Умирал индус на моих глазах,
на глазах вокзальной толпы.
На его лице пыль была как прах
и глаза — полуслепы.
Столько было борозд на его челе,
сколько в поле провёл он борозд,
чтобы рис всходил на его земле,
поднимался бы в зрелый рост.
Рис на шпалы сыпался из мешка,
в пыль летел и мешался с ней.
А размотанный тюрбан старика
старше пыли был и темней.
И лежал старик, и жемчужный рис
он руками ещё хватал.
Он хрипел — его покидала жизнь,
красной пеной шла изо рта.
И, как прах кремированных вождей,
даже в смерти свой труд верша —
на поля иссохшие в каплях дождей
оседала его душа...