меня наградили. в разбитой квартире
я был популярен и нов.
друзья разошлись по балконам, сортирам,
мешали с вином Кетанов.
к полуночи рьяно плясала квартира,
охвачена пьяным огнём.
со стен на веселье смотрели кумиры
и было светлее, чем днём.
я понял, что надо заканчивать с этим,
когда загорелись глаза.
огнём занялись оконные клети,
по плинтусу шла полоса
из синего пламени.
в нём стонали
двенадцать обугленных тел,
звали на помощь, но на карнавале
никто им помочь не смел.
горели мечты, перспективы и ложки,
торнадо портвейна сужалось в струю.
изящное пение трёх неотложек
я пропустил, ожидая свою.
горели цветы, артефакты гознака
горели, теряя свой блеск.
и даже стихи старика Пастернака
горели под шум и треск.
чувства горели. в ржавой метели
ни страха нет, ни любви.
и кто-то не верил, а кто-то верил,
орал: "Господи, останови!"
фонариком девка светила мне в глаз.
"я Андромеда," - кричала: "пандора я!".
а я боялся представить, кто на этот раз:
гестапо пришло или скорая.