ладони и браслеты всем готовы электронного слеженья в них удавки подчиненья. Видеть каждого и всех будешь, не вставая с мест. С места дашь и указанья, с приглашеньем для свиданья.
Лишь за пультОм нужен дозор, надзиратель лишний вздор. Сечь кулака и сапога удавке будет отдана. Стрелки на вышках тоже бред границей будет луча след. Кто его пересечет, шок получит, иль умрет.
. Мы же здесь хотя и тайно компьютеры лепили славно. Запустим всё официально. Что нам стоит перестроить, Люд голодный скукой стонет.
- Ну а дальше делать что? Это здесь не даст ни чего. Деньги с воли будут падать, и система будет плакать. Контрабандой доставляться будет всё и то и это и продукты и натура, для развлеченья, как культура, на ней всё и разовьется и идея разобьется.
- Да ты ж крест на службе ставишь, что всех щук в уху отправишь? Для чего они здесь ходят, или только бабки ловят.
- Сделай так, чтоб здесь всё было, а не с воли заходило.
- Тогда это будет не наказание, а курортное почивание.
- Если оставишь карцер и шизо, на выбор с кнутотерапией то, курортом не назовет ни кто. Хотя это всё может и не пригодится ели наказания за межличностные безобразия ими же самими и утвердится, кодексами и контрактами чести с элементами коллективной мести. Естественно, через товарищеские - моральные суды, чтоб перст власти снимал с них штаны, для наказания без оправдания.
Так мы введем порядок но, нужно коллективное зло, как и коллективное добро, через их кентовское родовое повиновение и моральное осуждение. Здесь возможно всё и браслетное наказание с подчинением воли осужденного, воле потерпевшего, по программе исполнения наказания. Изберём смотрящих за исполнением делами, и самими моральными судами. Из церкви батюшку призовем и во главу присяжных введем. Ведь мораль это основа права и коллективное бытиё его награда. Всех будем судить не только по сердцу и уму, но и по их кодексу, принятому как на духу, а не по понятиям и в досудебном кругу. Создадим мораль с религией кентовской семьи и поделим всех в бараках на семейные очаги. Они и так там на них поделены. Рафинируем их права согласно морального контракта за те и другие дела. Мы только подведем под это моральный закон, и жизнь по понятьям придет на поклон. Повяжем их круговой порукой, где коллективная ответственность будет подпругой. Дифференцируем право свободы в зоне, определив статусу каждого осужденного по их вине и каре на воле. Чем выше статус, тем больше прав. Всё в наколки на руках зафиксируем, пометим, всё работа будет детям. Введем поклонение духу закона, что примут согласно коллективного контракта и договора.
Дифференцируем систему питания и проживания, меру свобод с порядком общения и поведения. Кто будет жить в отдельном купе, кто в общем бараке, кто в полосатой робе, кто в гражданском наряде. Кому же галстук повяжем, ему приклоняться заставим. Потому что, кто его будет носить, наказанье и прошенье другим сможет выносить.
Другим петлю и срока будем сокращать по представлению морального суда. Если заслуга перед всеми будет очень велика. Ну, естественно будем назначать и терапию приват. Терапию назначать из тех кто донором по суду стал и к этой жертвенности себя нарушеньем приковал. Иначе народ порядка не будет знать, или так и будут всухую шерсть с ладошек сгонять, безвинных совращать, чтобы не было застоев в тазу и не пухли яйца поутру. И дам, которые будут наказаны по суду, на приватную жертвенность по греху, спасёт только тот, кто сменит их статус на почет.
Оживим общественную жизнь в зоне, привыкнут к порядку в законе. Его будут поддерживать все, а не только требовать мундиры при ремне. Всё будет только потому, что круговой порукой закона, морального кодекса и договора будут повязаны все, как черти смолой в котле. Если конечно по статусу семьи, за поступки каждого ответственность не внести, то порядок будет наверно трудно соблюсти. При введении статусного дисконта на питание и проживание, то гарантировано будет и мера воспитания, и мера наказания. В общем поставим культуру права, по перед наживы, чтоб не натягивали право, таща деньги из перины. Сделаем все наоборот. Пусть право определяет доход. Поклонение праву наконец создадим, и через моральный контракт сделаем его святым.
- Я от твоих речей сейчас вспрею, если не озверею. Тебя тюрьма давно ждала, если могила не рыдала еще, когда мать рожала. Тут и место твоё, его подготовили давно, декабристы ещё.
Я так промзону закрываю, а завод банкрочу, может себе и напророчу. И твои предложенья мне совсем чужды, ты святая правда жизни, но прости. Ты опять попал не ВТО место и не ВТО время, тяжкое достанется бремя. Зона станет игровой, потекут в ней деньги рекой. Косяками будут ходить, только успевай ловить.
- Может тогда тебе, игровая идея нужна, есть и такая у меня. Не успокаивался юродивый шутя. - Народ будет сидеть без дела, если промзона на металлолом будет раздета. И тогда, как утильсырьё, станет вотчиной директора твоего. Но в любом раскладе возможен период игрового развала. Пока хозяева не поменяются, и с новым статусом не повенчаются. Шальные деньги могут ходить и демократией их не приструнить. Скоро вся страна будет только играть, а заводы на свалках утильсырья лежать. Это выгодно иностранному капиталу и вы разыгрываете эту карту. После этого паденья стране рынок уже подняться не даст, бесполезно завод под себя подминать, так что можем, поучится и играть. Иначе безработица начнет воевать. Скоро она по всему миру пойдет, так что игровая идея место найдет. Ну а деньги шальные скоро уйдут и голод с нищетой по селеньям пойдут. Играть учиться чем-то другим надо, может творчеством занять люд, оно от скуки отрада. Наладить нужно только спрос через игру? «как?» вопрос.
