Голем

Тореадор
        Титан Прометей первым оживил глиняного человека, потом уже это сделал раввин из Праги по имени Махараль Йехуд Бен Бецалель ( Лёв )..., глиняного человека звали Голем.


    " Нет, я не мачо! "- подумал он, опускаясь голой задницей в большую ванну, более чем наполовину уже заполненную горячей водой, струящейся из крана, обволакивающей ни только кожу, но и чувства своим вытеканием, и как бы погружая его в иной мир, потусторонних грёз и предначертаний. Он утопал туда так глубоко, что теперь, казалось, через край, вновь образованной вселенной, торчат единственно наружу во все прочие усюды подозрительно несуразная пара толстых конечностей, которые всё-таки во всей этой метаморфозе оставались его, собственно, ногами, - так, что внезапное осознание этого подвигло его к мысли: " и то счастье..., да, ведь и, не каждому дано: ноги-то есть! "- многозначительно сообразил он в вдогонку визуальному восприятию. По всему телу приятно бежали волнообразные мурашки: " не нужны мне мурашки! " - горячая, расслабляющая нега - поистине, ни с чем не сравнимое ощущение, разливалась и убаюкивала. Неожиданно, он зачесался, оставляя на плечах, животе, ягодицах и бёдрах широкие красные борозды, и как будто кого-то разглядел в тусклом свете силуэт, процедил сквозь искривлённые в консервный завиток губы: " Ты, что Муза?... Вдохновлять, что ли меня будешь!... ",- ответа не последовало, и потому он тут же, с наиглупейшим выражением на лице, изумляясь своим же словам, поддался вегетативной рефлексии, и, не сдержавшись - стал писать; одновременно с живым интересом, увлечённо рассматривая, как вода, вокруг плавающих в ней аморфных гениталий, копулятивного органа, лобковых волос, всё более приобретает желтоватые тона, и по мере опорожнения пузыря, разливается распространяясь, вокруг округлого животика...
" Да, точно не мачо! "- подумал он опять об одном и том же,- " надо хоть пресс качать когда-нибудь что-ли? - а то ведь, ни одна симпатичная девушка даже- ть и взглядом не удостоит!... " - неслись теперь в его голове полиморфные несистематизированные обрывки; сбивались в стайки; вновь расслаиваясь - разлетались, блаженно переворачиваясь животиками наверх, как собачки, намекающие всем своим видом, чтобы их почесали за разные чувствительные места.

Бедный я человек! кто избавит меня, от сего тела смерти? Послание к римлянам св. апостола Павла. гл. 7, сих 24.

ПАР.

