Фёдор Пилюгин. В Сибирь из города Ельца

Северобайкальск Литературный
В Сибирь из города Ельца

 Я смотрел на него и не узнавал своего знаменитого бригадира. В этот момент он не был ни моим начальником, ни Героем труда, ни командиром комсомольского отряда. Он стал мальчишкой из села Нижне-Большое, что под городом Елец раскинулось на берегу на реки Одым… Очень может быть – в детстве ему не досталось... детства. Дети военных лет слишком уж быстро взрослели. У небольшой речушки были и водовороты, и омуты, и даже плотина, у которой лед стоял до апреля. До сих пор там случаются и ледоходы, но, конечно, не такие, как на Таюре... И было бы его детство на берегах этой реки весёлым, счастливым, если б не было войны... Отец, Иван Григорьевич, ушел защищать Родину. Он погиб в начале 1943 года в Калининской области, под деревней Перфильево. Мать Марфа Николаевна, сразу поседевшая, осталась одна с четырьмя детьми. Витюшке, самому младшему, исполнилось только два годика. От голода спасала единственная кормилица-корова. Вскоре случилось ещё одно непоправимое горе. Мать в стужу пошла на базар, пытаясь выменять на сметану и масло муку и картошку. На обратной дороге простудилась и слегла. Болезнь была скоротечной – дети остались круглыми сиротами. С детьми осталась бабушка, но ненадолго – старой и больной женщине в то время было далеко за 80... Детей приютил брат мамы. Не были безучастными к судьбе ребятишек и соседи. Но жилось Лакомовым трудно. Старшие братья Вася и Леша в школе проучились только до седьмого класса. И сразу ушли работать в колхоз – на пропитание младшим надо было зарабатывать. Можно только догадываться о состоянии младшего из семьи Лакомовых, если в одиннадцать лет он заявляет сестре Тане, что хочет отомстить за смерть бати. Для этого должен стать офицером. Но в одиннадцать лет учиться на военного нигде не принимают. Есть, правда, суворовское училище, после окончания которого можно пойти учиться на офицера. Напрасно братья Василий и Алексей пытались узнать, каким образом и кому он собирается мстить – война давно закончилась... Отговорить самого младшего они не сумели. Но не поняли Виктора Лакомова и в суворовском училище. Желание мальчика никто всерьез не воспринял   СССР государство миролюбивое... Командование посоветовало мальчику готовить себя к созидательной, мирной профессии. Однако, бесследно дальняя поездка не прошла. В городе мальчик увидел настоящий «ФД» – большой черный паровоз. Он шипел, свистел, пыхтел, благоухал ароматом угля и разогретого металла. Длинные шатуны приводили в движение красные колеса, и паровоз бодро катил по сверкающим рельсам. Для того, чтобы такие большие и тяжелые колёса могли с такой завидной легкостью вращаться, и делают для паровозов дорогу железной...

 С тех пор мысли мальчика были поглощены увиденной техникой и дорогой... После окончания школы Виктор Лакомов поехал в город учиться на машиниста. Но, оказалось, «Феликс Дзержинский» не только на паренька из села Нижне-Большое произвел впечатление... Отделение училища, которое готовило машинистов, было забито до отказа... В приемной комиссии пареньку посоветовали приобрести другую специальность. Даже убедили, что без выпускников этого отделения машинисты из локомотивного депо не смогут выехать. И стал Виктор Лакомов постигать профессию мастера по эксплуатации верхнего строения пути. Уже в училище он узнал о том, что СССР – самая мощная по протяженности железных дорог мировая держава. Стальные магистрали возводятся и сейчас – газеты подробно пишут о строителях дорог в Восточной Сибири. Одна такая дорога должна соединить два города с незнакомыми и манящими названиями: Абакан – Тайшет. Дорогу эту иначе как «трасса мужества» не называли. Вскоре в райком комсомола, где недавно получал комсомольский билет, Виктор Лакомов отправился снова...

 -  За мечтами, значит, и за запахом тайги? -  спросил комсомольский секретарь со смеющимися глазами, оглядывая паренька совсем не богатырского сложения. – А свирепого зверя в тайге не забоишься?

-   Медведя что ли? – насторожился Лакомов...

 -  Комара! – рассмеялся секретарь, но комсомольскую путевку выписал...