На рулетку талант поставим и плясать и стихи писать заставим, пусть поделки любого качества на кону ценой обозначатся. Творческая рулетка, это не однорукий бандит, а интеллектуальный динамит. Главное не творенье, а игра и в этом суть вся. Нам бы начальную цену творчеству установить и пену игры пустить. Чтоб ей радовались все, в этом, в конце концов, жизнь на земле. Да и спорт еще не забудем, все при деде будем.
- Деньги Зин, откуда брать?
- Через интернет будем играть. Деньги как грибы собирать. На свободе деньги найдутся, а в зоне и сигарета на кону жарптца, а пачка чая, или травка это уже королевская ставка. Проиграл, песни пой, или кукарекай отбой. Главное обязать поделками торговать, на кон ставить, играть и стихи на откуп читать, а лучше свои, а нет таланта, заказ поэту пиши. Все будут в творческом и спортивном заделе и главное при деле. Кроме всего, игровой банк все это простимулирует, направление подскажет и, в творческую индустрию всех затянет. Контролировать будем спортивный и игровой досуг и игровым азартом сформируем творческий пульс на монетный звук. Самое главное отнормировать долю играющих и продукцию собирающих. Всё это в цене труда учтем и социальной нормой в себестоимость введем. Превышение, как и снижение её налогом на долю прибыли регулировать будем, вот так из себестоимости и прибыли деньги на социально-игровое развитие и получим. Валюту, предложенную мной, развиваем и порядки жилые, оговоренные мной, внедряем.
- Мне твою идею с ворами в законе надо перетереть, ты же все -таки прибыль допускаешь, но черный нал хочешь запереть. Они такие шутки не прощают и даже мои пулеметы не пугают. Под их мафией все мои работники шагают. Эти воры и в город выходят, от туда девок в промзону приводят, и там рулеткой хороводят.
- Ах, ты боишься, вон в чем дело, потому и действуешь не смело. Так мы работяг поднимем, кой какие порядки скинем. Проведем рафинацию зоны, воров отделим в воровские затоны, и свободу их притопим. Тебя и твоих работников в заложники возьмем, и эти порядки всё равно введем. Для гарантий от нужды и стрельбы. Будете у нас жить как в раю до поры. Пока с нашими условиями не согласятся, и с прежними порядками через СМИ не простятся, то пред богом и в храме не открестятся.
Вижу тут, он побледнел и цинично прошипел:
- Не мели пургу свою. Я наверно твоё предложенье приму, и воли мудрости твою, верь, исполню как свою.
А сам меня заковать захотел.
Вызвал охрану и говорит, что ему спокойней мои советы из подвала слушать и в совете с совестью думать, что внедрять. Может, шепчет, - на всё наложу, а проблему заморожу и понюхать не решу, умных очень не люблю. Есть в делах такая власти страсть, с высоты на всех плевать. Может быть побег предложить, и в побеге успокоить?
Я охрану обезоружил, их было двое, но я сдюжил. У него стекло на столе лежало, вот я им всех и отутюжил. Завладев оружием, заставил его штаны снять и написать на ней, что он дурак, и всем своим работникам оголенное в окно показать. Мой кураж над властью святость, отыгрался я на радость, как они над мной когда-то, жаль, силенок было мало. Но хозяина на кол посадил народ блатной. Разутюжили смертью зону, море было крови стону. Ещё долго, долго, долго воронье всё там летало, и мертвечину собирало.
Меня же за все, глумясь, карали. Когда живым еще поймали, то собаками порвали, а голову когда сорвали, меж ног ремнями завязали. Даже мой труп не закопали. Я призраком с тех пор брожу и голову свою подмышкой ношу. Душа меня теперь без меня гуляет, и всё кого-то где карает.
Вот хожу я теперь как известный всем призрак, не то шут поневоле, не то сказочный Бисмарк, по Европе и миру, земле и по небу, нет покоя душе, ищу место себе. Будто сказки душа, рукавичка моя, как с похмелья опять воплотилась в меня, и беда как всегда по пятам то тут, то там. Схоронить не возможно, да и сжечь очень сложно. И что делать не знаю и за кару к себе всех я тоже караю. Гробовую плиту сам себе изваял, что бы только под нею меня кто закопал.
И по-прежнему музой я, по свету гоним, вот и пью и страдаю, я с народом своим. Словно принц из пророчества, месть кую одиночества. И готовлю проказы, то желаю заразы. Тех, кого проклинаю, я пощады не знаю. Вот подсел на винцо, как будто призрак народа, что глотает его, от того что прозренье, ты не даришь своё.
Трудно стало жить на свете
Где желанный твой уют
У кого закон в корсете
На прядок твой, плюют.
Бог вновь закачал головой, не зная, что ему сказать. А он продолжал причитать.