Водяной пар поднимался от воды прямо вверх и повисал на плоскости потолка, конденсируясь в тяжёлые прозрачные капли, в отражении которых многократно повторялась обстановка- напоминавшая переполненные пчелиным мёдом соты. Иной раз, какая- нибудь капля, не выдерживая отрывалась от своего родничка, и, устремляясь прямиком вниз, падала на лысую голову незадачливого купальщика. Разбиваясь о кожу темени или затылка, стекала за ухо по шее, на полную грудь, на округлый живот и терялась. Мельчайшие частицы воды, разлетевшись в стороны- смешивались с водяным паром и становились частицами плотной завесы тумана, который, казалось, до консистенции глины уплотнялся, обволакивая в себя плотными слоями, погруженного в воображение созерцателя. Вопреки, непроницаемости и вязкости среды, свет мысли пробивался изнутри отчётливостью образов и голографическою глубиной.
Одухотворённость жизни: яркостью красок, благоуханием запахов, тактильной гаммой- внезапно пронзило его существо, как открытие окон пронзает прохладой и свежестью утра, побуждая сердце стучать учащённо навстречу, так и ему теперь стали доступны и отчётливо понятны, воспрянувшие ото сна потоки сознания, пронизанные лёгким дуновением ветра, зеленью фруктовых садов и огородов, некрашенностью дощатых заборов усадьб, где- то ещё дальше, у городского парка, утонувшим в листве вековых вязов кладбищем, и за ним громадой монастырской стены... Там у края- крутой обрыв срывался к подножию, встречаясь с извилистой рекой и, вдаль уходящим и теряющимся в полузатопленности лугов сенокосом, с огромными стогами и редкими лодками рыбаков. Своим волшебством воображение перенесло его в далёкое, в незапамятности пролетевшее лето детства. Точнее отрочества; в те времена, когда жизнь беззаботная и драматичная воспринималась, как некая данность неизвестно откуда пришедшая, и неведомо куда устремлённая. Подарившая ему возможность носиться по пыльной неосфальтированности улиц, обливаться тут же свежей холодной водой из ведра наравне с такими же сорванцами. Испытывать к ним влечения сокрытые тайнами чувств и желаний, излучавших себя из глубин океана непонимания. Зачем он появился на этот свет?..- и кому надо, чтоб он всё это теперь чувствовал?..
Он думал о себе, что он маленький, и у него тоже есть бабушка. Вот, когда он немного подрастёт и ему исполнится двенадцать, тогда всё будет по другому. А сейчас его уже отправили на всё лето к этой самой бабушке в город Новгород- Северский, где она и проживает. У бабушки здесь свой собственный домик по адресу: улица Калинина номер 13 ( тринадцать ), который она почему- то называет не иначе, как хата, что для детского воображение даже очень удивительно: " А меня бабушка, к моему удивление называет не пучок, не жучок, не лучок, а не иначе, как унучок, причём всегда в этих её словах ударение бабушка делает на буковку " о ". Здесь я часто хожу в кино; в парке есть кинотеатр " Летний ", покупаю себе мороженное в вафельных стаканчиках, стреляю в тир по мишеням. Но иногда меня тянет к другому... Возле бабушкиной хаты есть внутренний дворик с высоким и даже очень высоким забором. У забора этого доски прилегают плотно одна к другой- одна к другой... Заборчик почти новый. Дедушка его поставил сам, своими руками лет пять тому назад, но вскоре скончался от острой сердечной недостаточности, и как теперь рассказывает бабушка,- дедушка умер ночью во сне, а утром, когда она захотела его разбудить,- зачем- то пыталась открыть ему рот пальцами... И тогда оттуда стал вываливаться огромный язык, который совсем почти не было возможности запихать обратно на место,- бедная бабушка, как она тогда перепугалась этого страшного языка... Теперь дедушка давно на кладбище. Под землёй... А бабушка на базаре продаёт. А я вот, на этом бабушкином дворике теперь...; здесь, где пасутся курочки, и всё... И я, ловлю одну из курочек,- я хорошо умею их ловить. хочу развлечься одним эдаким образом... Но странно!- мне всё же, что я беру курочку и, усевшись посредине этого бабушкиного дворика, вставляю в неё свой отроческий член. Да так вот, со вставленным в курочку пальцем сижу теперь среди дня на глинистом дворе широко расставив ножки посреди, отдаваясь своим странно притягательным ощущениям и, связанным с этим ощущением переживаниям. Мне так хорошо внутри курочки: тепло и, даже, горячо. Наверно, бабушка бы меня поругала теперь за это, если б вдруг увидела нечаянно, чем я тут теперь занимаюсь. Раньше она меня учила правильному обращению с курами, но единственно научила, как правильно рубить курочкам головы, или щупать их, чтоб знать есть ли у курочки внутри яйцо на подходе...- но не такому же...; о таком она совершенно ничего не знает. Ах, как это удивительно и невероятно, но курочка совсем теперь не трепыхается и не возмущается, а сидит себе мирно. Не вырваться ей, никуда не убежать ей...- к другим таким же, прогуливающимся по дворику курочкам, с увлечением ковыряющих глиняный двор- дабы, чем поживиться... Наверно, не найти им ничего. Сейчас встану и дам им пшеницы из огромного мешка... Забор высокий. Ничего, никому не видно. Я здесь один, наверно. Но надо мной под безгранично голубым небом, да ещё с ярким ласковым солнцем в придачу, летает огромная жирная муха. Можно с удовольствием слушать, как жужжит эта муха, или переключившись вдруг различать, как закудахчет и заквохчет петух созывая своих кур, чтоб предложить им найденное для них что- то удивительное- Да, что тут можно найти?... Да, совсем ничего. А у нас и нет петуха- сколько я бабушку не просил... Это он у соседей квохчет. Встаю и иду к мешку, который возле крыльца: сверху широкая жестяная банка из под селёдки; наполняю больше, чем наполовину пшеницей и швыряю её посредине двора...
Бабушка, так никогда даже и не узнает о том, что я давал курам пшеницу: она мне запретила это делать, пояснив при этом, что куры избалуются совсем и перестанут клевать ячмень. Главная у них пища- это ячмень; пшеницей кур кормить слишком дорого... А про те мои чудачества бабушка тоже ничего не узнает: ведь, не увидит,- Не пожурит. Не объяснит, почему так нельзя... Бабушка теперь тоже лежит на городском кладбище, куда её отнесли и положили рядом с дедушкой, чтобы им вдвоём веселее было спать вместе... А яблоньки из сада родят много- много в те светлые времена моего детства. Очень много. Очень... Городской базар располагается на противоположной стороне этого чудного украинского городка. И, пожалуй, теперь там всё так же, всё по прежнему...".
Пар сгущался. Мысли прояснившись, светлели, впечатляли собою. Вода растворяла воспоминания. Короткие, толстые ноги торчали из воды, слегка свешиваясь через край ванны.