1.
За полгода, прости, ни единой строчки.
Дописался до ручки или до точки.
Кто-то ягодки любит, а мне - цветочки
сердце греют, как лепет послушной дочки
согревает папашу (ума – палата!).
От судьбы, завистливой и треклятой,
убежит не каждый, но – каждый пятый…
Это много? Видимо, многовато
для поборников глупых случайных связей.
От забав невинных до безобразий
только шаг. Противников эвтаназий
я бы ставил к стенке и клал бы наземь…
Мне призывный шепот соседки-клячи
обещает в утехах плотских удачу,
но нельзя туда – заберет без сдачи.
День прошел… По сути же – не был начат.
2.
Я избавился начисто от акцента.
Не просите в долг – не ссужу ни цента.
Если что и заботит – сумма процентов,
ну и … степень разбавленности абсента.
Впрочем, степень, думаю я, поболе,
ведь с моим пристрастием к алкоголю
слабый градус стреножит мысли и волю,
и душа каменеет, подобно троллю…
Эх, родись на свете тому лет триста,
не роялем (где уж нам!..) – роялистом
был вполне бы сносным, кристально-чистым,
а в душе – педерастом и онанистом.
Трахать мальчи… девочек - аморально,
но любовь-то, сука, материальна,
и манит огнями вокзал центральный
так призывно, ярко, концептуально.
3.
Затянуть потуже кожаный пояс,
помечтав о том, что росой умоюсь,
да не сесть бы в лужу, но в скорый поезд…
Я из дальних стран тебе, как устроюсь,
напишу. Не веришь? Я сам – не верю,
потому – оплакиваю потерю,
глядя сквозь мороз за железной дверью
на луну, подобно дикому зверю,
чтобы после в затерянных землях где-то
за вечерним чаем и сигаретой
осознание мысли пришло поэту:
между люстрой и сломанным табуретом
расстояние больше твоего роста.
Значит с жизнью расстаться легко и просто,
и, согласно классику, ни погоста,
ни страны выбирать уже не придется.
4.
Ах, мечты, мечты… я опять о вечном.
Вот и путь сегодня какой-то млечный…
Заглянул бы кто, да хоть первый встречный,
но, увы, никого… погашу-ка свечи.
Со свечей, конечно, не так накладно,
и настроит она на привычный лад, но
речь выходит какой-то совсем нескладной.
Притворю-ка дверь – на дворе прохладно.
В поле ветер-бродяга гуляет-свищет,
И причин находится ровно тыща:
мол, дороги верной на пепелище
сколько не ищи – все одно – не сыщешь.
Слыша музыку, важно расслышать ноты,
ну а после – приступ унять зевоты.
Назовешь кощунством? Да нет, ну что ты!
Все едино - оперы и фокстроты.
5.
Отголоски, проблески… наважденье…
Где откажет слух, да поможет зренье!
И рябит вечерних огней движенье.
Мне бы стать сейчас твоим отраженьем.
Осязаемость чуда почти мгновенна,
но абсент – щемящей тоской по венам
то бодрит, то глушит попеременно…
тривиально, глупо, обыкновенно.
Я ищу себя тридцать-лет-три-года,
отделяя металл от пустой породы,
но таков уж видно закон природы:
от погоды ясной до непогоды
тридцать три несчастья, многие лета,
и не стоит право грустить об этом.
Вся планета рулИт между тьмой и светом,
а в кармане есть пока сигареты.
6.
Улыбнусь, закурю и пошлю все к черту,
заменю абсент благородным «Порто»
и пока еще не совсем il morto,
как четыре перца к сладкому торту
мне тревоги социума и жалость,
дни мои – война, сколько б ни осталось,
и плевать на возраст или усталость.
В общем, все – путем, если бы не малость:
слышу выстрел, жизнь оборвавший, часто.
Изменить что-либо – не в нашей власти,
ты уже за краем - не докричаться…
Ты – мой голос, исповедь и причастие.
Рассказал бы, что ли, как сам? В порядке?
Восемь цифр за каменною оградкой…
И цветы на камень холодный, гладкий
раз в году… от мамы…