 Недели через две Витя Лакомов вышел из плацкартного вагона на таёжной станции с удивительно теплым и знакомым уже названием Тайшет. Прошелся по перрону, разминая ноги, застоявшиеся во время долгого пути. Большую часть территории страны проехал, глядя на сибирские просторы сквозь стекло окна вагонного.

 -  Ты кто будешь? – остановился возле него крепкий парень в кожанке, окинув взглядом немудреный багаж пассажира...

-   Я по комсомольской путёвке... Из Ельца...

  -  Точно! Как говорится, а зверь бежит   и прямо на ловца!   засмеялся разговорчивый парень,   Я   Соколов... Славкой зовут... Вот встретить тебя попросили... А ты... э-э-э...

  -  Я   Лакомов, звать Виктором.

   - Вот! С имени и надо начинать. А то   «по путёвке...»... Человек приехал – это главное! И зовут его   Лакомов...

 – Так Виктором меня...   несмело поправил паренёк из плацкартного вагона.

   Это когда все, не только я, будут знать: приехал к нам ни кто-нибудь – сам Лакомов. Вот тогда и имя своё тебе не приходится при встрече напоминать! Сразу будут говорить: «Здравствуйте, Виктор Иванович!»

 -   Смотри-ка, и отчество моё знает,   промелькнула удивленная мысль.

-   Это все твои вещи? Тогда что ж мы тут разговоры разговариваем! Так и дорогу без нас построят. Такси уже подано. Пошли быстрее!

 Часа через два «такси»   грузовик с брезентовой будкой   остановилось на вырубленной в тайге площадке, и Соколов объявил:

 -  Станция Бирюса...

 Лакомов вышел из кабины с недоумением огляделся. Сосны и ели по краям вырубки. Несколько палаток и вагончиков... Это место так же похоже на станцию, как и комар на медведя...

 – Не видишь станции?!! – удивился Соколов. – Так вот же, смотри, зал ожидания. Там, подальше, камера хранения. А это, брат, будка с кипятком... Кстати, чаю хочешь?!

 Лакомов сумел разглядеть лишь колышки, которые вбили геодезисты. Он с уважением посмотрел на своего нового спутника. Вот какие они, строители! Там, где обычные люди находят деревья, они видят дома, где среди деревьев только проклёвывается просека, они говорят о первых поездах... «Скорее бы ночь прошла»,   думал он, в палатке, куда его после ужина на ночь определил всё тот же Соколов. Его разбудил гул мотора. Выскочил из палатки и первое что увидел – ковш экскаватора, несущий к кузову самосвала грунт. Техника была старой и потрепанной. К тому же её не хватало... Для того чтобы уложить рельсы, монтёрам пути приходилось брать в руки подбойки и ...помогать механизаторам готовить полотно к укладке...

   Нынешние механизаторы, увидев нас с тем «землеройным» инструментом, со смеха повыпадали бы из своих кабин – вот это помощники,   усмехнулся Лакомов своему воспоминанию, глядя на оранжевые самосвалы, которые остановились на дороге, ожидая разрешения на проезд по мосту. Но для того, чтобы рельсы вытягивались по полотну, как по струночке, именно они, монтеры пути, выполняли отделочные работы на уже отсыпанном полотне!

-   Как, Виктор Иванович, ты отнесешься к тому, если мы назначим тебя бригадиром? -   спросил как-то начальник поезда, пригласив на разговор новичка коллектива... Он давно заметил, что у паренька сразу прорезался дар к коллективному труду. Мало того, что он схватил на лету премудрости своего непосредственного дела, он в каждом дне видел итоговый результат, сам чаще оказывался на операциях, которые задавали ритм работы всей бригады...

 У Лакомова загорелись глаза. Не каждый день начальник вызывает простого путейца и, начиная с ним разговор, называет его по имени отчеству... А сегодня он к нему обратился именно так    уважительно! Он хотел улыбнуться, но улыбки не получилось. Полез в карман и достал вчетверо сложенный листок и протянул начальнику...

 - Что это?

  -  Повестка из военкомата...

  -  Так ты...  удивленно воскликнул начальник поезда, разворачивая листок. Он совсем упустил из виду, что новичок, прибывший недавно из Ельца, призывного возраста и ему придется идти в армию. Начальник привык определять зрелость человека мужской профессии по его отношению к труду. А этот парень показывает не по годам зрелый профессионализм.

