Что толку мерить половые щели
Офелий, Эсмеральд и Вероник,
когда с оси практически слетел, и
пошёл вразнос планеты маховик?!
Кто жил и мыслил, тот себе вопросом
извёл мозги, как минимум, на треть, —
чего на свете всяким х у е с о с а м
легко и жить, и в х у й не тарахтеть?
Для ветеранов гиблых ситуаций,
проблема эта, в общем-то, гавно.
Есть многое на свете, брат Гораций,
с чего офонареть немудрено.
Нас по ночам колбасит и корячит
от всяких несуразиц и х у й н и,
а командор тем временем п и з д я ч и т,
втыкая трёхпудовые ступни
в асфальт и в неисхоженные тропы.
И командору как-то по балде
редуты, цитадели и окопы,
суды, прокуратура и т. д.
Крошится, выгибаясь обречённо,
дамасская прославленная бронь,
когда кладёт кому-то на плечо он
холодную гранитную ладонь.
Мы в этот мир пришли для мастурбаций,
с чем управлялись ловко до сих пор.
Есть многое на свете, брат Гораций,
что тянет на расстрельный приговор.
Бессмертие нам стоит жизни, право.
И командор печатает шаги.
Под окнами до жути величаво
уже его грохочут сапоги.
В статистике обрядных дефлораций
таится средневзвешенная смерть.
Есть многое на свете, брат Гораций,
с чего немудрено о п и з д е н е т ь.