Моисей
Надгробной глыбою гранита
Весь небосвод бездонно черн.
Как смертный жар перитонита,
В пустыне ночь. Я обречен
Пускаться вновь в сведенье счетов,
Гадая чет или нечет,
Взяв веру точкою отсчета,
Не сожалея ни о чем…
Господь шаманит и пророчит
Мне из горящего куста;
Воздену к небу злые очи,
С трудом преодолею страх.
Не подвести черты, ни сгинуть,
Не отвести враждебный сглаз…
И нету сил скрижали сдвинуть,
А лишь, услышав трубный глас,
Спуститься к своему народу,
Уже слепившему тельца;
Пить вместе с ним вино, как воду,
И с ним остаться до конца.
Концерт
В распахнутый балкон с досадной прытью
На свет летят и мошкара и жук,
Где над столом, накрытом к чаепитью
Как пачка балерины, абажур.
Столовая пока пуста до срока,
Сквозняк шевелит скатерть по краям…
И всю квартиру с самого порога
Заполонил раскатами рояль.
Как оголённый нерв, что не заставишь
Забыть про мир, где правит кровь и боль…
Под пальцами гремят костяшки клавиш,
Как рота, рвущаяся в бой.
Последний звук прощального аккорда,
Как из виска вдруг вынули иглу…
Вон к чаю понесли остатки торта,
Ну что ж, пора, уже зовут к столу.
Меншиков
Струился, как пурпурный бархат
Закат. В него втекало устье
Реки, в которой мчалась барка
Спеша доставить в захолустье.
На вечный плен и поруганье –
Всё ближе, ближе, метр за метром…
И ноги скованы с руками,
И будущее беспросветно.
Там муть окна в окладе ставен,
Не зарешёчена хотя бы…
Здесь скит на край земли поставлен,
И в паутину мир затянут.
Не жить – влачить существованье,
Губить не только тело – душу…
Уж лучше б враз колесованьем
Был на глазах толпы порушен.
Все в прошлом и навек погибло,
Другой судьбы уже не выбрать…
Лишь в вечной мерзлоте могилу
Себе собственноручно вырыть.
Эмиграция
Всмятку душу – избита, изранена,
Из прокисшего слеплена теста…
Были мы и бродяги и странники,
Но при этом не трогались с места.
В мире прошлом всё было условно –
Знать не знали, а только гадали…
Хоть «отказники» все поголовно,
Но уже иммигранты годами.
Время вспять – где застынет, зависнет –
И лежит неподвижно под спудом…
Ничего не бывало в той жизни,
Что теперь не считаем абсурдом.
Вдохновение
Шальное набуханье почек
В тиши окраин и застав…
Из-под пера – летящий почерк,
На чистый лист – полуустав.
От всех свечей один огарок,
Ночи подведена черта…
Средь перечёрков и помарок
Четверостиший череда.
Мятущейся души смятенье,
Что Аполлон в ней учинил…
Застыло тонкое плетенье
Песком присыпанных чернил.
Зарисовки
***
Коварною змеёю стужи
К ночи вползает наледь на карниз…
Зима, подкравшись, прилегла снаружи,
Её узор причудлив, как каприз.
А на деревьях в панцирь светлый
Заковывает изморось кору,
И льдом прихваченные ветви
Со звоном серебрятся на ветру.
***
Октябрь рыж, а позже – ржав,
И с каждым днём короче день…
Всё ниже с неба, не спеша,
Съезжает солнце набекрень.
Всё пасмурнее за окном –
Просвета в облаках не жди…
Мир в мрак затянет, как сукном,
И заунывно задождит.
И впишет осень в мрачный лес
Созвездье огненных рябин.
А в асимметрию небес
Врисует журавлиный клин.
Привидится в грядущем сне
Весна под спудом в закромах…
И тихо ляжет первый снег,
Неотвратимый, как зима.
***
И не осталось красок ярких,
Когда ветра вовсю задули,
Бессильно в облетевшем парке
Застыли вечные статуи.
Бесстыдно напоказ нагие,
Порой с отбитыми носами…
Овладевает спешно иней
Их мраморными телесами.
И злая трескотня сорочья,
Как трубный глас, несётся с неба…
И девственная непорочность
За ночь нападавшего снега.
***
И ржаво-рыжий, как Исав.
За суп продавший первородство,
Октябрь разлёгся вдоль застав
Борзой невиданного роста.
А далее, таков закон,
Пороша ляжет по озимым…
И, как за белым русаком,
Ноябрь понесётся в зиму.
***
Дождь слеп от солнечных лучей,
Косел от ветра на закат…
Сквозь чернь земли под грай грачей
Пар поднимался к облакам.
Туман, как в саван, Божий мир
Укрыл воздушной пеленой.
И время замерло на миг,
Как будто крылья за спиной.
Русь
От разносольных яств,
Вгрызаясь в сочный хрящ,
Безбожно толстомяс
И мерзостно сопящ,
Зелёного вина,
Запив рубцов горшок,
Он опростал до дна
Скобкарь «на посошок».
В проём, что узок здесь,
Протискивал бока
И выволокся весь
За дверь из кабака.
Там, несмотря на рань
И на мороза стынь,
Давно уж голь и рвань
Все заняла посты.
В похмельной маяте
От темени до пят,
Как будто на кресте
Любой из них распят.
В надежде, чтоб сбылось
Пока до дела суд,
На русское «авось»,
Что чарку поднесут.
Тут Русь насквозь видна –
И нища, и толста…
Пропитая до дна,
До медного креста.
Рок
Всё призрачно и зыбко, словно
В цыганской жизни кочевой…
Я неразрывно связан с русским словом,
С ним, как бурлак, повязан бечевой.
Расстаться – и пустым оставить сердце,
Отринуть – не поднимется рука…
Мне никуда вовек не деться
От колдовских изысков языка.
Вот так живу и не могу иначе –
В словах и мыслях неизбывно Русь –
Их, расточая, безрассудно трачу…
И с каждым днём богаче становлюсь.