В часовне у реки, неподалеку
Я наблюдала странную картину -
Два, очень схожих позой, господина,
Как братья-близнецы, взывали к Богу.
Их лица и персты измождены,
В очах – печаль, растерянность - в улыбках...
И в отсвете лампад у ликов зыбких
Молились оба, павши ниц, они…
Сложив покорно руки на груди,
Взор устремив куда-то в бесконечность -
Туда, видать, где притаилась вечность,
Псалмы они шептали как один…
Тот, что правей, твердил: «Дай мне любви!
Совсем чуть-чуть… Ведь не прошу я много!
Хоть горсточку!» - мольба летела к Богу…
Как будто лед разлит в его крови:
«Я жить устал без теплоты в душе!
И на коленях, Боже, заклинаю -
Я ничего иного не желаю!
Молю тебя, Господь, не подведи!»
Другой - огнем бушующим горел
И проклинал свою такую долю…
Пожар его (по Божией ли воле?)
Лишь опалял… А прежде, видно - грел...
И он в молитве тоже истов был,
Но с уст его неслось совсем другое:
«Измучен я постылою любовью!
Возьми ее!» - Всевышнего молил…
«Всю забери – отдай ее другому!
Она меня уже сожгла дотла!
Я был бы счастлив, если б умерла
Она во мне!» - все уверял иконы.
И так они почти плечом к плечу
(Ах, вот бы вдруг их поменять местами!)
Несли свое к иконостасу пламя,
Где каждый скромно притулил свечу…
Перекрестившись, вышли за порог;
Слегка шатаясь, претворили двери -
Усталые, но с искреннею верой…
Остался лишь в недоуменьи Бог:
«Людей не разберешь ты, право слово!
Того, о чем мечталось одному -
Отсыпано второму; но ему
Хотелось бы, по странности, иного!»
Уселись в экипажи – всякий в свой,
Неся в сердцах надежду на свершенье:
Один – любви, другой – освобожденья;
Уехали, бедовые, домой…