Мне в детстве наступил медведь на ухо,
и у меня ни голоса, ни слуха.
Мне не понять, зачем козе баян.
«Полёт шмеля» - а мне что шмель, что муха –
я к мухе неприязнью обуян...
Другие там на скрипках, на роялях,
а я предпочитаю на сукне,
и в преферанс, вот преферанс – по мне.
Мне ни к чему все эти «тралли-валли».
Но... есть одна! Есть слабость! Грешен, грешен...
Когда садитесь Вы за клавесин,
я, как дурак, рыдаю безутешно
от бешеной тоски по малым сим –
мне жалко заоконные карнизы
и фонари под брызгами дождя.
И плачу я, как малое дитя
под Ваши «полонезы» и «капризы».
И, может быть, не в клавесине дело,
а в Ваших тонких пальцах и губах.
Я – не монах, но я – увы и ах –
ни слова Вам не выдавлю несмело.
И Вы встаёте, платьем шелестя,
и покидаете меня так величаво,
что снова плачу я, как малое дитя,
хоть музыка уже и отзвучала.