Настоящий арт-хаус – космическая пустота,
Поднимается занавес, начинается буффонада,
Лысый врач Горовиц читает кардиограмму с листа,
Выползающего из никелированного аппарата.
Горовиц по пробиркам разливает туман,
Разноцветные лампы мигают мишенями,
Голова профессора Доуэля вздымается словно курган
Средь равнин порошков, осыпающихся траншеями.
Проследив за тем, как лаборантки
Кормят профессора и наводят на Доуэля красоту,
Врач садится верхом на железные санки
И стремительно уезжает в город Алма-Ату.
С первой космической скоростью проносятся мимо
Дамбы, узкоколейки, человечки и чердачки,
Лун гранаты, лучей мандарины,
Выкрошь льда набивается под горнолыжные очки.
В Алма-Ате Горовиц гуляет по зимнему скверу,
В этот вечер безлюдному, хотя только девять часов,
Сев на санки верхом, ест из банки консервы,
Наблюдая величественную панораму одного из правительственных корпусов.
Закрывается термос и щёлкает тумблер,
По секретным ходам сообщения
Горовиц катит дальше, сквозь туннельные угли
Прибывает на берег морского сражения.
Сходит с санок, считает эсминцы и крейсеры,
Похожие на красивых людей, не опускающих головы,
Пламенеет пролив, поднимаются волн эдельвейсы,
Фонтанирует взрывом небесный спирт.
Рядом с Горовицом появляется фортепьяно,
С исступлением доктор играет Малера,
Связку чёрных ключей достаёт из кармана,
Глухо хлопает люком близлежащей галеры.
В трюме лязгает лифт, плывут механизмов винтовки,
До колена доходит морская вода,
Маршрут в сто этажей, вверх и без остановки,
Настоящий арт-хаус – космическая пустота.