Нравственные строфы

Леонид Кельсиев
До власти близко,
что Александру до Николая,
побрился чисто и поклонился,
и мир моделька, но без танкиста,
покуда ты им не управляешь!

Кричи, ребенок!
На ручке вожжи!
Свободу попе от всех пеленок!
И мама спросонок, и папа котенок,
и стыд как солнце на белой коже.

На поводке с собакой
старуха старая и старый пес,
в сапогах собака, на улице слякоть,
смотрю на это, и хочется плакать
о жизни, что я до окна донес.

Читаю книги
о лучших странах, о лучших днях,
про быстрые миги, про деревья - фиги,
о том, кто куда одевал вериги,
как смотрит Мартин на Лукаса, и крах прорекает Кранах!

Жизнь стала серою,
жизнь стала ясною.
По свету белому я ночью бегаю,
и руку правую рукою левою,
как друга доброго сжимаю с ласкою.

Не верьте поэтам,
радио, артиллерии,
от предсказаний этих - холодное лето,
и тебе тут ходить во рванье одетом,
вместо белых тканей и пурпурной материи.

Что жить мешает?
Кому на Руси плохо?
Возвращаясь к собаке - собака лает,
и кто не захочет, тот не узнает,
хоть миллион у него, хоть миллионова кроха.

Стеснялись люди,
и правильно делалось,
не прятали мужчины муди и жены груди,
а если и падали с губы слюни,
то с роковой неизбежностью!

Толкает воспитание
невоспитанных в разврат,
и их постоянное состояние -
возбужденное непонимание
того, что могло бы их возбуждать.

Как это криво!
Что, прямо - прямо!
В этом спесивой истории сила:
кто-то меняется шилом на мыло,
а кто-то плюет с колокольни устало.

Нет виноватых.
Козла не украсишь.
Бедный с деньгами -всего лишь  богатый;
и денег лишенный их хочет обратно,
и это везде: средь чужих и средь наших.

Вот полюбил человек другого
и видит , что все стало лучше,
и снова, и снова любимого имени слово,
гуляет внутри как по полю корова,
звеня колокольчиком ждущим.

Вот Фаворский свет тот!
День осьмой, отреноженный златом!
Кто не скажет, что тот, то соврет,
и соврав, непременно, умрет.
И куда он придет, виноватый?!