- Разве не видишь ты Боже, как правители земные, рвутся к твоему помазанью на власть над миром, чтобы быть для всех кумиром. Все норовят силушкой ее взять, и по наследству передать. При всем этом твоей волей заручаются и в обманах не каются. Разве это порядок в твоей вотчине, если ты не заодно с ними? Я бы на твоем месте тоже с горя запил, а не о своем втором пришествие твердил.
- Бог с лица потемнел, видно возмутился на речь, и как будто мираточа запеклась на его щеке течь.
- Я хоть с властителями мира, но с ними не за одно, но по понятиям, причастен к власти все равно, только по наследству власть такую над миром передавать не хочу, и допустить её не могу.
- Правильно Боже, не готовы наши правители к такой миссии.
Разве можно власть над миром силой брать и прикарманив больше никого к ней не допускать? Я так считаю, что святые должны править миром, а не деньги с дыбом. Чтоб и наследников у них от плотской любви не знали, и власть по наследству не завещали. Плотская любовь им будет мешать, забудут своей властью любовь людям передавать.
- Тебе ли об этом рассуждать – возмутился Бог. Тебя давно ангелом трудно назвать, а на делах даже Дьявольская печать.
- Ну не говори, не говори. Вот и крест на груди.
- А дьявол на перстне, возмутился бог - это разве не к беде?
- Ну, я ж об том уже говорил тебе, не всё решает божья воля мене. Хоть мне боже трудно тебе возражать, но попытаюсь тебе растолковать. Почему я так стал рассуждать?
Снился, мне Боже, намедни странный сон. В нем вроде как душа моя поднебесная и как будто не моя, летает надомной и поет мне, что она душа не моя, а разбитого Союза Советов. Точь-в-точь такая, какая тобой из песка сложена, когда ты снизошел до меня. Говорит, что бродит по белу свету и ни как не найдет себе успокоение. Убить, то Союз убили, а душу не отпели, и к тебе она не попала, хоть и тело своё потеряла. Бедой страдала, тебя и не признавала. Вижу, как этот грешный дух в потной агонии в громах и молнии, мечется в поисках своего былого влияния, как и душа моя, между землей и небом не находя себе успокоения. Моя душа с ней, как родя, и беда одна. Мою ж душу тоже поругали и святые не признали и грешные гонять стали.
Порой, как сказочная голубая птица, во снах над сознаньем моем начинает виться. И видится всегда, будто в разных частях мира появляется она неопознанным призраком, как остаток угнетенного дива. Видение её, как из чрева ада вырывается и наводит чудеса срама.
Прости Боже ей и мне всё и проклятье свое, не смотря ни на что. Вот такая оказия, странная до безобразия. Представляешь в прошлом сне, я как будто брат беде. Душа вроде, как моя и не моя, но летала, и летала, будто поиском страдала. Между небом и землей стон стоял, как над войной. Будто на войну попала, кровь меж гор змеёй стекала. Далее смотрю, летит, Пентагон под ней лежит. А она над ним хохочет и, за что-то кары просит. Все глядят, её не видят, только голос её слышат. Бойцы бегут, радары стонут, русский дух, кричат, их мочит. Как засечь, себя сберечь, не придумали картечь.
Вот такие вот дела, страх в висках и без ствола. Буд-то русские оружие своё показали и для страха его испытали, чтоб войны в мире не начали.
Потом далее смотрю, душа без страха, как летающая чаша, леди птицей в небеса, вся в нирване, чудеса, страсть испила и вспарила, крылья к солнцу навострила. В этом виде, в гордом стиле крылатой леди над небесами летала, как будто солнце соблазняла. Залетела к Богу в Рай, грустным показался край. Вот спустилась уже ниже, где власть к разврату была ближе. Залетела в Ад земной, там, где Содома и Гоморра развлекались, танцевали, пили, ели, наслаждались. Лишь закончилась отдышка, всех смолой залил чертишка. Не по нраву стало ей, полетела меж людей. Властью страстно увлеклась, красоту казала в сдасть, телом неги соблазняла. Власть такого не видала. Все пред нею на колени, и за нею словно тени. Согласья ждали в долгих муках, ломая руки с горя в скуках.
Так видом дев нагих глумилась, и будто в рай не торопилась. Всё стремилась так и эдак, как на власть карой наехать. Чтоб порок их извести и под святость подвести. Всё наготою власть дразнила, где-то бритву раздобыла
Словно мухи на дерьмо, липли с маху к ней и всё, и беды своей не знали и без согласья юбку мяли. Ведь чем больше дев кругами с оголенными телами, вокруг власти, то от части думает она тогда что этим всем людям мила. А под юбкою у неё, не было совсем того, что искали мужики, для спокойствия души. Чешуя как у русалки не попразднуешь нахалки, но к экстазу приводила. И дразнила, и дразнила. Уже в экстазе зевом ног, когда мужик терпеть не мог, как гильотиной во греху, рубила, словно на плаху, великой тайной женской страсти, гордость их трусов не части. Как ножом, греху для дани, чтобы похоти не знали. После муки наступали. Карала этим всех подряд, линчуя алчность, власть и страсть и когда кару совершала, обличье в ангела меняла. Потом разделка на плаху, как на кухонном столу, для назиданья всем в миру, на шашлыки и грызть велела тех, кто насильем власть имела. Вот тогда от этой кары думать власти начинали. Она ж хотела, как пойму, святую сделать власть в миру. Тех, кто думать не желал, и протезы подбирал, кому любовь по барабану и красота вся по карману, собрала всех, как в Раю на каком-то кораблю. В этом самом корабле, будто в денежном мешку, поклонению наживе в этом мире освятила и наживу схоронила, утопив в пучине вод. Потом веселья хоровод, а тельца нажив сожгла, устроив бал для торжества. Сотворив прощальный пир для пороков на весь мир…
- Ну и фантазии у тебя, не занимать, можешь больше не продолжать, – прервал его рассказ Бог. - Лучше б снов твоих не знать, чтоб грешность их не отпускать.
