Триасовые закаты почвенничества. Чёрный Георг

Натэлла Климанова
Текст произведения «Триасовые закаты почвенничества. Чёрный Георг.»

Обратите внимание на такой приём у Георга, который есть в его многих стихах, - клиповость.
Сам автор называет "клиповый" приём в своём творчестве -архитектоникой:

"Я это архитектоникой называю, а ведь можно для этого и другие термины найти. Здесь даже не наличие продуманного сюжета важно, а композиция самого текста. Сюжет может быть непрорисованным или частичным. Как и в стише про корову. Но движение вдоль оси композиции должно быть гладким и именно она раскрывает для читателя смысл текста, причем - таким образом, что зачастую адекватно пересказать его - невозможно. Вот это, кстати, одна из основных черт хорошей психоделикой..." (с)

Почти каждое стихотворение у автора, где есть сюжет,- это как смонтированный режиссёром хороший клип.
Все наверно помнят фильм-сказку о ёжике в тумане?
Там тоже такой принцип построения фильма, который захватывает и удивляет зрителя, переносит его мир маленького ёжика, который удивляется и восхищён большим миром и где нет никакого страха от тумана и неизвестности. Оператор поочерёдно переносит внимание зрителя от маленького ёжика в травинках к большой морде доброй лошади или внимательной собаки, а потом и ко всему сказочному лесу,- большому миру, которого не надо бояться, а надо любить.
Не потому ли маленький, отважный, исследующий мир ёжик в тумане так полюбился зрителю???
Тот же режиссёрский принцип от малого до большого и великого можно видеть и в стихотворении у Георга о корове. Хотя стихотворение носит символичное название "Радуга".
Прекрасная Радуга,- феномен спектральных лучей,- для всего мира, для планеты, для земли, для каждого человека, для каждого кустика и травинки на выпасе, над каждым человеком, над каждой коровой и лошадью.

Вся природа и природные явления у автора не просто явления , а участники общего действа торжества жизни.
Так зелёнушки не просто сидят грибами на выпасе, а они - успешные. То есть живут и процветают на земле.
Желудь не просто себе жёлудь в почве, но он тоже успешен. Упорно всходит и "становится дубом", - вечным деревом. Хотя и "забавляет" однолетних "лютиков лоснящуюся стаю".
Чувствуете, какая в этих строчках мощная скрытая идея одномоментности и вечности?

Какой-то всхожий жёлудь
становился дубом, забавляя
малым ростом и упорством – жёлтых
лютиков лоснящуюся стаю.

Солнце у Георга не просто космический объект, а тоже,- главный участник и виновник действа торжества жизни.
Солнце "исхитрилось" в этот чудный земной моросящий вечер подарить миру небесный, величественный "клирос",- Радугу. Именно такое название дал автор своему стихотворению.

И все те редкие слова, малоупотребительные в обычной речи, но в данной строфе у поэта стоят исключительно на своём месте.
Мне кажется, другими словами и нельзя описать в поэтической форме природный феномен радуги. Может быть и можно, но так, как у Георга, невозможно встретить в русской поэзии ни у кого, потому что здесь метафористично употреблены не только редкие словосочетания, такие как "спектральными лучами","колеблющийся клирос","триасовых закатов", но в данной строфе происходит каскад игры символичных образов и трансформация Идеи красоты и любви к миру, где путь на небо прорастает "из стволов триасовых закатов":

В это время солнце исхитрилось
расколоть – спектральными лучами –
низких туч колеблющийся клирос.
Семь оттенков – чистых, изначальных –
вспыхнули, образовав покатый
путь на небо, словно прорастали
из стволов триасовых закатов.

Вообще, трансформация, переворот сознания от бытия в планетарный космос предварительно начался в предыдущей строфе, где "вспененные травы" символично стали напоминать море, а корова - "стала бригантиной" в море, а стойло для коровы - гавань:

Луговые вспененные травы
издали напоминали море,
где корова стала бригантиной,
а суровый старый человече
вёл её – достойно и картинно –
в гавань. В стойло. В моросящий вечер.

