Тетрадь

Оля Сергиенко
... Из тетради, найденной в помещении для хранения реквизита, среди старых, выцветших декораций




                Январь 2011 года.


                После спектакля.
                Опустевший театр.
                Сцена. Декорации.
                Поздний вечер.Тишина.




Театр пуст. Не слышно больше голосов,
И не вздыхают театральные подмостки.
Лишь я один скольжу меж зданий, и мостов,
И диких джунглей в белых точках от извёстки.

Театр стар. И реквизит давно на мне. 
Его Хранителем шутливо называют.
Я - местный дух. И часто слышу в тишине,
Как персонажи истерят и завывают.

А, может, это не бездушный персонаж? 
Душа Актёра отлетает в рай спектакля?
Безумный всплеск, последний выдох... и кураж...
Сейчас вам сказку расскажу. Плесните каплю...

Вот и окончена ещё одна глава,
Последний шаг к огромной точке всё же сделан.
Быть может, скажет кто-то: "Сказка не права.
Её сюжет на самом деле чёрно-белый."

Не стоит спорить. Ведь, не всем дано понять,
Как проживает роль Актёр, собой рискуя,
И очень верит в то, что смог нарисовать
Дорогу к зрителю - цветную и живую.

Их много судят. Крутят пальцем у виска:
Мол, что за люд - принципиальный и ранимый?!
Они ж живут с тахикардией от глотка
Святого воздуха Театра. Пилигримы,

Скитальцы в джунглях интернета, циркачи,
Шуты безликие, рождающие сказки.
Сегодня - жертвы, завтра - сами палачи,
С неимоверной быстротой меняют маски.

Их избивают с силой в тысячу плетей,
Но лишь Актёры закулисья тайну знают:
Что этот грим для них - защита от людей,
Что эти маски просто слёзы закрывают.

И все вы думаете: "Он играет роль,
Твердит лишь то, что написали сценаристы."
А в это время разрывает сердце боль
У жизнь поставившего на кон. И Артисту    

Никто не сможет навсегда заклеить рот,
И будет мир для них - как солнце на ладони.
Они уйдут, когда наступит их черёд,
Закрыв купе в последнем сказочном вагоне.   

Но только в памяти останутся слова,
Аплодисменты и цветы по краю сцены.
И через годы закружится голова
В воспоминаниях. И, может, Мельпомена

Освободит всех от трагедий в этот час,
И, маски сняв, они покажут миру лица.
А вы поймёте, что у каждого из нас
В душе есть что-то от Слонёнка и от Птицы,

От Обезьянки, от Жирафа, ото Льва,
От Павиана, от Питона, Крокодила,
И станет ясно, что всегда была жива,
Честна и искренна та сказка. И простила

Простая светлая актёрская душа
Всех тех, кто раньше избивал и жаждал крови.
Театр выжил, потому что он дышал
Теплом, немногих, но друзей. И хмурить брови

Уже не нужно. Кто захочет, тот поймёт, -
Артист всегда ведёт к добру свою дорогу.
И сердце старого Актёра оживёт,
Освобождаясь от неверья понемногу.

Немая сцена. Гаснут все прожектора.
И на поклон. Всё в этот миг до боли зыбко.
Последний выход ( или выдох ). Всё. Пора.
Пусть сердце плачет, - на лице опять улыбка.

Пустые кресла. Сброшен в кучу реквизит.
Гримёрной холод. И крещенские морозы.
И птицей раненой душа опять кричит:
"Давайте Занавес!"... И слёзы...слёзы...слёзы...

...Такая сказка. К сожаленью, из меня
Нелепый Сказочник выходит - слишком честный.
Но день, когда я обогрелся у огня -
У театрального - стал лучшим из чудесных

Мгновений жизни, тех, что в памяти храню
И с ними свято верить в чудо продолжаю.
И прикоснуться к благодатному огню
Я и тебя, мой добрый Зритель, приглашаю.

Пусть не Актёр, а лишь Художник, но живу
Я нераздельно от дощатой старой сцены.
И каждый вечер, не во сне, а наяву
Так чётко слышу, как вздыхают эти стены.

Театр слышит, понимает, говорит,
Глядит в глаза, в улыбки ваши очень верит...
Я умолкаю. Упакован реквизит.
Погашен свет. Своим ключом закрою двери.

Пойду неровною походкою домой,
И, как обычно, только ветер душу лечит.
Должно быть, полночь. Только завтра выходной.
Никто не скажет: "Не скучай. До скорой встречи."

Пора заканчивать печальный разговор,
Лишь где-то в небе гулким эхом отзовётся:
"С Театром жизнью крепко связанный Актёр
На эту сцену обязательно вернётся."


( Эпилог к сказке "Слонёнок" )


*

Как просто, когда нет ни звуков, ни красок
В бесцветном пространстве осенних дождей,
Что катятся градом, порой, из-под масок
Усталых, печальных, обычных людей.

Отыграна пьеса. Погасли софиты.
Под занавес юркнул бродяга-сквозняк.
Актёр и театр - и душами квиты,
И сердцем, и разумом...Только лишь так!

В гримёрной опять зеркала запотели,
Коньячная горечь - грудинная боль.
На выдохе - стон. А чего вы хотели?!
Играет? Глупцы! Он живёт свою роль!

И голосом хриплым ведёт разговоры
С собой, чтобы сплюнуть кипящую кровь.
Быть вечно ему тем непризнанным вором,
Который у вас отбирает любовь.

За сердце, что гибнет годами на сцене,
За имя, за бирочку: шут, лицедей...
Он жертвует душу за вас Мельпомене
И платит вам жизнью никчемной своей.

*

А жизнь по жанру - колдовская сказка,
Что сыграна на кем-то сбитой сцене,
И слишком часто прячем мы под маской
Гримасу боли. Содраны колени

О пол дощатый в поисках молитвы,
Что к нам снисходит давящим укором.
Живём в бою на вечном поле битвы
Несломленные временем актёры.

Основа дней: твори, не будет скучно,
И множь по Пифагору свои роли,
Отдайся сцене: голым, безоружным,
Раскрытым для оваций или боли.

Глотай коньяк с животным наслажденьем,
Почувствуй послевкусие финала
В плену кулисы после представлений,
Чтоб завтра, как вчера, начать сначала.

Люби в спектакле так, как будто света
Реального уже не существует,
Ласкай, страдай, блаженствуй, словно спета
Последняя молитва, а другую

Тебе начать уже не доведётся...
Вот так люби, вытягивая жилы!
Веди себя, покуда сердце бьётся,
По старой пыльной сцене до могилы.

И в тысячный, уняв в гортани спазмы,
Шагни в аплодисментов аритмию,
Врасти в театр - навечно, до маразма,
До судорог, до рвот, до дистонии.

Те капли пота липкие под маской
Смешай с немым воззваньем: "Аллилуйя!",
И жизнь свою сыграй последней сказкой...
А после, в сотый раз, начни другую!

Прожектор не гаси, пускай, как солнце,
Придёт улыбкам зрителя на смену.
Любовь и Жизнь к тебе ещё вернётся,
Пока ты слышишь: "Занавес! На сцену!"


http://www.youtube.com/watch?v=a_HrK9qTQLE