Вспотело зеркало, которое не врет.
Глаза знакомые заглядывают в рот
и намекают мне, что Время не вернет
двадцатилетнюю романтики беспечность.
От всех эмоций бережет бронежилет.
В родной семье я лишь прописанный жилец.
Из крана капает. Беру тупой Gillette
и в зеркале сбриваю Вечность.
Я был талантлив, верил в чудеса.
Жил постепенно, точно по часам.
И если стрелки торопились, сам
спешил успеть хотя бы до полудня.
В словах был честен, в голосе правдив,
красив... Женился, всех опередив.
Удачи выпив весь аперитив,
был глух, когда кричали мне: «Полундра!»
Спастись пытался от проказы, но
достиг искусства гибнуть в казино,
где я среди барыг и квазимод
спиною поворачивался к Богу.
Теперь в отставке… В гости не зовут…
По мне не плачут ни Мосфильм, ни Голливуд.
И всё, что остается делать тут, –
ломать Реальности хромую ногу.
У совести укус как у Цэцэ,
на безымянном прячется в кольце.
Я разбиваю зеркало, в конце
одеколоном кожу освежая…