Мне тоже как то стало не по себе, и я захотела отключить компьютер. Однако все попытки оказались безрезультатными.
Юродивый с экрана пригрозил мне кулаком, в знак того чтоб я больше этим не занималась.
- Я хотя грешу слегка, но не совсем уж без ума, за что и казнили мужика? Вот вам крест, душа моя, в Рае всё же жить должна. Ну, схороните ж, наконец, не такой уж я подлец. Тело земле святой придайте, и на поминках не страдайте.
- Ладно, прощу, и даже, может, отпою, но очистить душу всю все ж придется на духу. Может выслушать весь бред твой я всё-таки смогу. Если во снах твоих всё плохо, поможет ли святое слово, и даже твой кулак, ну ни как, не полезен, а скорей враг. - Совсем смирившись, сказал Господь, - Я не вправе во сны твои лезть, не хочу потом жалеть, но суду святых отдал бы, чтоб не знать сознанья травмы. Нельзя во снах проказу сжечь, хоть грешна пороков сечь. Может грех сей отпустить, но в какую плоть вселить?
- Да что сжигать?- возмутился юродивый
Если душа моя и так, толи из рукавички советов пришла, толи вся страна вселилась в меня, а в ней и святая сила жила. Карабас Капитал силой её захапал, только душу не сосватал. Дух святой веры её извести не смог. Хоть и живет он, с пакостью свею, в ней как бог. Ты её не проклинаешь и даже защищаешь. И конца моей сказки не почитаешь.
- Ладно, кайся до конца, чтоб не выросли рога, хоть и Дьявола душа, на прошенье нет греха.
- Дальше виделось мне, будто в этом страшном сне, на том самом корабле, вся казненная братва форум мести начала. Стали желали они обсуждать, как все ж душу мою поймать и за проказы наказать. За то, что всех их оскопила, власть совет держать решила. Призадумались, над тем, как же им скопцам теперь, власть не потерять совсем. Вроде бы и власть они, но не годны для любви. Так зачем же без греха власть над миром им нужна? Если только есть и спать, то зачем нужна им власть, нет и смысла воевать? Задались они вопросом, может это нужно богам? Мы теперь все как святые, но и они порой грешные. Святые греют власть свою достатком за свою судьбу, и правом к божьему суду.
Так говорили меж собой… Тут Бог прервал рассказ пустой.
- Какое хамство! Крест с тобой? Ну, ты сначала по лечись, потом уж кайся, не дичись, во снах о божьем не пекись. – Так почесав затылок свой, упрекнул за сон лихой. – Святых у нас своих хватает и не по страсти и беде, а по святой моей нужде.
- Так-то оно так, - продолжал юродивый, улыбаясь слегка, - только эта коварная душа на "энтом" форуме, тоже чудо сотворила и о себе вновь дерзостью заявила. Видно пошутковать решила Мало что сексуальной радости всех лишила, тут и наслаждения от еды всем отбила. Видно не может им простить, что и друга моего за песню и сказку, и меня за голую задницу власти казнили, а покаянье не свершили. Вот и показала, как надо мстить и что может над властью вершить. На банкете, когда все к трапезе приступить решили, она зашла, и как бы шутя, новую проказу им, как на блюде подала.
- Господа, - заговорила она, - а не пора ли вам не трястись по дворцам? Террор любого вида, это на вашу власть обида. Значит что-то все не так. Вас пугают на кулак. За какую власть боролись, так на то и напоролись. Не пора ли вам опять в коммунизм людей позвать? Восстановите в рынке план оптимизируйте коммерческий обман. Объявите свободу любви, но только по моральному контракту, для упоения души. Для управления этой свободой создайте империю не равного права, за жертвенность для общего блага и дара. А чрез коллективную душу семьи, создайте единое братство земли. Ведь семья частичка природы всегда была. Вот и создайте поклоненье ей как себе, всё в соответствии с божьим духом любви на земле. Души же боже предлагаю не по звездам выбирать, а религией, дружбы, любви и семьи намывать. Чтобы к богатству не тянулась, а лишь талантам своим гордилась.
- Убейте, - просит их, - нищету и террор уйдет во мглу. Власть вершите не по силе, и вражда сгинет в могиле
- Ты, что в прошлое зовешь? Коммунистическая вошь, - услышала она возгласы нападок, как проклятия подарок.
- Бога ради господа вы не поняли меня, - отвечала им она. - Я туда вас не зову, я наоборот хочу неравенство прав по уму, таланту и труду. Только неравенства это надо не золотым тельцом венчать, а свободой права короновать. Больше прав давать тому, кто в богатство народа внес лепту свою. Пусть богатым будет тот, кто только славу в мир несет. Кто на бедности горбу рвет богатство, быть в Аду.
