В чёрной тёплой парной земле,
Ожидая небесных дождей,
Где зёрна место своё нашли,
Последняя горсть упала ржи.
Не дождавшись живительных соков,
Заслонив ясное солнце,
Рухнул Пётр на земную твердь.
Так бы и помер бедный сеятель,
Печали покорился горькой.
Сажал хлеб, а от голода помер.
Земля сеятеля не выдала:
Сухой жар в теле выстудила.
Капельки на лбу высушил ветер.
Соловей пел – услыхал Петя.
Поднялся он, пошёл к кусту.
Глодал, будто коза, кору.
Понесли его ноги в лес.
Сам не знал, куда и зачем.
Там травку какую-то ел.
Вот и в память вошёл совсем.
Не мог и потом понять,
Где небеса, где земля.
Идёт босой, по ногам холод.
По земле змеи скопом.
Смотрит Пётр: на змеюке стоит.
Вьётся она петлями, шипит.
Хотел змею отпихнуть ногой,
Поляна разверзлась – мир другой.
Чудное дело! И Пётр смекнул,
Пошёл он, куда змеи ползут.
К камню ползёт змеиный народ.
Подползут, полижут, и назад.
Эх, – думает, – была-не была!
Наяву творятся чудеса!
Подошёл к камню, тоже лизнул.
– Живёхонек! – Пётр рукой махнул.
Стала понятна змеиная речь.
Так прошли то ли день, то ли ночь.
И уж Пётр не голоден, сыт.
В брюхе от сытости урчит.
Так у Петра в брюхе рыкнет,
Даже змеям страшно станет.
Тучен, здоров лежит у камня змей.
Камень Сытости лижет ночь и день.
– Нам бы просветлённый камень сей!
От голода мука у людей.
– Вам этот камень отдать нельзя.
У людей думка нехитрая:
Как бы всё у всех забрать,
Чтобы всеми помыкать.
– Врёшь ты, змей! – рассердился Пётр, –
Не всякий человек – тать, вор!
Есть в земле нашей дворяне,
Есть на земле и крестьяне.
Крестьяне – за всех работнички.
Царь мзду берёт и разбойнички,
Войну кормим, мир помним,
Сами по миру ходим.
– Ишь ты, премудрый какой!
Оставайся, – зашипел Змей.
– Спасибо, Змей! Напомнил ты мне,
С голоду забыл, в лес шёл зачем.
Слежки на загородку надо:
Зверьё одолевать стало.
У меня рожь посеяна,
Да по лавкам семеро.
Избу сожгли – новую поставил.
Змей Петра на землю отправил.
Лес головой покачал,
Загудел в верхах, засвистал.
Потемнело перед глазами.
Тут земля пошла кругами.
Упёрся в неё Пётр ногами,
Ухватился за травку руками.
– Не сытен тот камень.
Обманул меня Змей.
Тут губы ему обожгло.
По груди разлилось тепло.
Аж, до живота дошло,
Будто кушал только что.
– Маланья? – открыл глаза.
Палец к губам поднесла.
– Попей-ка горячего.
Ожил – хлебнул крошева.
Ночь темна. Костры горят.
У костров люди сидят.
– Маланья, это кто?
– Ошибся ты, милок!
Варварой зовут меня.
– Смеётся, как Маланья.
И на щеке чёрный шрам,
А волосы-то – зима.
Перехватила взгляд Варвара.
– С дьячком-то что, с моим Иваном?
Посмотрел в зелёные глаза
И Маланье-Варваре сказал:
– Помер. Бедняга обгорел.
У храма его похоронил.
– Весной односельчанам своим
Приходила долги заплатить.
– Для них настали чёрные дни.
По свету мыкаются они.
– Царство небесное дьячку.
А я в село в другой раз приду.
Тебе спасибо, Пётр, и поклон.
Варвара ушла за огонь.
Эй, – крикнула своим она, –
Проводите до избы Петра.
Сиву кобылу запрягите,
Хлеба в телегу положите,
Приблудших овечек отдайте.
Сеятеля не обижайте!
***
Ушёл весной сеятель.
О нём, поди, уж все позабыли.
Вернулся – хлеба зрели.
На Петра, как на диво глядели.
Новые срубы на солнышке сохли.
Дух от щепы стоял светлый и тёплый.