О дровосеке Бродского и онтологии Чёрного Георга

Натэлла Климанова
О дровосеке и трансцендентности Бродского и онтологии Чёрного Георга
Из полемики с Виктором Куллэ:

http://kulle.livejournal.com/67674.html

Уважаемый Виктор КуллЭ, может, вы и хороший критик, набивший руку на штампах и ярлыках, но, очевидно, что вы плоховато разбираетесь в понятиях о трансцендентности, которой у Бродского весьма бедно, как и у некотрых его современников, например, Рейна, которые в те времена ни представлений, ни понятий, ни цели, как таковой, вообще, не имели в своём творчестве.
Спора нет, что технически, Бродский, в основном, доводил свои стихи до совершенства, и то, не всегда. А так же, спора нет, что Бродский "любую мысль стремился додумать до конца".
Но раз вы сомневаетесь в том, что я читала стихи Бродского, то давайте вместе ещё раз прочитаем и определимся, - есть ли, в указанных вами стихах Бродского, трансцендентность или нет, а так же сравним насколько превосходит современный поэт Чёрный Георг Бродского в мастерстве и, именно, в подаче в произведении трансцендентности.
В стихотворении Бродского "БОЛЬШАЯ ЭЛЕГИЯ ДЖОНУ ДОННУ"


сразу очевидно, что Бродский столь большой стих писал в несколько приёмов, с наслаждением пользуясь своим любимым приёмом латерального описания окружающей обстановки.
Сомневаюсь я, что у читателей стремительно глобализирующегося технократического 21 интернетовского века хватит терпения до конца дочитывать бесконечное описание квартирного быта поэта, начиная от стен, столов, засовов крюков, углов, белья ... и прочей "каждой вещи".
Я уже как то писала в одной из своей статей, что Бродский обладал менталитетом вечного кочевника, который формировался у кочевников из века в век. Отсюда постоянный настороженный взгляд на вещи, предметы, на всё, что окружает человека.
Кочевники из века в век смотрели в горизонт и по сторонам, высматривая и ожидая опасность или добычу.
В отличие, так сказать, славянский менталитет, менталитет извечного хлебопашца, формировался из века в век, когда хлебопашец смотрел в небо , вертикально устремляя взгляд, запрокинув голову, в ожидании дождя для своих посевов.
Вот и Бродский, наглядно подтверждает свой менталитет вечного кочевника и странника жизни, с первых строк осматривая стены, пол, засовы и крюки, а затем уж, бросая взгляд за пределы окна на крыши города:

Соседней крыши белый скат. Как скатерть
ее конек. И весь квартал во сне,
разрезанный оконной рамой насмерть.
Уснули арки, стены, окна, всё.

Затем уж, обследовав взглядом всю окрестность вокруг себя, Бродский наконец то и закономерно для любого поэта вспоминает о ангелах, дьяволе, геене и рае.
Где же тут трансцендентность?
Её нет. И сам Бродский подтверждает, что "всё образы, всё рифмы".
Чем больше рифм, тем больше издатель заплатит. Заплатит даже за то, что не осталось больше вдохновения для рифм и мысль привычно, из-за недостатка темы и вдохновения, перекинулась на стихи, которые, (чудеса какие)  шепчут другу:" чуть-чуть подвинься."
В следующей строфе у Бродского пошла чистая лирика с банальными рифмами: тьме-зиме;мой-дом лета-ответа; твой-главой;тьмы-зимы и т.д.
Поставленный Бродским в конце строфы вопрос ну никак невозможно считать трансцендентностью в поэзии.
банальный вопрос и заигрывание с читателем:

Не ты ли, Гавриил, среди зимы
рыдаешь тут, один, впотьмах, с трубою?"