Таким образом, с применением методов трансгрессии ,- стихотворение из обычного разряда бытовушного, ироничного описания коровы и её пастуха деда Панаса, превращается в трансцедетальную панораму созерцания красоты мира, вечной любви и блаженства природы и человека.
Весьма символично оканчивается стихотворение образом дьячка - служителя бога, который выглядывает в окошко "случайно".
Здесь, у автора закручен двойственный многозначительный смысл.
С одной стороны дьячок случайно выглядывает в "блаженство" из окошка, где мир - смертный и несовершенный.
А с другой стороны, дьячок, из несовершенного мира, где " смерть, беда, несовершенство" случайно выглядывает в блаженство.
Ещё одна скрытая авторская Идея, на мой взгляд, заключена в последней строфе. Все религии мира - лишь случайный взгляд из несовершенного мира в блаженство:

Старый дьяк подумал: “Вот – блаженство!” –
выглянув случайно из окошка
в мир, где смерть, беда, несовершенство... –
и перекрестил – себя и кошку.

Эта Идея ошеломляет, заставляет задуматься, переворачивает сознание..
Не в этом ли сила и мощь новой поэзии неотранссимволизма с её новыми методами психоделики и трансгрессии???

Стих начался с внешнего юмора по гоголевским, и закончился весёлым приколом с дьячком, который вопреки церковному уставу, машинально, забыв обо всём, крестит кошку, соблазнившись красотой мира.

А ведь действительно, православная религия сейчас тоже переживает глубокий кризис.
Вот так говорит современный философ Григорий Померанц о современном состоянии религии:

Померанц : " Все великие религии сегодня стоят перед одним кризисом. Требуются новые слова для того, чтобы выразить старую истину: все абстрактные теории должны проверяться глубиной сердца.
Даже если речь идет о социальной теории, о путях развития общества.Идет процесс складывания мировой цивилизации, и путь России, и путь всех стран, которые хотят иметь свое будущее, – это путь быть национальным выразителем каких-то высот мировой цивилизации. Этот путь не закрыт для России, если, конечно, вся талантливая Россия не уедет.

Таким образом, дьячок у Георга - это интересный образ обычного человека способного соблазниться на красоту мира и крестить машинально даже кошку. Вот такой получился у Георга жизненный образ дьячка и деда Панаса, которые живут на одной земле, на одной планете. И это здорово, что Георг нас знакомит со своим миром и своими поэтическими персонажами, а самое главное,- со своими суперсовременными идеями, которые перекликаются с новыми современными идеями и требованием субглобального постиндустриалного времени, когда наступила пора научиться созерцать и любить землю и весь мир , в котором мы живём. Этому учит современная почвенническая поэзия, - поэзия о любви к земле и восхищения жизнью и красотой мира.

Некоторым читателям покажется, что простому народу без словаря будет затруднительно читать стихотворение???
А ведь народ то очень любит что-то замысловатое лицезреть и удивляться.
Взять ту же известную блоху мастера Левши или простую русскую матрёшку. С виду простая, а раскладывается ещё на семь таких же, но меньше.
Это принципы соцреализма обязывали творца писать ясно и понятно, чтобы любому лаптю было понятно. Отчего и выродился интерес народа к высоким стихам, потому что то, чем кормят сейчас издатели,- ни удивиться, ни восхититься никак нельзя.
Стих Георга, на первый взгляд, действительно напоминает лубок.

Эдакая сельская пастораль на крышке ларца, которая привлекает своей красочностью и понятностью.
Но ларец то сложно открывается и в самом ларце ещё несколько замечательных сундучков с такими же лубочными картинками. С такими же, но уже не такими. Картинки от ларца к ларцу становятся всё космичнее и панорамней.
Вот именно этим авангардизмом , необычностью поданных идей отличается почвеннический стих Георг в современности.
Как сам сказал автор, "МНОГОПЛАНОВОСТЬЮ с динамикой", со встроенными сюжетными картинками и нарастающей, раскручивающейся динамикой и выстроенной архитектоникой внутреннего смысла, которая в конце стиха превращается в откровение и познание истины.
И выражено это откровение в озарении и трансформации великой Идеи любви, "блаженства" к миру, к жизни, которая непрерывно "воскуряется миррой" и всей земле, ко всей планете от "планетарной капли" до "дольнего Памира":

Сквозь доисторические дали
дед был сам неразличим с коровой:
волосы – пучками мокрой пакли...
Та – рогата, он – слегка растроган...
В каждой шустрой планетарной капле
в середине дольнего Памира
отразились – дед Панас с притихшей
животиной. Воскурялась мирра,
возносились ангелы и птицы...