- Тебя подруга не поймешь, что ты мелешь и что ждешь? что богатых как рабов в Ад с цепями поведешь? Без нас талант, как эмигрант, и жизнь на праздник, и беда деньгами вымощена вся. - Изъяснились, как шутя ей элиты господа.
- Нет не эта господа, вам грозит сейчас беда. Вот за бедность, ту, что вы, в жертву злату принесли, власти вас лишать пора и урезать все права. В том числе над капиталом, что нажит кровавым даром. Делиться надо господа, Жидков не выдержит земля.
- Мы тебя не понимаем, да и глупости не знаем. И как ты, лихая сныть прикажешь деньги нам делить?
- Капитал наживы скинем, словно труп, он в море сгинет.
- За бортом ему лишь место замесим новых денег тесто. Жизнь людская капитал, на неё запустим нал, капитал добра поднимем, монумент ему воздвигнем.
Вы Расторгуевы мешки их в добро вложить должны. Кто больше вложит тот и бог, но это к власти лишь порог. Как народ будет богат, такой вас властью наградят. Вы права свои должны от людской любви нести.
Понять представителя низшего класса никак не хотела собравшая масса. Однако они стали дискутировать на эту тему и, в конце концов, пришли к решению, что такое будущее возможно, если организовать его осторожно на каком ни будь курорте, как развлечение для народного утешения.
Некоторые предлагали создать курорт цветной, по путевкам с разной ценой и правами, где были бы легализованы и проститутки и рабы и пляжные короли. Одни могли бы отдыхать, как в первобытном обществе, другие как в рабовладельческом, социалистическом и в предложенном ею коммунистическом, но далее её идеи распространять не хотели. И помидоры в неё полетели. Та жизнь, в которой они жили и не тужили, и где все деньгам служили, для них была раем. Копили на злато в перине и видели они коммунизм в могиле. В принципе они хотели только делать деньги и другой они не хотели песни. У кого кошелек был толще, у того и прав было больше. И как их заработать, значение не имело вот тогда всё и зашумело.
Поняв наконец, что собравшиеся представители её предложение
не оценили, она пообещала, что такой курорт она им построит, а пока покажет, к чему сей мир их жизнь готовит. После этого гипнотизируя всех, магическим голосом, закричала:
- В поданном вам блюде свободы, бульон не водица, а людская кровища, и мясо не райские тушки, а живые лягушки.
Всех от этого крика, как будто младенческая скрутила. Как загипнотизированные кролики стали они дергаться в конвульсиях, и мясо из своих тарелок на столы выкидывать. Мясо выкидывали, брызгая на друг друга кровью, как в Аду, на сковороде с солью.
. Выброшенное мясо, будто это и впрямь живые лягушки, по столам запрыгало и заквакало. Более того, это мясо на них напало. Разъяренной огненной гиеной, квакающие изрыгали из пасти огнь, сея всем и страх и боль. Мясо прыгало на оторопевший люд, из поданных к трапезе блюд.
Испуг оказался такой большой, словно шок от войны мировой, Все президенты от ужаса мяса завизжали, как собаки и описались как дети от страха. Думая, что лягушки квакушки, это агрессия такая, как война мировая. И бросились друг на друга с испуга. Все смешалось, как в войне дрался каждый на столе.
Охрана, как помешанная решила защищать, гоняясь за лягушками, стараясь их стрелять. Так в суматохе стреляя, то по лягушкам, то по лысым макушкам. Ненароком матерясь, то по маме, то по папе толи с богом, толи с роком, перестреляли спьяну знать, так закончилась их власть.
- Такое только с большого бодуна присниться может, – заметил Бог. – Бес тебя во снах корёжит, в голове чего-то роет, и прощенья не желает, видно место подбирает. Черти то, они там сидят, и по мозгам хвостами стучат. Ох, негоже, ох негоже. Все на безумие похоже. У тебя в мозгах, как у дьявола на кострах. Если представить, что мясо во сне, это вроде как народ на угощение, то только в молитве ты найдешь успокоение. Раз цивилизация свобод подает на блюде кровь, и хлебать хочет её, будто райское вино. Значит, в мире нет гонца от всеобщего ума. В кровяной купели ищет сон тебе конца, ты как горе от ума, я молюсь уж за тебя. Очень бес тебя попутал, лучше б ты его не слушал.
- Вот концовка в этом сне, прошла в несказанной красе, как огонь по росе и в тревожных раскатах неба, как зачатье неги света. Проносится душа по миру, смутой людской, как революцией большой. Этот гром цивилизации грозит всеобщей национализацией, вызывая слезную ярость богатых, и покаянья всех за неё клятых. Говорит, что пытается под этот колпак загнать, всю земную знать, за их демократический маскарад. Ждет от Бога освящения для всех надеждой на спасенье, и парад, как маскарад прошлых мук, великих муз. Спаси меня господи от этих видений. Я ищу других ощущений.
Негоже ей будоражить мои мощи, и является во снах заманчивым призраком, ломающим метой мои кости. Не хочу, чтоб даже во сне, привидением в дьявольской суете, она являлась, к моей отрезанной голове.