 – Жаль, жаль... Мы на тебя рассчитывали. Но ничего... Мы тебя ждать будем... Из тебя хороший бригадир выйдет...

 Пророчество первого начальника сбылось, но не на трассе мужества, как по-прежнему называли дорогу Абакан-Тайшет. За три года, которые Лакомов провел в одной из артиллерийских частей на Дальнем Востоке, ударная стройка подошла к финишу. А его земляк и однокашник Витя Крюков уже пишет о другом строительстве – Братском лесопромышленном комплексе... Правда, это не дорога. Но транспортный должен умеет на стройке всё: дома сооружать, вести монтаж крупнопанельных железобетонных сооружений, укладывать бетон, арматуру варить и тайгу валить. Да, на новом комплексе пришлось даже газосварку освоить – строительный момент заставил. Но на ЛПК не укладывали дорогу. Вскоре почувствовал, что дороги-то ему и недостает. Размаха, расстояний, ощущения движения...

  -  И ты хочешь сказать, что поступаешь разумно? Завтра за ЛПК ордена и медали будут давать...

  -  Я сюда не за медалями ехал! Я, вообще-то, строить дороги ехал. И сейчас как раз начинается новая дорога. И совсем рядом... Словом, есть возможность   от начала и до конца...

 А вот с Хребтов он уезжать не хотел. Даже не потому, что дорога, которую построили, вознесла его на вершину известности. Дорога – это ведь не только километры рельсов и шпал, скрепленные в звенья. И даже не звенья, уложенные на свое царственное ложе – земляное полотно. Дорога – это ещё и люди, с которыми ты эту дорогу строил. По ним ориентируешься не только в пространстве и времени. По ним ориентируешь свои планы, ровняешь свою жизнь, поступки... Это указатели твоих жизненных вёрст.

 Работал в бригаде Володя Тимошенков. Веселый, работящий парень. И очень добрый. Если кому надо помочь – первым отзывается. Такие ребята есть в каждой бригаде. Они в любом коллективе создают особую атмосферу   доверия и взаимовыручки... Поехал Володя в лес на бульдозере с товарищем. Взяли пилу – надо было на зиму дров заготовить. Облюбовали несколько сухих лесин. Толкнули бульдозером одно дерево, другое. Подъехали к третьему. Товарищ, как и в первых случаях, лопатой надавил на ствол... И надо же такой беде случиться: именно в этот момент дерево пошло на скол... Большая его часть послушно стала падать от трактора, а вершина, лишившись опоры, рухнула вниз остриём... Словно меч пронзил крышу бульдозера как раз над тем местом, где сидел Володя... Сиротами остались двое детей. Что такое остаться без отца, Лакомов знает... И каково остаться молодой вдовой женщине, только мог предположить – мать свою он почти не помнил. Но сначала ей, Ольге, надо было сказать о гибели мужа...

  -  Иди ты, Виктор Иванович, я не могу с таким... А ты всё-таки бригадир,   сказал бульдозерист.

 И Лакомов, сжавшись и сгорбившись от страшного события, пошёл в осиротевший дом...

 Всю министерскую премию отдали вдове друга. Зачислили ее в состав бригады. Помогали дома, по хозяйству... Уехать    значит разбередить и эту чуть затянувшуюся рану...

