Громовержец бьет по крыше.
Может ниже. Может выше.
Оглянуться не успел.
На колу мой друг усел.
Мне б немного продержаться,
Чтоб за друга расквитаться.
Только кол в земле торчит.
Голове моей кричит:
«Сохраню в прекрасном виде.
Что бы каждый мог увидеть.
Твой землистый цвет лица.
И засохшие глаза».
Но во мне его призывы.
Вьют бунтарские порывы.
«Еще успею, дорогой.
Над тобою быть главой»…
Третий день ломают кости.
Рвут лопатки крючья – когти.
Но не мог я умереть,
Что бы песню им не спеть.
Как завел свою я песню.
Разметало бурей бестий.
Меня ангелы несли.
В лазаретные свои.
В пуще райской отлежался.
И опять за бестий взялся.
Заплатил за все сполна,
Но не уберег себя…
Кружит в диком хороводе.
Тот же кол пустует вроде.
Видно в этот раз, друг мой.
Породнимся мы с тобой.
Громовержец бьет по крыше.
Может ниже. Может выше.
Но не жалко умирать.
Меньше стрел он стал метать