- О, это кара у тебя в голове от пьяного угара – перебил его боже,- на раздвоенье души похоже. Как душа людей может пугать, ужас на земную власть нагонять? Это же прошлое давным-давно ушло и всё в сказку проросло. Как советов страна своей былой мощью может грешить и душу твою дьявольской тростью теребить? Хоть и виню в этом я пьянку твою, но подсказать тут что-то, видно, не смогу, - ответил бог, почёсывая бороду. - Но тебе все прощается, ведь ты юродивым называешься и, как у людей таких всегда интересные идеи будоражат и меня. Хотя твои виденья это не к добру. Решу, видений не приснится, но с Дьяволом придется расстаться. Перекрестись, как перед сном, и этот бред будет концом. С хвоста дьявола беда, открестись, уйдет она. Я отпущу грехов виденья, сожгу твой призрак от мученья.
Неожиданно на экране моего компьютера появился новая персона. По всему её виду с рогами и черным плащом, предполагало думать, что это сам Дьявол воплоти или, по крайней мере, кто-то из его семейной родни.
- Я, так, не дам тебе сжечь этого господина, Сей призрак и души моей картина, – вмешался в разговор он. - В его надо жизнь вдохнуть, обуть, одеть и как правду жизни отправить на мировой съезд. Пусть он правду там всем расскажет, и кого правителем мира назначить, может, подскажет. Ты же боже хочешь всю власть мира, где то собрать, надо с ней что-то решать. На меня можешь хулу не гнать, будем вместе мир спасать.
Сейчас кровь я не пью и чёрное не творю, эти дела тоже не от меня. Система мира тобой создана была, кто виновен, что такова? Я сейчас только наблюдаю и больше, молочное употребляю, всё язвой страдаю и только в хорошей компании выпиваю. – Заявила, как шутя, откуда ни возьмись, эта дьявольская душа. –
- Ты откуда, и куда? - Не хватало здесь только тебя, – промолвил Бог.
- Вы явно здесь меня не ждали и на душевную беседу не приглашали. Похоже, только проклинали. Вот заглянул и угольков прихватил. Может нам костер разжечь, так руки погреть, никого не будем жечь. Чтоб беседа с миром пошла, есть и адова вода, хоть крепка, но все ж родная, кайфа нету с нею края. Мне хватает глотка два, чтоб закосить под дурака. Не хотите, то винца, вмиг пошлю к своим гонца. И, о, чувствую, простите, в горе вех людей, меня зря вините. Я ведь одного себя виновным во всем не считаю. Это всё больше божья недоработка Рай на земле обещал, а ума людям на его строительство не дал. Боится власть потерять, и козлом отпущения меня велит считать. Люди в грехах мучаются, Бога не слушаются, будто в впрямь на это я всех толкаю, и меры не знаю. Душевного покоя, уж, сколько веков нет. В этом мире все меня тираном считают, а я ведь и полезным могу быть и злом добро творить. Вот случай выдался, решил оправдаться, божьего прощения дождаться, напомнить о себе и погреться на вашем огне.
- Тебе б напиться, повеселится, а потом хоть потоп. Не будем зелью ставить проб.
- Дьявол зацепился за эти слова.
- По потопу, не моя вина. Это твоя задумка была. Ты сам Ноев ковчег закрыл и больше никого в него не впустил.
- Я их всех предупредил и только после этого всё залил. Сей час всё снова могу повторить
- Ой, не надо людям мстить, если в мире не грешить, то зачем и как им жить. Жизнь твоя святая, скука для, веселья грех подруга. Без подруги не куда и не сюда и не туда. Снова спустишься на землю новою Христовой тенью. Будешь править миром сам. Без меня получишь срам. Чем людей будешь пугать, или сам будешь карать. Или библию читать, чтоб потом им всё прощать. Как не верти, как не крути так лицо не соблюсти. Правда жизни, в чем она? Нет ответа у тебя.
- Правда жизни лишь в мене,
- Что хотел ты сжечь при мне?
- Этой правды, считай, нет, ждет земля другой обет.
- Значит, вновь грозишь потопом. Ой, не будь таким ты снобом. Кара очень велика, как же дети без греха? Я даю на это пас, кто поклонится хоть раз, я увешаю чертями, словно ёлочку огнями в день явления тебя. Вот такие брат дела, где здесь, правда, где беда?
- Вот свалился мне на темя, что ты хочешь в наше время?
- Трудно мне сидеть во мгле тянет к родственной душе, мир пугать страх нагонять, не высока благодать. О больших делах мечтаю, и все Бога зазываю. Потоп всемирный пусть отменит, и в душе каждого адом его заменит. Буду в душевном дерьме всех купать, если закон твой начнут нарушать. И твоя забота, станет мне работа.
Бог смотрел на проклятую им душу и только крестился.
- Зачем крестишься? Крестом ныне от меня не избавишься, и без грешных не прославишься. И, не иначе здесь, как для драйва, я появился с темного цвета камня. Появился, чтоб тебя образумить, хоть слегка. Давай будем дружить и одну лямку тянуть, - обратился Дьявол к Богу. - Ты хоть Союз Советов как рукавичку земли продал, но меня не напугал. Это моя золотая вотчина зла была, а теперь мне по всем странам придется раскинуть дела. Хоть и припозднюсь, но во всех странах разродюсь. До этого как-то все проще было, зло меж собой дружило, две сверх державы меж собой дрались, и всегда во мне нуждались. Теперь все с из нова, придется начинать, и новую мораль зла создавать, но уж так, чтоб согласья меж собой уж никто не мог отыскать. Хотя если ты примешь моё предложение, мы можем отменить такое решение. Иначе зло, страшней былого сделаю и чтоб вы не печалились сейчас в Ад за бутылочкой сбегаю. Ты же свободу всем дал, и сам к равенству призывал, так что я теперь что хочу, то и ворочу, и не обессудь и поперечиной мне не будь. В этом твоей свободы суть?