 Даже когда его, уже знаменитого бригадира, пригласили на собеседование в ЦК ВЛКСМ и объявили о формировании отряда 17 съезда комсомола, командиром которого решено назначить его, Лакомова, он колебался... И на новую стройку поехал один. Без бригады. Не решился теребить слаженный коллектив. Оставил его в надежные руки своего проверенного заместителя Вани Карпова. А по округе пролетела весть – уехал Лакомов... Объяснений подробных не понадобилось – по всей стране уже неслось почти набатное – БАМ, БАМ... Объяснение было снаружи: где ж ему, Лакомову, быть, как не там, где много работы... Бригаду начал создавать около двух лет назад. Несмотря на то, что практически это была новая бригада, попасть к Лакомову было труднее, чем в своё время в знаменитый комсомольский отряд... Его старую бригаду руководство строительно-монтажного поезда, который оставался на трассе Хребтовая – Усть-Илимская, не отпустило. Оно, это начальство, всеми силами пыталась удержать и Лакомова – такие специалисты даже на избалованных энтузиастами стройках встречаются не часто. Но человека, которому было оказано невиданное по тем временам Всесоюзное доверие, отдельно взятый строительно-монтажный поезд, конечно, удержать не смог. Первыми следом поднялись парни из других бригад, участков, даже организаций   Андрей Полянский, Михаил Дубровин, Виктор Степанченко – парни, которые давно примеряли на себя спецовки транспортных строителей, в которые облачались лакомовцы... И давно уже настроили себя на этот особенный ритм работы. ... Ничего, что Миша, например, столяр-краснодеревщик... Новая дорога тоже без деревянных изделий не обойдётся... А набить руку на вбивание в шпалы гвоздей, то есть – костылей – много времени классному столяру не потребуется...

 Но чуть раньше покинули обжитые места Николай Чернов и Василий Шиман – совсем немногочисленная группа поддержки из Хребтов. Там, на БАМе, бригада Лакомова будет, как маяк. А маяк должен излучать свет. То есть – бригада знаменитого бригадира должна подавать пример. А он, по существу, вынужден будет, строя дорогу, сначала построить свою новую бригаду. И при этом   не потерять марку знаменитого бригадира... А желающих заткнуть за пояс самого Лакомова будет ох как много. А Николай держит не только бригадную марку. Он вместе с Лакомовым, Кравцовым, Максутдиновым, Манзетулой, Машуровым, Основиным, Поливцевым, Рудиным, Удовиченко и другими представлял транспортных строителей СССР в далеком Чили. Тогда, в 1973 году, реакционная газета «Меркурио» объявила, что в Южную Америку « ...для проведения диверсионных работ прибыл отряд из 25 человек, прошедших в Сибири выучку по ведению партизанской войны...» Другие газеты уверяли, что вслед за диверсионным отрядом из моря на чилийский берег выплывут советские танки и пойдут крушить всё подряд... И советские «диверсанты» действительно кое-что сокрушили. Представление частных компаний о человеческих возможностях. Некоторые частные фирмы уверяли, что узкоколейку к медеплавильному комбинату «Энами», длиною чуть больше километра, при наличии всех материалов и техники быстрее, чем за полгода, построить невозможно. Вдобавок, багаж строителей застрял где-то на таможне. Все, что могли сделать с помощью электрических шпалоподбоек, пришлось делать вручную. Помогали чилийские комсомольцы. Они учили русских петь революционную песню «Белла чао». Но на путях эти ребята были плохими помощниками, хотя и очень старались. А их, профессиональных путейцев, было только 15. Работу они сделали за 38 календарных дней... Под рельсы укладывали шпалы, выпиленные из стволов эвкалиптов! Эти шпалы такие тяжелые (тяжелее листвяных!), что два дюжих путейца с трудом переносили одну. Уматывались так, что проспали однажды ...землетрясение... Вагончик, в котором жили, ощутимо качнуло. Подумали – это Игорь Основин, главный инженер отряда, вошел...

 В последние дни их пребывания в Чили участились стычки с фашиствующими молодчиками. Убит адъютант народного президента капитан Артуро Араёя. А путейцы из СССР приехали по приглашению народного правительства Сальвадора Альенде... Вскоре после отъезда русской бригады случился фашистский переворот. Сгинул в путче Хосе Вайбель, второй секретарь Чилийского комсомола, забивший серебряный костыль в конце их чилийского километра...

 Из прежней бригады на новую стройку пробились всего два человека – Шиман и Чернов. Остальных членов бригады Лакомов должен был присмотреть в комсомольском отряде, среди других добровольцев, которые с первых дней БАМа плотным кольцом осаждали отделы кадров строительно-монтажного поезда... Я около полугода вился вокруг Лакомова. Теперь могу себе позволить никого не расспрашивать его об уложенных километрах, особенностях балластировки разных перегонов. Пережитые и прожитые наши дни и ночи проявляются вот на этом полотне, которое уминают подошвы моих сапог. Здесь, над этой рекой, на склоне сопки, я и сам могу прочувствовать, понять этого человека, не прибегая к наблюдениям посредников.

