Мерный гул метро – сон ли, правда ли?
Рокот поезда, отзвук рельсовый…
Семью семь дорог отлетав вдали,
Я приехал вновь в колыбель свою
Близ Гостиного из метро шагну,
Что ж сказать теперь? Гуляй, чавеле…
Пелена в глазах – фатой сброшенной;
Что не видел век – пред очами ли?
Замру чайкою на волне крутой,
Словно в море чёлн, взор качается…
Что ж сказать теперь? Знай ступай, не стой:
Тот, кто вышел в путь, – не отчается.
А куда ж лететь мне, журавлику?
Кто подскажет мне – чужд ли, узнан ли?..
А лети – и всё: пусть глаза влекут;
Тем, что смог сберечь, на ветру звени.
Не утратил я прядь мальчишечью,
Да бегут по ней белы росчерки…
За Казанский мне – к старой пышечной,
Через Мойку мне – к мосту, к площади…
Пусть колышется взгляд оттаявший.
Долго спавшему - быть разбужену.
Впрямь ли вижу вновь остров Заячий,
Мне ль забылось бы Стрелки кружево?..
Через два моста мне, не юному,
В чьей душе навек – звезда красная…
В парке веточку, где стою, нагну:
Я пришёл к тебе, Петроградская!
Крыл широких нет – машу утлыми,
Но опять я здесь – куда денусь я?
Твои улицы обоймут меня –
Лизы Чайкиной и Введенская…
Словно мёд твоя вспомяни-трава,
Жизнь, как белый плат, ты б заштопала,
Да двенадцатый не звенит трамвай,
Да у окон тех нет уж тополя.
Спой мне, спой ту песнь, тих день пасмурный,
Что была моей, и теперь моя, -
Обо мне самом, о беспаспортном,
Здесь услышавшем сказки первые.
Песнь – река светла, жизнь – свеча бела,
Да рубец по ней жар-полозьями…
Что ж сказать теперь? Гуляй, чавеле,
Отступи, тоска, не морозь меня…
Заискрится стих росой утренней,
Заколышется косой женскою,
И, как две руки, обоймут меня
Лизы Чайкиной и Введенская.