Уеду в бедуинку,
Буду печь лепешки всем напоказ.
Чтобы их разрывали на части туристы голодные жадные.
Чтобы глаза их, от солнца заплывшие в веках, угрюмые, ватные
С силой цеплялись в мои глаза, которые видят Вас
Где-то посередине толпы, уже устремившейся к зубочисткам, браслетам, бусинам
Стоящего неподвижно, следящего за каждым моим движением…
Видящего точно так же в пыли аравийских песков мое отражение,
Как я вижу Ваше, когда грустно мне..
Когда раскатываю блин по закоптелой пробитой посудине,
Когда каждую ночь, снимая чадру, разуваюсь и ступни стираю до крови,
Потому что горы вдали, а здесь разговорчивы и мудры только горы...
Но в час полуденный
Я пеку для чужих лепешки,
Слежу за чужими детьми, прячу чужие фунты в потайные карманы,
И все реже всматриваюсь в толпу, особенно в ее середину…
Где разгонявший обрюзгших зевак своим взглядом тяжелым неподвижно стоявший один Вы
Заставляли меня по ночам Богу молиться, обманом,
Отражением возникая в песках, исцарапавших мои сухие губы и руки.
Оставьте меня. Я теперь отражаюсь в толпе, умирая со скуки.