 Сейчас Лакомову, как когда-то правительству Альенде, помощь некоторых из чилийских «диверсантов» ох как пришлась бы кстати! Василий Шиман хоть и не «чилиец», но опыт лучшего стропальщика бригады и лучшего шахматиста предыдущего строительства тоже не помешает... Позже подтянулись Вячеслав Когунь, Юрий Гуляев, Александр Янкин, Владимир Педаш, Алексей Марченко – ребята физически крепкие, в транспортном строительстве успевшие поднатореть. Они явно усилили производственную мощь бригады. Но рассчитывать на Сашу Янкина не приходится. Он помощник машиниста тепловоза и приехал в Звездный с определенной целью: как только откроется отдел временной эксплуатации дороги, пересесть на тепловоз. Из бойцов отряда быстрее всех притёрся Вячеслав Аксенов. Тот самый паренек из Владимировской делегации, который ехал на БАМ на третьей полке. Но правильно говорят в народе, не полка красит человека, а человек полку. Невысокий, сухощавый Аксенов, прежде всего, взял упорством и трудолюбием, хотя бывшему контролеру ОТК Муромского радиозавода пришлось ох как нелегко. Но паренек из-под Мурома оказался сильным духом. Перетерпев все трудности, он скоро стал в бригаде человеком незаменимым. Начальник участка Валерий Павлович Уласик присмотрел из той же делегации и другого паренька. Но Виталий Коккиль, неплохо отработав несколько месяцев, перевелся в механизированную колону по специальности – ему больше нравилось грузить грунт ковшом экскаватора, чем ворошить щебенку простой лопатой.

 Не обошлось без курьёзов. Однажды на просеке двое новичков из числа самых молодых членов бригады, оставленные в зимовье для хозяйственных работ, заметили в тайге на склоне сопки могучий кедр, усыпанный шишками. Кедры попадались и на просеке, жалко их было пилить, но дорога требовала. Орешки были еще недозрелые, но это досадное обстоятельство легко устранял костер. Орешки, извлеченные из углей, хотя и пачкали сажей, но зато приобретали отменные вкусовые качества.

 Натаскав воды, ребята взяли пилу и углубились в тайгу с намерением свалить дерево и богатый урожай с недоступной кроны снять уже на земле. На их счастье, в таёжное зимовье за какой-то надобностью заехал Дубровин. Прислушался: вроде недалеко в тайге бензопила заработала... Что за чудеса? Как будто просеку в том направлении никто не планировал. Михаил Павлович пошел на звук пилы... «Кедроеды» увлеченные работой, заметили Дубровина, когда тот почти подошел к ним вплотную. По выражению его лица мгновенно поняли: Михаил Павлович не одобрил их замысла.

  -  Мы хотели к ужину ребятам, чтоб орешками полакомились,   испуганно залепетали охотники за орехами, вытащив из запила шину пилы...

 Собрание бригады было бурным...

 -  Вы знаете, сколько лет надо дереву расти, чтобы поднялось до такого размера?   спросил, переждав общий возмущенный шум, Дубровин. Оправившись после первого испуга, вальщик и инициатор похода за кедровыми шишками, смотрел набычась, исподлобья, готовый отбиться от напустившихся на них товарищей.

   Лес рубят... Деревом больше, деревом меньше – кто узнает... – бросил он с каким-то непонятным пренебрежением. Его помощник поддержал друга.

-   Для всех же хотели нажарить...

 Виновники происшествия стояли в центре полукруга, спиной к стенке зимовья, которое служило бригаде и общежитием, и кухней, и столовой. Правда, последние функции она пока не выполняла, поскольку перед зимовьем была сооружена летняя печка, и стоял длинный стол. На всю бригаду – и тут Дубровин постарался. Он же верховодил при сооружении зимовья. Остальные лесорубы на трелёвочном тракторе подвозили подходящие лесины, крыжевали их по размерам, конопатили стены. Но укладывал венцы сам Дубровин. Рядом с большим зимовьем на всю бригаду срубили маленькую избушку. Там организовали баню. Чуть прохладнее стало или дождь прошел – сразу в банное тепло. Благодать! Соседи удивлялись, но больше ухмылялись. Зачем всё это? Просеку закончим, всё это придется бросить... Зачем бросать? Жилье в тайге, на берегу реки, может стать пристанищем для рыбаков, охотников. Можно и разобрать зимовья, поставить их в посёлке где-нибудь на берегу Нии. Чем ни жилой дом при нынешнем дефиците жилплощади? Можно и на прорабский перевести – будет для производства подсобное помещение. Всё же из дармового леса. Вывозить древесину с просеки экономически невыгодно. Оставлять нельзя. Во-первых, через год сгниет, во-вторых, станет рассадником для лесных вредителей, всяких там короедов и других вредных жуков... Вот это и беспокоило Лакомова. И молодые ребята, очевидно понаблюдав на общемагистральную бесхозяйственность, восприняли её как сигнал к местечковой вседозволенности... Как их можно упрекнуть в нанесении вреда в одно дерево, если лес почти на всей просеке гибнет?!

