За деревней,
Почти на опушке,
У оврага на самом краю
В покосившейся ветхой избушке
Ворожбу ты справляла свою.
Год за годом.
В сенях и в подклети
Принимая поклоны от баб.
И светил новорожденный месяц
В паутине свечой из угла.
Сохли травы…
Свисали коренья
Из-под стрехи, как будто хвосты.
Горьких зелий по склянкам варенья
Разливала за печкою ты.
Прибегали.
По сумеркам – к ночи.
Или утром – по самой заре…
Приносили: кто масла горшочек,
Кто – на праздник, – сатина отрез.
Ну а те, кому нечего было
Принести –
Те порой и за так…
Приходили.
Платки теребили.
Деревенская голь-сирота.
Низко кланялись.
Всё отработать
Обещали по слову её…
Тяжким камнем чужие заботы
На ведунье ложились житьё.
Что грешна,
Ты того не скрывала.
Чай, деревня всё знала и так.
Что дитё в животе убивала…
Что хуле замыкала уста…
И целила ты их.
И гадала,
Над еловым углём ворожа…
Повитухе и той помогала,
Коль младой приспевало рожать.
Приворотами девок снабжала.
Два урока сняла с кузнеца…
Ну а если кому задолжала,
Пусть уж Вышний простит подлеца!
За грехи,
За свои да людские,
Да за хмурый, неласковый взгляд –
За погостом тебя положили,
Где хоронят собак да телят.
Не отпели…
Креста не срубили
Над твоей домовиной простой.
Схоронили.
Да видно забыли,
Что была ты не бабой пустой,
Что на ветер ты слов не бросала…
И теперь,
Совесть чья нечиста,
Тем златого покажется мало
Над твоею могилой креста.