I
Жила была ворона. Обыкновенная серая ворона. Таких по дворам и помойкам Отечества тысячи шныряют. Да что там! – бо-о-о-льше! Жила вроде бы и неплохо. Там кусок порченой колбасы из мусорного бака наковыряет, со стола уличной забегаловки кусок булки какой уволочёт. В трудные времена и сухарь заплесневелый в луже размочит – вот ей, Серой, и ужин! Большинство ворон так и живёт. Но у нашей же амбиции, тудыть! Нашей же лучшей жизни хочется! И не просто сытой, а чтоб, и престиж тебе, и положение в обществе! Она хоть и не белой уродилась, а мысли о собственной невпупенности покоя с младенческого пушка не давали.
Да и надо признаться, способности у нашей вороны кое-какие имелись. Умела она проникновенно в глаза сородичам заглядывать, каркать как-то особенно, с придыханием. Подлетит к какой-нибудь растрёпе, вот так пристально в глаза поглядит, посочувствует - мол, ах ты бедная, неприкаянная! Неприятности на тебя, так и сыплются, проблема на проблеме! Та кусок оставит, глаз её влагой подёрнется, головой закивает в знак согласия. А наша не унимается – мол, не хочешь покаркать со мной об этом? Та и начинает на судьбинушку жаловаться на воронью - увлечётся, сама серой кусок пододвинет, и давай про жизнь горемычную рассказывать! Наша головой кивает, участливо так поддакивает, слушает, а сама - хрясь-хрясь! – деликатес и оприходует! Потом расходятся лучшими друзьями – нам ведь всем одно надо, чтобы выслушали нас, да поняли… Так то…
Ну, вот! - познакомилась как-то наша ворона, на помойке мясокомбината, с другой такой же серой вороной, когда они изысками отходов кишечного цеха свой утончённый вкус баловали. Наша ворона и пожаловалась. Мол, живём, как последние воробьи зачморённые, хаваем невесть что, а ведь птицы-то благородные! Другого полёту! Та покивала утвердительно. Каркали они на эту тему долго и громко, пока из будки сторож заспанный не вышел и не шмальнул по ним из «мелкашки». Отлетели они от греха подальше, товарка нашей-то и говорит, что знает, мол, местечко, прести-и-и-жное! До ужаса! Туда только своим, да нашим вход разрешённый. Чужаков, в виде голубей, воробьёв и прочей пернатой братии, не любят, хоть и терпят! Положение обязывает. Наша конечно загорелась, дескать, где-где то местечко-то обетованное?! – спрашивает. Товарка ей и рассказала про храмовых птиц, что живут на галереях огромного храма, и кормит их специально приставленный к ним служка. Красиво, вишь, когда птицы храм и колокольню, что возле ворот храма, облепят и сидят на ней, словно духом святым призванные!
Наша Серая чуть карканьем не захлебнулась! – просит новую знакомицу дорогу ей к храму показать. Та глянула на нашу как-то особенно и глазки к небу-то закатывает. Ну, наша смекнула, что та элементарно, вишь, на лапу просит – показала ей тайник свой с обглоданными куричьими костями, что натаскала самолично из бака придорожной тошниловки, на которой корявыми буквами чёрной краской хозяином Абдуллой было выведено: «Шаурма, биляш, шашлик!».
Знакомица подношение приняла, кости куричьи схомячила, и полетели они к храму, в новую лучшую жизнь. Долго летели. Над лесами, лугами, речками. Останавливались передохнуть в городках и деревушках – перекусить на местных помойках. Наконец начались места странные, непривычные для вороньего восприятия. Ёлки, да берёзки родные закончились, сначала потянулись какие-то обширные пространства с чахлой растительностью, потом вообще пески. Ворона наша совсем было приуныла. И только когда потянулись под крыльями вороньими геометрически правильные зелёные посадки, закурчавились рощицы, зазмеились ленты дорог, наша каркуша заволновалась – вот она, начинается новая жизнь!
И открылась перед ними долина с огроменным таким холмом, приподнимающим линию горизонта. Раскинулся на холме и под ним город, и в центре его - храм из серого камня с золотым куполом, красоты такой, что дух захватывает!
Добрались вороны до мечты своей заветной. Сделали два круга ознакомительных вокруг купола и шасть! - к колокольне. А там пернатого народу видимо-невидимо! И все на вновь прибывших смотрят косо, с недоверием так! – а достаточно ли вы невпупенные для храма сего в целом и колокольни сей в частности?
Наши на самом краешке примостились и приглядываются. Боком-боком подскакала к ним большая чёрная ворона. Жирная, зараза! Спрашивает строго так: кто такие? как фамилиё? какого такого происхождения? Другие вороны, тоже упитанные, ближе подступают и поглядывают недобро. Но наша-то Серая - стать особенная! Она ту, главную, под локоток…то есть под крылышко, и так проникновенно про жизнь давай спрашивать – как вы, дескать, тут живёте? Соблюдаются ли права, не жмут ли обязанности? - и так её этим ошеломила, что главная незаметно для себя в разговор втянулась, стала на вопросы отвечать, а к концу беседы ей уже казалось, что новенькая - её подруга закадычная, и знают они друг друга вечность!