-   Угостить они нас захотели,   - снова выплеснулся взрыв эмоций у мужиков постарше.

 – Шишковать идите на просеку – там тоже встречаются кедры...

  -  Спасибо, угостили... Так угостили, что и есть расхотелось...

   - Это дерево, чтобы таким вырасти, не меньше ста лет росло!

 -  Кто узнает, стыда не оберемся! Скажут: лакомовцы шишковать с «Дружбой» начали...

 -  Всыпать бы им на орехи за эти ...орехи!

 Шишкари захлопали глазами. Дело для них принимало критический оборот... Они заканючили...

  -  Да если б мы знали, что так...

 -  Мы думали – одно-то дерево...

-   Это у них больше не повторится... Они по молодости и незнания,  -  с места подал голос Аксенов. Он сидел, как нахохлившийся замерзший голубь. Ему было стыдно за бойцов отряда. Но он понимал и другое. Если согласиться в назидании другим с предложением Андрея, не только на бригаду   на весь отряд ляжет неприятное пятно...   Дать им время, пусть исправляются...

-   Да, мы больше ни одного кедра...

   Да разве дело в одном кедре или другом дереве, – раздался глуховатый негромкий голос. Он был бы не услышан в этом рассерженном гвалте, но интонации лакомовского голоса настолько притягательные, что лесорубы смолкли, напряженно вслушиваясь.

 – Щепки, верно, летят. А в том, что вы бездумно замахнулись на кедр... На тайгу... На природу... А чтобы новому дереву дорасти до того кедра, надо сто лет природе потрудиться... А вы раз и – нет кедра... И другому захочется кедровых орешек... И опять полетят, как вы говорите, щепки... Что оставим людям, которые будут осваивать эту территорию? Ведь дорогу строим не ради самой дороги... Для того, чтобы обустроить территорию...

-   Да что с ними цацкаться!  -  вскипел экспансивный Полянский. – Выгнать из бригады этих кедроедов, как не оправдавших доверие. И с БАМа выгнать! Чтоб и духа не было...

 Шишкари стояли красные, потные, как двоечники у школьной доски. Сейчас «директор» влепит им по двойке и отправит домой за родителями – вот тут-то позор большой выплывет! Была ещё одна причина, которая заставляла их даже не краснеть – потеть от переживаний. Не так уж давно, в самом начале работ на просеке, на первом «лесорубном» собрании сам бригадир предложил весь заработок делить между членами бригады поровну   независимо от опыта и стажа. Это значило, что самые опытные, с четвертым и пятым разрядом теряли в заработке солидные деньги. А новички наоборот, получали значительный аванс.

   Работать так. За спинами других никто не отсиживается. А если у кого мастерства поменьше, как можно быстрее доказать, что это явление временное...

 Тогда обсуждение предложения было недолгим -  предложение приняли без возражений. И вдруг такой конфуз... Дубровин тоже стоял хмурый и сосредоточенный. Ему уже и жалко ребят. Он покосился на бригадира, затем снова повернулся к «кедроедов».

-   Наше счастье, не успели вы осуществить свои замыслы. Кедр оказался крепким орешком... А раны, которые вы ему нанесли, дерево зарубцует. Считайте, что запаса прочности ему хватило и на вас... Я так предлагаю,  -  Дубровин повернулся к Лакомову. -  Пусть они остаются. Пока остаются. До первого замечания... У кого другие предложения?

-   Если всё поняли, пусть работают...

