Похоже, что назавтра будет дождь.
И детям игры надоели:
сидят, вонзая в землю перочинный нож,
способный вызвать крики, в самом деле.
И мамы смотрят на своих детей
в то время, как Миналуш смотрит в клетку
с пугливым попугаем (очень редко,
когда он видит желтых голубей).
И хоть я знаю, что погода над Москвой
никак не реагирует на то, что
шевелится у нас под черепной
коробкой: дождик, что же ты не льешься? –
шепчу я в небо, – не пролейся мимо:
скукоженные листья надо мною
скукоживаются дальше. Выносимо
ли жить без влаги, собственной слюною?
В ответ, естественно, ни ветра, ни дождя.
Нельзя, нам говорят, нигде добиться
каких-то результатов без труда.
Но разве я для неба не трудился,
прося черт знает у кого попить?
И дело здесь совсем не в пониманьи
законов физики, а, очень может быть,
в простом (до слез) непристальном вниманьи
природы к нам, таким эгоцентральным.
Есть чем гордиться, если ты рожден
не для какой-нибудь филистерской задачи,
но чтобы храбро воплотить закон
о том, что, в сущности, мы ничего не значим
ни в этом мире, ни в каком другом.
И нет той морды, чтобы выдать сдачу.
4 июля 2001 г.