Триста метров до Волги… А дальше куда?
Лезть в пробитую пулями лодку,
Разбивая у берега корочку льда,
Нахлобучив поглубже пилотку?
Или в мерзлой траншее, устав от огня,
От войны, от смертей, от разлуки,
От того, что не знаешь ни ночи, ни дня,
Вверх поднять посиневшие руки?
Или, может, фуфайку рванув на груди,
Захлебнувшись отчаянным матом,
Вдруг подняться, не зная, что ждет впереди,
Под кинжальный огонь автомата?
Даже взрослому – эта паскуда-война –
Словно в доме его похоронка!
Каково же хлебнувшему горя сполна
На войне фронтовому ребенку?
Мать сказала ребятам: «Когда я умру
Пробирайтесь тихонечко к Волге.
Если здесь не убьют, все равно поутру
Загрызут осмелевшие волки,
Или оба умрете от голода тут…»
Прерывались слова то и дело,
Уползла она ночью в холодный закут…
Там нашли её мертвое тело.
Голосили орудия невдалеке
И на звук их, оставив землянку,
Ближе к фронту, навстречу великой реке
Поползли два голодных подранка.
Мы не знаем о том, голодать каково,
Мы уверены, веселы, сыты,
Подбирать нам не нужно на поле жнитво
И мечтать хоть о горсточке жита.
Этот голод звериный, крутой, нутряной
Убивает тебя многократно,
Этот голод приходит на пару с войной,
Собирая обильную жатву.
Этот голод двоих полумертвых ребят
В нескончаемых поисках пищи
Гнал сквозь черный, убитый войной Сталинград
По руинам былого жилища.
Но за жизнь продолжали цепляться мальцы,
Крыс ловили, делили объедки.
И однажды в подвале нашли их бойцы
Батальонной гвардейской разведки.
Врач, смертельно уставший от крови и ран,
Сняв с мальчишек лохмотья и клочья,
Произнес: «Напускать не хочу я туман…
Верно, парни умрут этой ночью».
Про находку узнав, забежал комполка
В лазарет, что ютился в землянке.
От услышанных слов задрожала щека
У него под цигейкой ушанки.
Подполковник врача матюгнул от души
И добавил, взглянув на парнишек:
«Эскулап, мать твою, хоронить не спеши
Раньше времени мальчиков, слышишь!»
«Чтоб спасти ребятню, нужен постный бульон,
Шоколад и глюкозы немножко, -
Врач ответил. – Любой обойди батальон,
Что найдется? Лишь хлеб да картошка».
«Шоколад, ты сказал?» - «Да, хотя б шоколад…
Плиток пять или шесть мне и надо.
Только где его взять? Ведь на весь Сталинград
Нет в солдатских пайках шоколада».
Но уже полетел по окопам приказ,
И солдаты за сладким трофеем
По подвалам домов, сквозь окно или лаз
Устремились во вражьи траншеи.
И не за «языком», хоронясь в темноте,
Там где раньше скрипели калитки,
Шли, рискуя собою, разведчики те,
Чтоб добыть ароматные плитки.
В этот час не нужны были им ордена,
Не пугали разрывы и вспышки,
Очень многих из них разлучила война
С младшим братом, а может, с сынишкой.
Говорят, на войне обрастает душа
Равнодушьем, как будто коростой,
Жизнь в окопах порой стоит меньше гроша,
Погибают здесь буднично, просто.
Но война доброту истребить не смогла
Ни из пушки, ни из револьвера,
И в мальчишечьих душах, сожженных дотла,
Возродились надежда и вера…
Шесть десятков прошло после этого лет,
Но живые доселе парнишки
Помнят, словно сейчас, полковой лазарет,
Где лежали с голодной одышкой.
Не забудут до смертного часа они
Все круги Сталинградского ада,
Да еще, как из грубой мужской пятерни
Доставали куски шоколада.
Эту память с собой унесут старики
По проложенной Богом бетонке…
И напомнят о прошлом у Волги-реки
Лишь поросшие лесом воронки.