 У бригады, как и у бригадира, доброе и отзывчивое сердце. Она, как строгий родитель, который наказал провинившегося ребенка, а когда тот слезу пустил, жалко стало... Но случай с кедроедами насторожил Виктора Ивановича. Если в одной бригаде решились на такое, не исключено, что и у соседей какого-то инициативного хлопца потянет на кедровые орешки с бензопилой «Дружба». И пошел Лакомов по бригадам. Его еще толком мало кто знал. В спецэшелоне он не ехал. В Звёздном оказался, когда весь отряд вышел на просеку. В одной бригаде подсказал ребятам, не налегать особенно на подсад. Будете валить большие деревья, мелочь сама помнется. Оставшиеся деревца сметут трелевочные трактора, которые будут вывозить деревья. Попробовали: быстрее дело пошло. Стали припоминать, кто совет дал. Вроде не прораб, не поездной начальник – этих командиров производства ребята уже знали хорошо... Кто-то из ненаших...

-  А какой он из себя, человек на просеке?   допытывались другие лесорубы...

-   Да такой – незаметный... Худощавый, серьёзный. В пиджаке и сапогах...

-   И фуражка какая? Серая, байковая?

 -  Вроде того...

 -  Так это же Лакомов!

 На производительность влияли еще два фактора. Первый: сумасшедший настрой на работу. Именно он позволял бригадам выполнять по две-три нормы. А бригада Зураба Каличавы все четыре выдавала! Но иногда тот же самый энтузиазм служил плохую службу. Выходили из строя под нетерпеливым нажимом лесорубов «Дружбы». Да что там механические пилы   ­ ломались обыкновенные топора – летели топорища. Но если с первобытным инструментом разбирались быстро – топорища росли здесь же, на просеке, – с механизмами было сложнее. Пока искали запчасти, ремонтировали пилы, соседи уже уходили далеко вперед...

 Первую просеку я в 1975 уже не застал – лесорубы расчищали тайгу для второго бамовского перегона. А вот Анатолий Петрунин, мой новый знакомый, о том периоде рассказал много интересного.

   В те месяцы вроде бригада Лакомова от других бригад не отличались. Но именно на базе этой бригады организовали что-то вроде школы передового опыта. Мы посылали в эту бригаду вальщиков на стажировку. И, наверное, не было бригады, где Виктор Иванович не побывал в те месяцы. Подойдет, посмотрит, подскажет: а вот так лучше получится... Да и мы стали внимательнее присматриваться... Мы как организовывали летний лагерь? Растянули палатку, установили нары, котлопункт соорудили – и быстрее на просеку. А у Лакомова по-другому. Палатка палаткой, а в свободное время они зимовье сложили, а рядом   баньку. Зачем, спрашиваем, ведь все равно с этого места уйдем. Ничего, пригодится. И верно, другой быт. С осени зарядили дожди, мы в палатках только поворачиваться успевали: там потекло, тут вода заливает. А у Лакомова сухо, тепло, дрова в печке потрескивают, а промерз – в баню, пожалуйста   красота! И вот поглядим на них - и уже сами за топоры да зимовье класть. Наглядно учились. А лесные избушки Лакомова до сих пор стоят по всей трассе, не на день срублены. В те первые месяцы в Звёздном у каждого появилось много товарищей, друзей, но сейчас, когда возвращаешься мыслями к тем временам, понимаешь, что был один человек, под влиянием которого каждый из нас находился. Так или иначе. Отдавая себе в этом отчет или нет. Это был Виктор Иванович Лакомов...

 Влияние бригадира простиралось не только на Звёздный - на всю страну. Пресса своё дело делала. С надеждой попасть в бригаду Лакомова ехали на БАМ молодые люди. Те, которые не могли принять участие в стройке – совсем юные граждане и люди, очень давно вышедшие из комсомольского возраста – писали письма. Однажды Лакомову привезли письмо из Казахского города Талды-Кургана, от строителя Турксиба М. Н. Гусаковой. Привез его человек Лакомову более чем известный – Владимир Иванович Удовиченко, командир комсомольского штаба предыдущей стройки Хребтовая –Усть-Илимская. Повертел Лакомов конверт, удивился:

 -  А мы здесь с какого боку-припёку?

-   Читай лучше: «Звёздный, самым лучшим комсомольцам»...

