Главки из поэмы 20-й год в ХХ веке

Сергей Сорокас
РАЗУЧИЛСЯ

Не пишутся строки... Однако,
совсем разучился писать,
не знаю поставить, где знаки.
Напишешь... – кому прочитать?
Жене надоело всё это! –
Ей встретить бы тёплое лето.
А мне – пусть стоит всё зима,
и светит печально луна,
и звёзды горят в поднебесье,
и снег пусть сверкает в полях
с серебряной грустью в стихах.
Пусть чистое будет поместье,
звенит пусть серебряный сад.
Морозам трескучим я рад.

Они заставляют смириться,
не думать, мечтая в ночи,
что может весь смысл испариться
над пламенем светлым свечи,
зажжённой погодой осенней,
где пламя листочков – мгновенье –
пылает всю зиму во мне
с рисунком на светлом окне.
За ним серебрятся просторы.
Под инеем хрупким леса –
творятся весь день чудеса –
меняются окон узоры,
а к вечеру плачут они,
смывая рисунки зимы.

Я помню осенние лужи
и странную песню лесов,
которою был я сконфужен –
отсутствием ясных стихов.
Шумело пространство стихии
над всей непрозрачной Россией.
Я шёл по обочине грёз,
теряя обилие слёз –
оплакивал, видимо, детство,
что спряталось в сонме годов.
Туда никаких поездов
не ходит. Печальное действо –
вокзалы повсюду пусты –
ни детства в них нет, ни мечты –

умчаться подальше от дома –
не видеть порога... где дверь
скрипуча, матрас из соломы
и добрый с печалинкой зверь –
котёнок, что спит на полатях...
...за всё, несомненно, заплатим –
захочется в детство – назад,
где был ничему ты не рад.
С годами проходят обиды,
туманится ясности взор,
пред взором встаёт косогор,
заречные мглистые виды.
Вернуться так хочешь домой,
особенно ранней весной.

Приедешь, посмотришь на местность
и детство всплывает с зарёй.
Твоя тут осталась известность
под глинисто жёлтой горой,
где Обь целовала мне ноги,
в мозоли сбивали дороги,
ходил на пароме тут я,
здесь кони любили меня,
собаки, весёлые кошки,
берёзы ласкали листом
под ними стоял ветхий дом,
звенели с восходом окошки,
петух оглашал всё окрест...
...осталось лишь место да крест,