Бог перечить не стал и как будто бы вдруг с экрана пропал, и я обратилась к дьяволу:
- Прими хоть ты грешную душу юродивой беды, из сказки про рукавичку, Советов страны. Что она неприкаянной мучается, и мир будоражит, может быть, покой на землю ляжет. Бог её в пепел превратить хотел, но ты помешал, не успел. Сейчас бы по небу тучами летала и этим сюжет моей сказки в клубок смотала. Ты мене весь сюжет испортил. Как концовку мене сложить? Кто её мне напророчит, боль тоски меня тревожит. Внеси и хоть ты лепту свою, прокляни, или, наконец, прими грешную душу ту. Чтоб она призраком не витала, а в стойло своё попала.
- Душу Союза, как и юродивого чада в Ад к себе принимать, это проблема большая, - отвечает он. – Он и она хоть зло творили, но как-то все о благе и счастье мировом говорили, и к нему стремились, а мне такая душа не нужна, разворошит мой муравейник зла. О душе юродивого с рукавички Союза пусть Бог теперь позаботится, она, кажется, перед ним покаялась и ему в рай набивалась.
Хотя эти виденья, как сны я ему нагонял, чтоб правда жизни страх знала, и про меня не забывала.
- Вот, вот опять кукиш мене в рот и куда теперь судьба заведет? – Закашляв, юродивый возмутился, будто, словом услышанным поперхнулся. – Давит, давит Советское прошлое и на бога и на тебя, даже богатым оно теребит сознание иногда. Они возвращают за деньги его как покаяние своё. Развлекаются в нем и галстуки одевают и пионерок себе танцевать заставляют. Этим прошлым они торгуют, и проклятье божье их не волнует. На курортных слетах прошлое у них в почетах. И на право, и налево, все за денежки раздето. И горн трубит и «Будь готов!» зовет к отрыжке «Я готов!». Все как-то выходит не по уму, Люд как будто скучают по прошлому своему. Видно твои черти всегда у них при чести.
- Ну что мне прикажешь делать? По этим проказам я на них не могу наехать.
- Да ни в этом дело знаешь, может ты душу Союза, всё же признаёшь, а то ни в Рай, ни в Ад ни как не попадет. И явлением своим, мня во снах, к богу зовет.
И летает во снах душа, от вина, без меня, то там, то тут греша. Вместе с душой рукавички той, из сказки моёй. Что вроде как отголоском союза была, да так по дури трещала, что совсем маленькой стала. Хоть и тесна была в моей сказке и не очень-то мила твоей задачке, но давала людям тепло и покой и теперь ностальгия ходит за мной.
Нынче энтим делом греша, я да же стих написал не со зла, хоть ему и причина была.
Он задумался и стал читать
Мы расстались с мечтой очень, очень давно.
В коммунизме нам жить было не суждено.
Но сегодня думаем опять
Не вернуть ли нам его назад.
Ностальгия, ностальгия
По ушедшим временам.
Видно старая держава
Чем-то нравилась людям
А нынче в жизни гуляет барин.
Гуляет барин. Гуляет барин.
И сей жизни он хозяин, хозяин, хозяин
А ты смотри и с ностальгией, и вспоминай
Социализм как не сбывшийся рай.
И завидовал нам целый свет.
Безработных не знали мы цвет
Что-то было плохо, а что-то нет
И остался Ностальгии горький след
А сейчас гуляет барин.
Гуляет барин. Гуляет барин.
И в сей жизни он хозяин, хозяин, хозяин
А ты смотри и с ностальгией вспоминай
Социализм как не сбывшийся рай.
О той жизни мы всё не забудем
Но по прошлому плакать не будем
Время ушло, и с величьем и о нем
Мир напомнит потомкам потом.
Надо жить, жить учится по- новому
И не гнетом от деньг стесненному,
А под светом звезды созиданья
Чтоб память оставила гордость сознанья
Пусть не гуляет только барин.
Он не брат народу, Каин. Каин, Каин
И нет у радости рассвета.
Куда идет эта планета?
В сознанье мира нет ответа
Похоже, мир сошел с ума
Идем ко дну, ведем войну.
Глотаем подлости волну
Холодного унынья свет.
И где ответ и где ответ?
А я хочу, чтоб радовались все
Не только барин на земле
* * *
- Что стихи ты мне читаешь, я от них всегда страдаю. Возмутился Дьявол с дурру. Ты, по сути говори, выпей, горло промочи. Чтобы было всё понятно. Мысль твоя мене не ясна. Ну, что выпил, ну не спи, и мне в рожу не дыши. Не терплю я перегару, сам сейчас усну, как спьяну. Пока мне роль твоя не ясна и всё темно почти опасна. Чего хочешь не понять, может девой тебе стать? Зачем мозги мне засорять, Не просись ты больше в рай. Новой жизнью не пугать. Мне душа твоя пока в сказке автора нужна.
