Вновь за окном промозглое ничто
На горло крепко наступает лету.
И, как обычно, все это смешно:
Ведь столько сотен раз уже воспето...
Я снова в полночь напишу слова,
И снова по утру сожгу тетради:
Так сильно закружится голова...
Но я опять пишу. Чего же ради?
Я посылала к черту целый свет.
Он отвечал мне, благосклонно улыбаясь.
Я задаю вопрос. Простой ответ...
Но я уже ни в чем не разбираюсь.
Была груба, была вольна в словах,
Была заносчива... и плакала ночами.
И рисовала в небе острова.
И к ним летающий корабль причалил...
Я разглядеть пытаюсь за окном
В туманной мгле лучи дневного света,
И согреваю органы вином,
Ликуя, пробудив в себе поэта.
И в суматохе серых перемен,
Что неуклонно тянут зимний холод,
Надеюсь вновь услышать зов сирен,
И утолить во сне душевный голод...
Унылые осенние дожди
Пройдут по крышам барабанной дробью,
По кладбищам, где не лежат вожди,
И по чьему-то тусклому надгробью...
А явь переплетается со сном
Стекая по краям консервной банки
И я иду по лужам в гастроном,
Мечтая про камин в фамильном замке.
Про плед и флегматичного слугу,
Про благородного седого дога...
И мой супруг вкушает курагу
И расслабляется за доброй кружкой грога...
До гастронома - три двора идти.
В кармане мелочь - так, на сигареты.
А на пути... лишь лужи на пути.
И в небе две недели солнца нету.
Я через пол часа вернусь домой.
Сниму пальто и мокрые ботинки,
Начну писать роман, где я - герой,
Или, к примеру рисовать картинки...
Мне спящей снился Байрон у окна,
И я ему читала Муроками...
Но, как у Байрона, моя душа темна -
В ней нет того, что подобает даме.
Но я проснусь. И будет мне смешно.
И руку потяну за сигаретой...
А за окном промозглое ничто
На горло крепко наступает лету...