" Человек чувствует себя одиноким,
когда он окружен трусами."
А.Камю
Час пик. Вагон, как символ времени – безразличного, невозмутимого, проходящего - везет нас, очередных, куда-то… Бесконечный поток сознания. И Джеймс, и Вирджиния – оба были правы! Мысли... - непрекращающийся поток, черная дыра, если хотите. Закономерный хаос. Цепь, не имеющая начала, не имеющая конца. Только все никак не поймешь, ходишь ли ты по ней, или она тебя душит. Не суть важно. Кстати, о сути… Хоть кто-нибудь ее видел? Нет. Но ее чувствовали… Ощущали. К ней приближались. По крайней мере, верили. В ее существование. “Я больше ни во что не верю!” – мне приходилось слышать. Значит, и веру можно отнять у человека? А что же тогда нельзя отнять? Кстати, сколько времени отнимает у меня это подземелье? Отнимает или дарит? Спорный вопрос. Вопрос… Вопросы, как призраки, возникают из небытия, и не изгнать их, настойчивых. И бродят, и бродят они по темным коридорам бескрайнего, самого тесного пространства во вселенной, именуемого человеческим сознанием. И Джеймс, и Вирджиния – оба были правы...
Страшно.
Кстати, о страхе. Страх... - единственное, не имеющее равных по силе оружие против человека. Почему? Потому, что если таковой имеется, значит он еще в зародыше убьет все иного рода начала.
Да.
Мы боимся... Жить. Любить. Страх перед страданием, потерей, разочарованием делает нас такими беспомощными, уязвимыми, неприспособленными… И мы, мня себя вооруженными самой безграничной глупостью, которую гордо и со знанием дела зовем здравым смыслом, наглухо заколачиваем все двери и окна, все щели, все трещинки наших измученных, задыхающихся душ, которым просто необходим глоток воздуха, глоток настоящей жизни. Зато не будет больно.
Больно...
Быть непонятым... - больно! Да. Больно. И страшно. Мы боимся быть непонятыми - вот, и молчим… Заталкиваем себя глубоко внутрь и продолжаем молчать… И порой, когда молчание это становится особенно невыносимым, мы предпринимаем робкую, но отчаянную попытку... Нет! Не высказаться! Всего лишь начать... Издать звук! Но слух уже накрепко сросся с тишиной. Стоит лишь произнести слово, и мы ужасаемся... - не узнаем говорящего. И снова замолкаем. И только в тайне от вездесущего, всезнающего, всеобъемлющего общества, обхватив руками колени, где-то там, в дальнем, холодном, сыром углу своего душевного изгнания... кричим. И крик этот лишен всякого смысла. Когда кричит душа, её никто не слышит.
И снова ОНО, гордое…
Кстати, о гордости. Гордыня наша, как и глупость, также безгранична. Мы не смеем, не в состоянии допустить даже скудной мысли о том, что каким-то нелепым, неосторожным, немыслимым образом можем оказаться хуже других! Да. Это все он. Страх колючими ветками разрастается по всей нашей сущности… Страх оказаться хуже других вынуждает идти по пути наименьшего сопротивления, и вот, мы уже в строю! Мы слились с массой… А слово «личность» маленьким корабликом медленно, но уверенно уплывает из употребления.
Кстати, о кораблике… Вчера мне снова снилось море. Впервые оно меня не пугало. Не было ни гигантских накатывающих волн, ни удушья, ни ощущения собственной ничтожности… Наверное, всему приходит конец.
Кстати, о конце. Все-таки… Уильям тоже был прав. По крайней мере, мне хочется в это верить. Я ,как и он, отвергаю мысль о гибели ЧЕЛОВЕКА!
На двери надпись на двух языках... Удивительная неожиданность. Что это? Галлюцинация? Смотрю и не верю: «НЕ ПРИСЛОНЯТЬСЯ!» Маленькая, ненавязчивая тень нашего советского прошлого. Тень. Кстати, о тенях! Вновь и вновь, сквозь бесчисленные тени, на этот раз мистически слившиеся и воплотившиеся в толпу выходящих из вагона, я пытаюсь проложить дорогу к свету. Дорогу? Громко сказано. Мне говорят, избегай преувеличений… Скорее тропинку, на которой едва умещаются следы одного человека. Я иду уже одну пятую века и еще два года. И каждый день оказываюсь в начале пути.
Что там еще не сказано об одиночестве?
Да.
Уже давно все сказано.