 -  Спасибо, Володя, за оценку нашей работы. Но возьму я его как командир отряда и провезу по всей просеке. Не одни мы такие хорошие. А потом письмо передам в музей...

  -  Вот и договорились...

 Приехав в бригаду, Лакомов раскрыл конверт:

-   Слушайте, парни сюда: письмо нам пришло...

 – Здравствуйте, мои внуки и внучки! Я строитель Турксиба, посланец Антоновской коммуны. Мне было тогда шестнадцать лет. Мы приехали на станцию Садыр, сейчас она называется Лепсы, 24 января 1927 года. Был лес, камыш, лоза. Нас первыми встретили волки, дикие свиньи, тигры. И вот Лобачин Иван Иванович, а он был из Москвы, посмотрел на карту и сказал: вот здесь будем строить. Дал команду разгребать снег и ставить юрту. Это была кухня и столовая, а всего за первый день поставили десять юрт. Когда топили, открывали дверь, чтоб выходил дым. Но всего не опишешь. А когда начали строить пути, так что за день выстроим, то за ночь бандиты с кулаками разломают. Даже так случалось, что людей резали. А Вам, мои дорогие, никто не помешает. Спокойно стройте. А я жива буду, пошлю вам семян всяких. Жаль, что нет уже здоровья, а то бы я тоже к вам поехала. Вот пока все. Счастливого вам пути. С чистым горячим приветом... Гусакова. Г. Талды-Курган.

 Подобных писем получили они за первые месяцы много. И не только писем, но и посылок с продуктами и сладостями. Особенно много таких посылок было с Кавказа. Так отреагировала Грузия и Армения на первые километры просеки бригад Зураба Каличавы и Ашота Оганесяна... Таёжный БАМ улучшал настроение двум республикам. Вызывал у людей воспоминания о трудных и лучших годах жизни, заставлял сопереживать грандиозным делам, начавшимся на востоке страны...

 …Покачиваясь на иссиня-черной воде, проплывают перед нами, словно белые лебеди, льдины... У подножья сопки в небо целятся острые шильца верхушек елей. В середине, как масло в бутерброде, светятся жёлтые полки, заставленные щитовыми и брусовыми домами. Весь поселок сине-зеленой подковой огибают реки Ния и Таюра. Этот пейзаж достоин кисти художников Николая Рериха или Константина Рылова... Может кто-то из ребят, наблюдающих ледоход на Таюре с противоположного берега, напишет свою живописную картину. Река хорошо видна из окон каждого дома... На левом берегу метрах в ста от моста скопились целая вереница машин. Стоят «Магирусы», «Уралы», КРАЗы с деталями сборных домов, бензином, строительной техникой... Водители сидят на теплых капотах, стоят на подножках – тоже любуются за вскрывшейся рекой.

 … Между тем, удивленный отсутствием бригады на рабочем месте, день нахмурился. Набежала туча. На нас сверху густо, как крупная соль, посыпалась снежная крупа.

 -   Ладно, парни, пойдем работать,   вздохнул, поднимаясь, бригадир. – А ледоход вечером досмотрим... Славка, заводи «жэзку»!

 Шум ледохода пропал. Его поглотила сразу схватившая высокие ноты переносная электростанция и грохот наших шпалоподбоек...

 Спасибо тебе, весенний день! Ты сегодня сиял безоблачным синим небом, посыпал талую землю снежной крупой и наполнил всё окружающее пространство грохотом ледохода. Ты показал, как уплывает на льдине пустая железная бочка и как глядит на реку мой знаменитый бригадир. Я увидел то, что никто до этого никто в Звёздном не видел: знаменитый Лакомов превратился в обыкновенного мальчугана из села Нижне-Большое. Его: «Славка, глуши «жэзку»,   мы слышим каждый день по несколько раз. Но сегодня он сказал так, что я стал пассажиром паровозика из сказочного Ромашкова... Я должен был увидеть этот ледоход, иначе моя жизнь на Байкало-Амурской магистрали оказалась бы неполной! И я, не отрываясь, смотрю на подаренный мне ледоход. Без этого ледохода я не понял бы Лакомова. Не каждому дано на свете так  жить: дарить людям города и дороги, а самым близким друзьям – ледоходы…