Она была просто русской девчонкой,
Синели глаза под пушистою челкой,
По белым плечам золотой водопад,
Доверчивый теплый и ласковый взгляд.
А рядом высокий спортивный и ладный,
Сын знойной Африки, принц шоколадный,
Был необычен, красив он и мил,
Девочке голову быстро вскружил.
И обнимая находку свою,
Страстно и нежно шептал:” I love you”
И целовал ее белые руки,
Но приближался час их разлуки.
Он улетел,ни письма, ни привета,
Как далека она, Африка эта.
Парень, должно быть, давно уж женился,
А у девчонки ребенок родился.
Дочка на маму ничуть не похожа-
Черные кудри, черная кожа.
В шоке отец и в истерике мать,
Постановили: ребенка не брать...
К белой груди прижималась комочком
Черная девочка, русская дочка...
Юная мама рыдала навзрыд,
Но чернокожим в семью путь закрыт.
Кто-то в машине с шампанским, с цветами,
Едет с роддома к папе и маме,
А чернокожих, собрав в две минутки,
Тихим этапом везут в дом малютки.
Там разноцветные дети растут,
Может, кого-то в семью и возьмут:
Если ты русый и белокожий,
Сможешь ты быть на кого-то похожим.
Если же ты – шоколадного цвета,
Шансов на это практически нету.
Будешь сама по себе подрастать,
Старую нянечку мамою звать...
Где же ты, мама, родная, далекая,
Светловолосая и синеокая?
Помнишь ли ты чернокожую дочку,
Ту, что по жизни идет в одиночку ?
Ту, что свой первый, робкий шажок
Сделала в сторону тети чужой,
Тянет ручонки, в глазенках мольба,
Горькая выпала дочке судьба...
Не привлекают за это к ответу,
Да и статьи такой в кодексе нету...
Слезы ребенка у нас безответны,
В этой истории нет хеппи энда …
Чернокожая девочка 2
У этой истории есть продолженье.
Годы летят, жизнь все время в движенье,
Хоть радости мало судьба принесла,
Время бежало...девчонка росла...
Чтобы не быть сиротой неприкаянной,
Выросла гордой, смелой, отчаянной.
И красотою бог не обидел,
Все любовались, кто ее видел.
Стройная, гибкая и длинноногая,
Вовсе не стала сироткой убогою,
Карие очи, огромные, дерзкие,
Маленький носик вздернут по- детски,
С гривой волос и с оливковой кожей
На Нефертити стала похожей.
Только вот редко она улыбалась,
Часто грустила, в себе замыкалась.
Девочке очень хотелось узнать,
Кто же отец ее? Кто ее мать?
Однажды при случае, действуя смело,
Взяла из архива личное дело :
Со штампом роддома холодный отказ,
Хлынули горькие слезы из глаз.
Адрес навечно врезался в память –
Сутки езды и … трудно представить…
Недолго боролись сердце и разум,
Ехать, увидеть – решилось все сразу.
Вот этот дом, сердце сжалось тревожно,
Но отступать уже невозможно.
Тихо и нежно тренькнул звонок,
Миг, словно вечность, и – щелкнул замок.
Дверь распахнулась, напротив девчонка,
Синеют глаза под пушистою челкой,
По белым плечам золотой водопад,
И удивленный ласковый взгляд.
Мальчик постарше вышел в прихожую
И улыбнулся гостье непрошеной,
Та же не в силах ни слова сказать,
Молча в дверях продолжала стоять.
Кто – то еще выходил на звонок,
Сжалось сердечко в горячий комок...
Встретились взгляды : синий и карий,-
Женщина сжалась, как от удара,
Руки взметнулись молний быстрей
И инстинктивно прикрыли детей...
Словно наседка, прижала к себе,
Губы открылись в тревожной мольбе.
Сразу обеим ясно все стало,
С первого взгляда, конечно, узнала...
Так почему же ты растерялась?
Дочки своей почему испугалась?
И одиночества жгучая боль,
В давнюю рану – горькая соль...
Вот она, Мать – своим детям родная,
А на пороге – чужая… чужая!
Гордое сердце , к обидам привычное,
Что – то случилось с ним необычное,
Будто оно перестало стучать,
И почему-то нечем дышать...
Смуглые руки на горло легли,
Горькие слезы ручьем потекли,
И, отвернувшись, бросилась прочь
Черная девочка , русская дочь...
Бежала , от слез не видя дороги,
А сердце осталось там, на пороге...
Врезалась в память навечно картина:
Мать обнимает дочку и сына…
В парке нашла поукромней аллейку
И на свободную села скамейку.