Вторая ворона сидела, сидела на краешке, да храмовые вороны, видя, что главная её никак не привечает, а новенькая разговорчивая внимания не обращает – спихнули её с карниза.
Та помельтешила, помельтешила, пытаясь присесть, да старожилки её с карканьем гнали от колокольни. Она и полетела. Обратно.
II
А наша ворона на колокольне и галереях храма вполне освоилась. Климат в местечке обетованном был тёплый, приветливый. Зимой там было так же, как в родном городе летом. Кругом деревья со всякими экзотическими плодами росли. Каркуша наша принялась их было клевать, да вскоре надоели они ей хуже горькой редьки. На улицах было до невозможности чисто. Потыркалась Серая по дворам местным в поисках помойки какой, аль урны рассыпанной с кусками недоеденными и кожурками колбасными, а их нет, как нет! Везде аккуратненькие контейнеры стоят с крышечками. Ворону нашу очень это досадовало по началу. А потом привыкла храмовой кормёжкой довольствоваться.
Вскоре на колокольне стала она пользоваться популярностью. Вороны-то местные, вишь, от скуки, да достатку с ума съезжали медленно, но верно. Ну, наша и затеяла с ними сеансы психоаналитические проводить, тайны их выведывать. Вороны ей за беседы душевные - почёт и уважение. Место посвободнее указывали для отдыха, при кормёжке не клевались и не пихались. А та главной вороне потом в приватной беседе истории вороньи пересказывала. Ох, и веселились обе!
Долго ли эта безмятежная и сытая жизнь продолжалась бы, да испортил всё один случай. Рассказала как-то главной вороне наша каркуша, как одна симпатичная молодая ворона рассказала ей об интрижке со смазливеньким чёрным вороной. Вороном-то его язык не поворачивается назвать, уж больно вертляв – и нашим, и вашим норовит угодить! Самца-то он из себя гнёт, конечно, брутального – рассказывала красотка - да уж больно тщеславен! До женского вороньего полу охоч – страшно! Но подъедаться предпочитает возле важных особ, влиятельных!
Главная так как-то задумалась и спрашивает, нет ли у этого казановы на лапке обрывка красной нитки. Наша ворона тут же вспомнила, что рассказывала ей и об этой нитке красотка. Брякнула об этом главной, да осеклась тут же. Встопорщилась главная, нахохлилась. Поняла наша каркуша, что красавчик и матронино сердце покорил своей алой ниткой, да поздно! А ещё поняла, что помалкивать надо бы о делах клиента и не молоть языком налево-направо о них кому бы то ни было. Врачебная этика, етить!
В этот же день, при кормёжке получила наша Серая два увесистых удара клювом в затылок и кто-то пихнул её в бок пребольно. На другой день ещё хужей того – просто оттёрли в дальний конец галереи, и лучшие кусочки уплыли в другие жадные клювы. Поняла, наша каркуша, что милость вожака вороньей стаи потеряла она безвозвратно. Каждый, кто хоть немного думать может, смекнёт - как тебе про других рассказывают, так и про тебя другим могут! А это неприятно весьма.
Помаялась, помаялась наша невпупенная, да и спустилась на ярус ниже – к голубям и воробьям. Кормили их поплоше, да пореже, но наша хитрованка и там устроилась с определённым комфортом. Разговорами своими стала больные птичьи души врачевать, а язык свой укоротила раз и навсегда. Ниже-то только асфальт!
Так и живёт до сих пор. Нет, жизнь конечно относительно благостная – ни голоду, ни холоду, и с амбициями вроде в полном порядке – всё-таки при храме и уважении! Но накатывала на Серую иногда такая тоска зелёная! Вот, кажется, так и полетела бы в родные места, порылась бы на помойке какой, свиной хрящик отыскивая, или кусок выброшенного в сердцах недоеденного беляша из придорожной тошниловки Абдуллы! - да гордость и разумность удерживали. Не хотелось дома объяснять своим пернатым сородичам, почему от сытой счастливой жизни вернулась к родным помойкам. Так и живёт! А тоску свою унимает рассказами голубям, да воробьям – как ей на родине плохо жилось, какие там суровые зимы, да колбасные объедки отвратительного качества. А здесь вон, культура! Исторические памятники! Помоек нет! Войдёт в раж – каркает, крыльями хлопает! А те слушают, равнодушно зерно, да отруби высококачественные низкокалорийные без ГМО поклёвывают, на рассказчицу поглядывают и не фига не понимают, что это та так горячится? Какое качество? Какая, блин, культура? Корму бы побольше, а кошек и пацанвы с рогатками поменьше…
12.2011 г.