Но из банального вопроса и заигрывания с читателем Бродский сумел извлечь выгоду на целую дополнительную строфу о некоей душе, которую автор смело приписывает Джону Донну, которая, ясен перец, должны «скорбить» на фоне трубы, которая должна обязательно выть и на фоне "толпы гончих" с небес.
Но, увлёкшись описанием "скорбления" души, Бродский, опять же, переходит на свою излюбленный приём латерального описания мира, климата, полей, лесов и рек.
А тема о "первом дровосеке", так вообще, на мой взгляд, перебор у поэта, потому что, явно Бродский запутался в своих описаний и вконец утерял начальный мотив скорбления души. Спрашивается, раз дровосек, то он должен дрова рубить, а не плутать в чашщ на "тощем коне".
А раз дровосек на коне, то это не дровосек, а всадник в лесу.
 Затем, спрашивается, раз "первый дровосек" по сюжету автора  влезает на сосну, то следовательно, дровосек должен быть в страхе.
Тогда почему у дровосека в этом случае,  с сосны  обозревающего  «неясные края"  спокойный взгляд, который безмятежной  из леса  " скользит по дальним крышам"?
Здесь явная путаница и несоответствие сюжета и действий героев у поэта.
Но наш уважаемый критик Виктор Куллэ приводит этот стих Бродского в доказательство, что ИБ " любую мысль стремился додумать до конца и -- подобно кошке любопытной -- непременно заглянуть за грань? "
При анализе текста я обнаружила недоработку автора с дровосеком, который, по идее, должен быть всадником на "тощем коне", а не  заблудшим дровосеком.
Естественно, никто не собирается отбирать пальму первенства в поэзии в конце 20 века у Бродского, но, тем не менее, Пушкин был тем и велик, что вовремя исправлял свои оплошности, о чём свидетельствуют черновики Пушкина в музее Болдино. Так, например, первоначально у Пушкина по графомански написано:"А с третьего щелчка брызнули мозги до потолка". Но затем у Пушкина перечёркнуто: "... вышибло ум у старика".
 Видимо, Бродский, не утруждал себя исправлением графоманских ляпов, как Пушкин, очевидно надеясь, что будущие " квазилитературоведы" не будут анализировать и критиковать, но, зато ослеплённые величием прошлой эпохи, будут щедро сдабривать лестью похвал.
В том то и дело, что есть недоработки в тексте Бродского и много лишнего. Но к чести сказать, всё таки, разогрев слог, Бродский к концу последней строфы вышел из заморочек и выдумок с дровосеком полностью переключившись на идею плотской любви и разлуки, где пространство "сшивает"душу со спящим телом.
Как раз вот в заключительной строфе у Бродского проявилась психоделика трансцендентности, которая цепляет читателя. Не потому ли так много поклонников было у Бродского, что читатели впервые столкнулись с ошеломляющим проявлением психоделики?  Психоделика присутствовала уже тогда, при советской власти. Психоделика была и у Бродского, и у Анненского, и у малоизвестной Гампер…  Вот она первоначальная, в первых ростках, психоделика Бродского, которая переворачивает сознание читателя и ошеломляет новой идеей и образом:

И только небосвод
     во мраке иногда берет иглу портного.

Трансцендентность у Бродского, позвольте вам заметить, г-н Куллэ, не в романтичном визионерстве души, как вы ошибочно можете полагать, а в организации Бродским пространственного символа небосвода с "иглой портного", который сшивает разлуку души, что надо понимать в контексте феноменов духа (трансцендентального субъекта), души (духовности) и тела.
Вот эти вышекузанные строки уже можно считать за трансгрессию в произведении Бродского.
Нисколько не умаляя заслуг Бродского, но современная психоделика Чёрного Георга во много крат превосходит по силе и мощи предыдущий опыт поэтов, которые, впрочем и не подозревали в те времена, с чем имеют дело.
Если психоделика у Бродского в рассматриваемом стихотворении организована символичным образом небосвода с иглой лишь в самом конце стихотворения, то психоделика и трансцендентость современного поэта Чёрного Георга представлена в "Короллариях метафизики" (весьма ёмкое и значимое название) во всём многоплановом тексте  стихотворения, как метафизика бытия и вещей, где "земная грязь" бытия  не пачкает "ни Бога, ни землю, ни тебя".
Если у Бродского небесная игра в пространстве сшивает души, то у чёрного Георга, не игла, а "пояс бездны" продет и сшивает небеса:

а путь вперёд – тождествен любым путям назад,
то, значит, пояс бездны сквозь небеса продет.

Если у Бродского кредо безраличия "На чье бы колесо сих вод не лить,/ оно все тот же хлеб на свете мелет.", то, у Чёрного Георга "путь вперёд – тождествен любым путям назад".