Я поверь, тебя добью, ты исполнишь роль мою. Девой тебе стать велю. Будешь всем ты отдаваться и святою всем казаться. Страх и ужас от тебя испытает вся земля. Как любовь для упоенья и грешного развлеченья. Девой страсти назову, под тебя всю власть сложу. Ад построишь на земле, эту роль дарю тебе. Вот пакет тебе, он снится, его прочти, когда проспишься. Протрезвеешь, просветлеешь, в свою роль тогда поверишь.
Я от ужаса такого взяла авторское слово.
- Что ты мелешь дьяволина, это ж адова картина, за сюжет такой меня, проклянёт люде братва. Положительный герой, хоть и очень не простой. Зачем делать из него прототипа твоего.
Если рай и ад не то, нужна вечность для него. Для смиренья простого, пусть то будет, что готово и пусть этот божий дар расшибется пополам. Труп его я в него спрячу, словно истину ходячую. Склепом станет камень этот. И не мешкая туда, правду жизни занесла.
Он своим существованьем был совестью людской сознаньем, и к правде жизни зазывал. Ну не признавал ни тебя, ни Бога. Но истине поклонялся и крестил власть изжогой слова. Просил отпустить свои грехи, как и ваши и мои. Я конечно в сказ приму для покаяния души. Ты же круто не бери, мир излом не спасти. Так нельзя решать дела. Революция ума в мире мирной быть должна.
Брось ты нынче мир калечить, грех уйдёт и надо верить. Боюсь, опять на кровь напоремся, и от этой беды уже не отмоемся.
Может и моя душа беды не найдет и от грехов отойдет.
Вот если прах его был всё-таки сожжён легко. То тебе бы он уже был не нужен бы вовсе.
- Да нет,- услышан был ответ.
- Не знаю, не знаю, ведь сам грешу, хоть не хочу, но смотря на выходки его душевной мадам, то даже мая совесть трещала по швам. Хотя теперь мне все равно, чьё уже топтать дерьмо, хоть духа твоего, хоть кого еще, толь б на душе было легко. Донимают порой и меня, отголоски прошлого бытия.
Вот пусть, она пока тебе помощником в творенье станет. Она ж как ты судьбой играет, - возмущенно ответил Дьявол. – Ты ж хочешь, эту власть трахнуть шутя, а она для творца, как дичь для пса. Я же со своей стороны зла в сюжет твой подгоню. Эта и любая другая пакость, мене всегда в радость. Тут божьей милостью не обойдешься. Здесь со мною лучше договор иметь и под мою дудочку петь. Так сообща, мы с тобой, какой ни какой сюжет сляпаем, и эту власть ниже пупа полапаем и не вздыхай глубоко, если прибьют, схороним не глубоко.
Потом раскопаем и снова писать заставим. Призрак этот тебе, того и гляди, больше меня пригодится. Иди и отдыхай, авось, что во сне примерещится от того и Бог не открестится и слово на бумаге заплещется. Что будет надо делать, сама решай. Самое главное скучать не давай. То, что явилось в моей голове, ты узнаете в следующей главе. Если прыгнешь выше головы, и с умом опустишься ниже пояса, то не иметь тебе бездарного голоса. Может быть, и поймаешь удачу, а я упрощу задачу. Мне возбуждает такой процесс. Кайф поймаю, наконец, а то совсем скучно жить стало, покажи всем своё литературное жало и чтоб от мысли всё стонало. И страха было не мало.
Я перекрестилась, и экран погас, видения исчезли, однако непонятно откуда, голос прошептал:
- Хочешь знать продолжение, потри ладошкой божий дар.
На моём рабочем столе действительно рядом с компьютером лежал красивый бело-черный камень, куда я захоронила правду жизни. На одной стороне виднелся божий силуэт, на другой стороне черт с рогами, а сверху, как голубая душа юродивого певца, птичка невеличка. Я снова положила на него свою ладошку и слегка погладила. Птичка слетела и на плечо сев запела. О БОЖЕ МОЙ
О Боже мой о Боже мой
Стоит в распятье предо мной.
Зачем-то вертится земля
Прошу у бога счастья я
И такие как я все
И все что-то просят себе.
А он моча глядит на всех,
И молящим сулит успех
О Боже мой, о Боже мой!
Стоит распятье предо мной.
Зачем-то вертится земля
Прошу у бога счастья я
Да богу молитесь, друзья
Верьте больше однако в себя
И успех, и успех, и успех,
Нам достанется на всех
О Боже мой о Боже мой
Стоит в распятье предо мной.
Зачем-то вертится земля
Прошу у бога счастья я
Бог, Бог, Бог
Был бы я сам не плох
Не просил бы тогда спасенья
От великого снисхожденья
О Боже мой, о Боже мой.
Стоит в распятье предо мной.
Зачем-то вертится земля
Прошу у бога счастья я.
Да молитесь хоть на черта,
Но надейся на себя
И дорогу вам до гроба
Счастьем вымостит судьба.
Эта песня напомнила мне почти тоже самое, что пел мне юродивый когда я шла к храму. Потом вдруг она виденье нашептывать стала.
Я от него отказываться не стала Это вы узнаете в следующей главе. Может, и разгоню туман погоду, выйдя на истины дорогу.
* * *