Пилигрим, насовсем покинувший Город
в бледном разгаре белых ночей,
раньше был дружком, соседом, ездил в Кавголово, пел хором,
теперь – ничей,
рыбкой нырнувший в иную
южную, черную в звездах ночь,
пишет посланья на север, запечатывает словцом «целую»,
с вензелем NN. Посланья не могут помочь
ни адресату в шали цвета сирени,
ни отправителю в мятых шортах –
то ли авиапочта свихнулась, трачена разорением,
то ли происки черта,
переключившего коммуникации
на потеху своим чертенятам.
Там тополя лиловеют почками, здесь отцветают акации,
почта не виновата.