Тут мягкие стены, мягкий пол,
И никакого намека на верхний свет.
Здесь люди молились, вопрошали Богов
-За что? Боги смеялись в ответ.
Много новых приходило сюда так часто,
Что не хватало для всех простыней.
Но лишь единицы уходили за пределы
больничной смуты, чаще всего в мир теней.
Я даже не знаю, был выход для них или нет,
Менять один ад на другой.
Может там кормят вкуснее, иль ярче свет.
И только один или двое из сотни больных попадали домой.
Если он вышел от туда живой - ему повезло.
Но он калекой остался до смерти.
Цвет кожи был пепельно-желтый, глаза как стекло,
Повсюду ему мерещелись черти.
По венам струилась жидкая кровь,
Разбавленная запретными препаратами.
От боли он постоянно мычал,
Пересыпая редкие фразы отборными матами.
Прошлое было стерто атомексином,
Будущее убили зипрекс и тианептин.
Он разучился смеятся от счастья и,
находясь в пустой комнате, был всегда не один.
В желтых домах и вокруг все по-прежнему было:
Зима догоняла осень, а после зимы наступало тепло.
Люди рыдали, а Боги все так же смеялись
Над теми, кто ради свободы шли сквозь стекло.
26 ноября 2011 год