Всю ночь колобродил Василий. Не спал.
Луной возмущенный, опять сочинял.
Но впервые, быть может, с момента рождения
В подкорку такое пришло вдохновение…
В «топтыжках», в халате на голое тело,
Он, как призрак, мотался в саду очумело.
То в баньку зачем-то, в сарай забегал,
Словно душу излить где местечко искал.
Творя, он мычал, подвывал и рычал…
В гамак заскочил. Закурив, замолчал…
Долго качался, по небу блуждая,
Кометы до места сопровождая…
А когда зачастил звездный дождь из комет,
Зачем-то рванул без нужды в туалет.
И там, в нужнике, на удивление,
Как Пегасом лягнуло, пришло озарение.
Сотворил. Записал. И в очко туалета
Прочитал как бы в зал, декламируя это:
«Равнодушие ваше меня не смутит.
Не испортит к поэзии мой аппетит!
Вы вправе поэта, конечно, не слушать.
Воском залить даже можете уши.
Не хотите – не надо автограф мой брать.
Но только, прошу Вас, не надо вонять!
Тут я беззащитен. Мне выбора нет.
Априори не может не нюхать поэт!»
Как внутри африканца, было в «зале» темно.
И слышать могло его только «Оно».
Но Васёк, просвещенный сиянием Луны,
Даже к «Оно» обращался на «Вы».
Был он трезв и в себе, но как будто во сне.
Такое бывает при полной Луне.