Путались мысли, обидные, горькие,
Ну, почему жизнь такая жестокая?
Тяжко на сердце и горячо.
Вдруг кто-то тронул ее за плечо.
Тот же парнишка присел с нею рядом
За руку взял и промолвил: ‘Не надо…
Плакать не надо, сестренка , поверь,
Все хорошо у нас будет теперь.”
Боже! Откуда же слезы берутся,
И почему они льются и льются?!
Боль сквозь рыданья рвется наружу,
Освобождая сердце и душу,
Брат осторожно обнял, утешая,
Что-то шептал, слезы ей вытирая.
Тихо погладил по волосам,
Поднял лицо ей и глянул в глаза:
“Еле догнал, ты бегунья отличная,
И вообще, ты у нас симпатичная”.
Что-то еще говорил, улыбался,
Вовсе не младшим, а старшим казался.
Так познакомились Рита, Сережа,
Брат и сестра, пусть они не похожи.
Мало знакомы и все же родные,
Но не чужие, нет, не чужие!
Кратко Сергей о семье рассказал...
“А обо мне как ты узнал?!”
“Сразу, как только ты убежала:
“Это-сестра твоя,-мама сказала,-
Очень прошу тебя,догони!
И извинись за меня и верни”.
Я бы чуть позже понял и сам,
Я бы узнал тебя… по волосам.
Знаешь, мама шкатулку хранит,
В ней наша память о детстве лежит,
Первые книжки, рисунки, тетрадки
И наших волос две белые прядки.
А рядом-черный,как смоль,завиток,
Чей и откуда, понять я не мог.
Трогать шкатулку нам запрещалось,
Значит, какая-то тайна скрывалась.
Тайна, как мир, оказалась стара-
Где же была ты так долго, сестра?”
Снова предательски горло сдавило,
Близкие слезы к глазам подступили.
Просто нет сил ничего объяснять,
Бросила только:”Спроси свою мать”...
Встала:”Ну что же, время прощаться,
Скоро уж поезд, пора возвращаться”.
И, прекращая ненужные споры,
Резко сказала с невольным укором:
“Зря я приехала, сердце послушала,
Мир и покой вашей жизни нарушила,
Словно ворона и в белую стаю…
Знай свое место, птица чужая!
Ну ничего, я уеду, исчезну!
Больше из мертвых уже не воскресну,
Время пройдет, и само все устроится,
И позабудется, и успокоится.
А на тебя я совсем не сержусь,
Ты славный парнишка,братик, клянусь.
И если ты еще не устал,
То проводи меня на вокзал”.
Как на вокзале он смог отлучиться,
Только сумел домой дозвониться…
Поезд уже подавали к перону,
Рита тянула Сергея к вагону.
Он оглянулся, кому-то махнул,
Риту рывком к себе повернул,
И, убирая руку с плеча,
Тихо сказал: “ Не руби сгоряча.
Ты ничего не успела понять”.
Он отступил, за спиной была Мать...
Видно, бежала, дышала с трудом,
Рита сглотнула удушливый ком,
И, отступивши немного назад,
Прямо взглянула в большие глаза.
Сколько в них было отчаянья, боли,
Горькой тоски, сокрушающей волю,
Больше не в силах крест свой нести,
Мать прошептала:”Дочка… прости…
Знаю, вернуть ничего невозможно,
Знаю, понять и простить меня сложно,
Но сгоряча ничего не решай,
Очень прошу тебя-не уезжай”.
Хрипло, но твердо сказав свое :”Нет”,
Дочь отдала проводнице билет,
Не оглянувшись, в тамбур вошла,
Словно во сне, свое место нашла...
Не удержавшись,скатилась слеза,
Сами к окну потянулись глаза.
Горьких рыданий не удержать:
Там, на перроне, плакала мать...
Так безысходно, так безнадежно,
Нет, притвориться так невозможно,
Нет, неподдельны рыдания эти,
Так плачут в приютах сироты-дети...
Что-то в душе отозвалось, как стон,
Рита рванулась : тамбур, перрон…
Что-то кричала вслед проводница,
Мелькали вокруг удивленные лица.
Черная девочка к женщине белой
Вдруг подошла, обняла неумело,
Слезы смешались и спутались волосы,
Черные полосы, белые полосы…
Рита так долго об этом мечтала:
“Мамочка…мама,- вдруг прошептала...
Я не уеду, не беспокойся,
И не оставлю тебя, успокойся….
Эти слова не сумела сказать
Маленькой дочке юная мать,
Было бы меньше разбитых сердец.
Но в этом рассказе-счастливый конец!