Кассандра, ты не убивайся, хрен с ней, с Троей!
Им Троей меньше, Троей больше —
в основном
по барабану.
Им сподручней будет строем
шагать за счастьем и за пивом в гастроном.
Ты видишь их насквозь, кто чмо, а кто ублюдок,
кто сам скопытится, кого копьём проткнут.
О чём печалиться?!
Возможно, где-то чудо
ещё встречается,
но, кажется, не тут.
Я в этой местности, Кассандра, стал последним,
чей слух ещё не огрубел от зычных од.
И ты мне в уши прорицательские бредни
вдувать сумеешь без опаски круглый год.
Их Трою сам видал в гробу я,
и к тому же
в гробу не раз я видел этот Илион.
С годами нравы их становятся всё хуже,
да, и правитель их порядочный гондон.
Я взял тебя бы хоть в любовницы, хоть в жёны,
на Агамнемнонов твоих мне наплевать.
Героев эдаких,
когда я раздражённый,
на раз ложу одною левой штук по пять.
Я стал бы Касей называть тебя, положим,
или глупее даже — зайкою своей.
И ты однажды, отделив клинок от ножен,
мне распанахала бы горло до ушей.
Могла ты запросто моею быть сестрою.
И, удручая гоготавших над тобой,
собственноручно я сравнял бы эту Трою
с благословенной древнегреческой землёй.
Им никогда не удавались эпилоги,
сидят, и слушают болванами цикад,
пока друг друга в порошок стирают боги,
пока цари друг друга поедом едят.
Кассандра, ты не убивайся, хрен с ней, с Троей!
Не в Трое дело.
Сквозь плескание волны
пробьётся шёпот их: «Мы новый мир построим»,
и сдавит грудь предощущение войны.
И ты, Кассандра, оскорбительно живою
с войны последней не вернёшься никогда.
С людьми случается такое под луною,
когда на карте исчезают города.
Я сам, осунувшийся, где-нибудь в Париже
приду в сознание.
Собрав остатки сил,
я кровью выведу «фенита ля»,
а ниже
поставлю дату,
и фамилию — Эсхил.