А ты ведь не веришь, что я ничего не чувствую?
Ни утром, ни вечером и ни днем,
что я подавилась своими чувствами,
что я раздробила помыслы и иллюзии,
что я подожгла свой дом.
В моих бездонных карманах нет больше мелочи,
песка в ботинках, огня в речах.
В глазах наивной, невинной девочки,
Вмиг обозначалось, потухшим пламенем,
что все мы – прах.
Истошным криком отвратным, писклявым «си»
со мной прощается вдохновение,
ошметки веры, как подаяние
на безрассудное откровение,
протянет, молвит: никогда ничего не проси!
Внезапно свет погас, затихла извечная музыка,
и вальс с Баширом утратил свой емкий
однако, беззвучный почти мотив,
как тонок и прям твой незыблемый стан – штатив,
как истеричные буквы спрыгнули с языка.
Мы все барахтаемся в болоте
грязного мироздания,
чужие реплики с гонором выдаем за свои.
Но, если я – создание, обреченное на страдания,
все ожидания – тщетны (пускай!), мечты – пусты.
Я на руинах сознания начерчу очертания
твои-твои-твои.
Беззаветно твои.