Стоял жаркий август. В углу сада была старая навозная куча, поверху прикрытая высохшей травой. На кучу в беспорядке было брошено несколько досок.
В середине дня, когда не только жгло солнце, но и само небо, казалось, источало жар, я подошёл к куче с намерением отпилить кусок доски. Подопревшая снизу трава пахла тиной и заболоченным лугом. Я взял ножовку, поудобнее пристроил доску и прямо на куче стал её пилить. После нескольких движений я услышал шорох и остановился. Прямо перед моими глазами из травы торопливо выползла ящерица. Пробежав по поверхности кучи с полуметра, она остановилась. Её кадык судорожно двигался.
Я осторожно опустился на согнутые в локтях руки, приблизившись к ящерице, и ласковым тоном тихо заговорил: «Какая красавица, как перламутровая рыбка. А глазки, как чёрные икринки. Не бойся, хорошая, я тобой только полюбуюсь». Ящерица замерла, её дыхание становилось всё более ровным. Она повернула ко мне голову и сделала несколько движений юрким язычком. Я продолжал расхваливать гостью (а, может, хозяйку?), подбирая, уже не помню какие, ласковые слова. Она проползла до конца доски и, перейдя на другую, осторожно стала двигаться в мою сторону.
Я не умолкал, и ящерица подползла совсем близко к моему лицу. Так продолжалось довольно долго, пока у меня не иссякло красноречие. Я разогнулся, и моя молчаливая собеседница шустро, но без спешки, уползла. Её хвостик прощально качнулся где-то среди сухой травы.
Но это была не единственная наша встреча. К вечеру я красочно описал это жене и, так как мы были возле той самой кучи, я стал показывать маршрут ящерицы, ведя низко пальцем. И неожиданно на повороте чуть не коснулся ящерицы, сидящей неподвижно на серой, в тон её коже в тени, доске. Это была она!
Правду говорят, что доброе слово и кошке приятно. Оказывается и ящерице тоже.