Если у Бродского тождество равно и есть с кем "жизнь делить" и не с кем смерть делить:

     Ведь если можно с кем-то жизнь делить,
     то кто же с нами нашу смерть разделит?

То у Чёрного Георга тождество не равно:
 
замедленно взрослея ускоренно стареть –
единственное кредо, предписанное нам.

Если у Бродского лишь образный символичный намёк на выход за предел личности и души во время разлуки, то у Чёрного Георга катарсис и апокалипсис одиночества и души, где "мир благоустроен, клаустрофобен, кругл", где "бонзы и пророки идут по кромке вод".
Шокирующая катастрофа личности перед Богом и мольба души, опять же, к Богу, в самой последней строке стихотворения, которая отделена от всех строк пространством и стоит отдельно без заключительной точки, что наводит мысль на повторяемость
 метафизики" у новых детей, "красивых, как сирень":

Твой мир благоустроен, клаустрофобен, кругл,
в нём бонзы и пророки идут по кромке вод.
И если руки Бога короче наших рук,
тогда мы всемогущи. –

помилуй нас, Господь

"Корролларии - это выводы, прямо вытекающие следствия из какой-то теоремы либо постулата. В русском языке для них нет удачного собственного термина. "Выводы" - это слишком общо (Ч.Г).

Королларии метафизики
Черный Георг

И если ты увидишь, за тучи возносясь,
что ангелы не внемлют и в трубы не трубят,
то сразу осознаешь, что вся земная грязь
не пачкает – ни Бога, ни землю, ни тебя.

И если наши зимы длинней господних зим,
и если с райским садом ты вовсе не знаком,
то вряд ли понимаешь, чем счастие грозит,
желая – семя множить и преступать Закон.

И если ты не знаешь, кому смотреть в глаза,
когда у жизни вечной находится предел,
а путь вперёд – тождествен любым путям назад,
то, значит, пояс бездны сквозь небеса продет.

И если наши дети красивы, как сирень,
но столь же бесполезны для ролевых программ,
замедленно взрослея ускоренно стареть –
единственное кредо, предписанное нам.

Твой мир благоустроен, клаустрофобен, кругл,
в нём бонзы и пророки идут по кромке вод.
И если руки Бога короче наших рук,
тогда мы всемогущи. –

помилуй нас, Господь

http://www.stihi.ru/comments.html?2008/09/11/14

Вот она современная трансцендентность Чёрного Георга, которая перешагивает трансцендентность Бродского и обретает на современном этапе у Чёрного Георга черты новой онтологии с гиперреальностью земного и духовного бытия.

Именно новая метафизичность, гиперреальность (чрезвычайно широкое понятие реальности), трансцендентность присуща психоделике Чёрного Георга, что есть основные качества и отличия новой онтологии от старой.

Ну а что есть онтология?
В Википедии читаем:

Онтология - раздел философии, изучающий проблемы бытия; наука о бытии.

Онтология (от греч. on (ontos) сущее и logos - понятие, разум) - учение о бытии.
С нач. 17 в. у Гоклениуса (1613), Глауберга (1656) и, наконец, у Христиана Вольфа онтология есть не что иное, как метафизика бытия и вещей, являющаяся основой метафизики вообще.

Считая онтологию бессодержательной метафизикой, Кант заменяет ее своей трансцендентальной философией. У Гегеля онтология является только «учением об абстрактных определениях сущности».

Поскольку истинная поэзия идёт рука об руку с философией, то поэтика чёрного Георга даёт новую онтологию русского языка, где поэт поэтическими средствами делает попытку попытку "наиболее общего описания универсума существующего, который не ограничивался бы данными отдельных наук и, возможно, не сводился бы к ним" (с).

Более того, Чёрный Георг раздвигает границы современной онтологии в поэзии именно в стороны трансцендентности подачи матерьяла. По его словам:

"Меня поэзия увлекает - как достаточно мощное средство для подачи трансцендентальных идей, которые посредством языка быть выраженными адекватно не могут. И вот здесь мой интерес к поэзии начинается - и заканчивается."

У Бродского онтологичности в произведениях никак нельзя найти. Но и проблески трансцендентности для времени Бродского были уже сами по себе авангардны.
К тому же, трансцендентность у Бродского явлена эпизодически, в то время, как трансцендентность Чёрного Георга присутствует почти во всех его полифоничных произведениях.