БЛАГОДАТЬ
Искры дождя в цветущем саду,
Хрустальные трели соловушки,
На белой скамейке солнышко
Высушит плед поутру.
Фиалок тончайшие запахи,
Сливовый александрит
Сквозь темную зелень манит
И просит подать его к завтраку.
Горячий печной каравай,
Кувшин молока белопенного,
Уставших часов бой степенный...
О Господи! Это ль не рай!
СВЯТО-НИКОЛЬСКИЙ ЖЕНСКИЙ МОНАСТЫРЬ
В ПЕРЕСЛАВЛЕ-ЗАЛЕССКОМ
Игуменье Евстолии
СЕСТРЫ
Не мира сего они.
Живые – уже отпеты.
В глубокий траур одеты,
В раздумья погружены.
Слова их – святые молитвы,
Помыслы – Небу и Богу,
Пост, постоянный и строгий,
И битва, за души – битва.
ИНОКИНЕ МАКАРИИ
Крошечка Макария –
Громкий посошок,
Умница Макария –
Звонкий голосок,
Казначей Макария,
Нечего считать?
Бедная обитель –
Божья благодать!
ПРИЕЗД ПАТРИАРХА АЛЕКСИЯ ВТОРОГО
В СВЯТО-НИКОЛЬСКИЙ МОНАСТЫРЬ
( Лето 1997 года)
Солнце сверкает, лица сияют,
Храм, в чистоту одетый,
Весь цветами благоухает –
Слава Те, Господи, – лето!
Сестрам хлопот – голова кругом:
Что постелить под ножки?
Вместо ковров – травы с луга –
Зеленым узором дорожка.
Звон – перезвон.
То ли явь, то ли сон?
Воистину день великий:
Оберегает строгий ОМОН
Крест Корсунский – реликвию!
А в Переславле –
Народ православный,
Экая Божья сила!
Ждет-пождет:
«Патриарх идет.
Какой молодой да красивый!»
Всех привечает, все примечает:
Вот человечек Божий –
Путь изменив,
Охрану смутив,
Благословляет тоже.
Солнце сверкает,
Лица сияют:
Обитель Свято-Никольская
Патриарха сегодня встречает –
Господи! Радости сколько!
РАССКАЗ ПАЛОМНИЦЫ
Екатерине Татариновой
«Свечой молилась в Храме,
Трепетно и слезно,
Но ангелы, крылами
Взмахнув, смотрели грозно.
Задумчивый Святитель
Молитвенно замкнулся, –
От грешницы Спаситель,
Вздохнув, не отвернулся.»
НОЧЬЮ
Горит лампадка красная
Перед киотом ветхим
С бумажными иконами
И кружевцем простым.
В окошке звезды ясные
Играют в прятки с ветками,
И ветер с неба ласково
Доносит мне заветное:
«Господь тебя простит».
БАЛЛАДА ОБ АГАСФЕРЕ И ВЕРОНИКЕ
Христос под крестом зашатался,
Венец, словно змеи, впивался,
Пот кровавый на землю струился,
Народ иудейский толпился –
Над Божиим Сыном глумился:
Хлестали Его по ланитам,
Все тело Господне избито.
Смеялись в лицо иудеи,
Плевали в него фарисеи –
За вечное наше спасенье!
Страданий превышена мера –
Упал на крыльцо Агасфера.
Хозяин от злобы дрожит:
– Ступай и распныйся, – визжит.
– Иди вечно ты, Вечный Жид, -
Ответил страдалец Небесный:
И стало жестокому тесно,
Бежит от родного порога,
Веками бежит по дорогам:
Безсмертьем наказанный Богом!
– А путь на Голгофу все круче.
Злобнее мучителей тучи.
Как вдруг из толпы Вероника:
К Его воспаленному Лику –
С холодной водой полотенце
Бальзамом на раны и сердце.
«Святой назовут тебя, чадо,
За доброе сердце в награду
Полотнище станет иконою,
Наречется Нерукотворною».
Толпа, отшвырнув Веронику,
Продолжила шабаш свой дикий.
Вот Вероника в светелке:
Расправив святыню на полке,
Глядит, как она просыхает –
И явственно так проступает
Спасителя Лик. Вероника
К иконе надолго приникла
И слезно молилась святая...
Сегодня в России все знают
Этот образ Спасителя,
Нерукотворный, целительный.
А в нашей семье чадо Божье
Зовут Вероникою тоже.
ЧАША ГРААЛЯ
Была ли чаша Грааля?
(По старо-французски – чаша.)
Однажды мне рассказали
Преданье о Господе нашем:
Один ученик Его тайный,
Член грозного Синедриона,
У Лобной горы не случайно
Гроб высек во славу Сиона.
Знатный, ученый, богатый
Аримафейский Иосиф
У Понтия у Пилата
Тело Христово испросит.
Кровь Пречестную Господню,
Что сочилась из раны –
Святое Причастье сегодня –
Собрал в простые стаканы.
Но небо во мраке печали
Взорвал ослепительный пламень –
Два ангела Божьих держали
Большой изумрудный камень.
Из камня того – изумруда
Вырезал старец чашу:
«Пусть в ней вовеки пребудет
Кровь Спасителя нашего».
Ходят-бродят по свету
Легенды о чаше Грааля,
Но только никто не ответит:
Была ли она, не была ли?
МОЕМУ ПОКОЛЕНИЮ
Нет перемен, ни тени изменений,
О Господи, во Царствии Твоем!
Как суетно, как жалко мы живем,
Жадные до новых впечатлений!
Безсильны приказать: «Остановись,
Мгновение: ты благо, ты прекрасно!»
Безсмысленно, безбожно, безобразно
По жизни, как по рельсам, пронеслись.
ПОКУПКА ДОМА
Горит в печи чужая боль и радость:
Безжалостно отброшенным добром
Наполнен неприютный ветхий дом,
Развеявший былой покой и благость.
Разодраны (зачем?) старинные сорочки,
Размытые дождем портреты не сберечь.
Чужие дневники, не прочитав ни строчки,
Усердно помолясь, я отправляю в печь.
ТАКАЯ ЖИЗНЬ
Скрипят половицы старые,
Взвизгнули петли ржавые,
Ветер по ветхой крыше
Робко стучит, как нищий.
Забор у земли замшелый,
Колодец давно не у дела,
Дорожки, травой заросшие,
В усадьбе моей заброшенной.
В ИЮЛЕ
Ивану Дементьевичу и
Валентине Васильевне
Гультяевым, Гале и Оленьке
Который век? Стою в глуши лесной.
Замшелые деревья вдоль поляны,
Закружит лист, до осени—багряный,
И упадет в душистый летний зной.
В бездонном небе – птичий праздник,
Шмель добродушно рядом пробасил.
Нет места, ни желания, ни сил
Для чувств недужных, ни для мыслей праздных.
Одно благоговенье и покой.
Который век? И год идет какой?
Восторг и умиленье, нега, зной...
И хочется весь Божий мир обнять,
Язык листвы, травы, ручья понять.
Который век? Стою в глуши лесной.
ОТДЫХ В ПЕРЕСЛАВЛЕ
Побеседую в беседке.
Почитаю в гамаке.
Прогуляемся с соседкой
В парк на Трубеже-реке.
Поздно вечером в молитве
Пред киотом постою,
И с поклоном челобитным
Богу славу пролию.