Таким образом, от шутки с коровой, от местечка выпаса деда Панаса, где "Чистотел боролся с молочаем", чертополохом (кстати ядовитые травы для коровы), где автор ненавязчиво, как бы мимоходом по действию персонажа деда Панаса, по гоголевски, ярко и сочно, с любовью созерцает родную природу, где

"Небо наливалось сонной мутью,
а столбы электропередачи,
как шмели, жужжали...* ,

- от шутки, от доброго юмора к планетарному созерцанию "триасовых закатов" со "спектральными лучами" радуги надо всей планетой, как будто у автора волшебный бинокль с наводкой перспективы резкости, а если и не бинокль, то волшебная камера, где автор сам сценарист и оператор,- снимает цветной клип.

Вблизи, - травинки "Луговые вспененные" и цикорий. Корова. Дед Панас.
Камера отъезжает назад и, вот уже перед зрителем потрясающие виды всей планеты "триасовых закатов".
Это стихотворение, на мой взгляд, своей живостью, образностью, своим юмором и шуткой не только может удивить и привлечь, заворожить внимание любого читателя. даже школьника, ребёнка, но так же исподволь, не напрягая читателя, символично несёт в себе Идею любви и учит любить жизнь, свою землю и весь мир, в котором живёт человек.
Со всей очевидностью можно сказать, что это новая поэзия. Новое почвенничество.
Это - неотранссимволизм.

Ещё замечу, что подобные стихи не поддаются пониманию с обычных, старых позиций старой поэзии.
Нужен новый уровень и новый скомпонованный разворот мышления на понимание трансцедентности образов.
Впрочем, символизм и трангснессия подобного плана стихотворений нисколько не отвергает и обычного читателя от сохи, а наоборот,привлекает и завораживает красочностью лубка, красочностью ярких красок, колоритностью, правдивостью народного образа деда Панаса с его коровой-кормилицей.
Стихи подобного плана будят мысль и воображение для любого уровня читателя. Каждый читатель может достичь своего собственного уровня понимания стихотворения и на этом не останавливаться, а идти дальше.
Автор, - Чёрный Георг, даёт эту возможность для читателя; возможность бесконечно наслаждаться высоким, высочайшим уровнем искусства настоящей новой поэзии начала 21 века.

_____ Радуга _______
____Черный Георг ____

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . корова – это тоже печка,
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . но с очень острыми рогами.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . (Анука, "городской взгляд на корову")

Била лошадь – вдумчиво – копытом.
У коровы зачесалось вымя.
Дед Панас – голодным и небритым –
шёл на выпас, – по дороге вымок
под дождём, сбивавшим завязь с яблонь.
Чистотел боролся с молочаем.
За ногу чертополохом наглым
был укушен пешеход; – серчая,
вышел за околицу, где лужи
превращали тракт разбитый – в небо.

Полагая, что приметой служит,
выглядела жалко и нелепо
волглая трёхцветная корова.
Дед Панас промолвил: “И-и-и, скотина!” –
бросив на высоковольтный провод
взгляд – и подбирая хворостину.
Звонко шлёпнув ей по голенищу,
подтолкнул – глазастую безмерно
животину – прочь от ейной пищи,
уводя от клевера с люцерной.

Небо наливалось сонной мутью,
а столбы электропередачи,
как шмели, жужжали. Почему-то
пожалев кормилицу, дед начал
напевать, похлопывая нежно
по спине и выпуклому крупу,
миновав колонию успешных
зеленушек, что расселись кругом
ведьминым. Какой-то всхожий жёлудь
становился дубом, забавляя
малым ростом и упорством – жёлтых
лютиков лоснящуюся стаю.

Ворон хрипло каркнул из дубравы.
Привставал на цыпочки цикорий.
Луговые вспененные травы
издали напоминали море,
где корова стала бригантиной,
а суровый старый человече
вёл её – достойно и картинно –
в гавань. В стойло. В моросящий вечер.

В это время солнце исхитрилось
расколоть – спектральными лучами –
низких туч колеблющийся клирос.
Семь оттенков – чистых, изначальных –
вспыхнули, образовав покатый
путь на небо, словно прорастали
из стволов триасовых закатов.

Сквозь доисторические дали
дед был сам неразличим с коровой:
волосы – пучками мокрой пакли...
Та – рогата, он – слегка растроган...
В каждой шустрой планетарной капле
в середине дольнего Памира
отразились – дед Панас с притихшей
животиной. Воскурялась мирра,
возносились ангелы и птицы...

.........................................

Старый дьяк подумал: “Вот – блаженство!” –
выглянув случайно из окошка
в мир, где смерть, беда, несовершенство... –
и перекрестил – себя и кошку.