Вот ещё один день пролетел в суете и спешке.
И вечерний покой навевает приятный сон,
но на шахматном поле застыли рядами пешки,
и склонились полотнища клетчатых их знамён.
Из камина, прищурив глаз, уголёк мерцает.
И лениво время ползёт на стенных часах.
Мой партнёр по шахматам медлит. Он понимает,
что дела его не блестящи - гарде и шах.
За окном экипаж – по цокоту, пароконный –
возмутил тишину смолкающей мостовой.
И часы на стене откликнулись хриплым звоном,
возвещая миг воцаренья поры ночной.
И пронёсся какой-то случайный и странный ветер,
шевельнув, как смычком, натянутых струн ряды.
Мне привиделся город в призрачно-белом свете,
Словно скрытый под толщей мутной, как лёд, воды.
В этом городе были улицы чёрно-белы,
смотровые площадки башен закруглены,
и на клетчатом небе шаром луна белела,
и все слушались указаний лучей луны.
Там точёность фигур и лиц удивляла в людях,
в дамах я узнавал ферзей, в господах – слонов.
Небеса усмехались смехом недобрых судей,
ради скуки своих фигур проливая кровь.
Шла игра без правил – путались клетки хода,
выдавались слоны за пешек, а короли
не могли защищать от чуждых вторжений город,
да и сами-то защитить себя не могли.
Я стремился вырваться прочь. Но кружили кони,
клетки перебирая прямо, наискосок...
И опять, и опять... И взмокли мои ладони,
и шуруп мигрени вкручивался в висок...
Но внезапно рукою друга был сон мой прерван.
И растаял, как не был, город, а с ним и боль...
«Вы совсем заснули, - сказал партнёр и соперник. –
Отправляйтесь в постель, а завтра продолжим бой».