Очень часто, в интернете и периодических литературных изданиях, сталкиваюсь с суждением, что литература находится в тупике. Нет героя, нет новых имен.
И действительно – последнее громкое имя в литературе это Борис Рыжий, но и он, в силу, может быть молодости своей, может быть времени, а скорее интонации своего стиха – героем, рупором, метой времени – не стал.
Его знают многие любители поэзии, но повальной популярности он не приобрел…
Последний герой – Высоцкий. После него провал. А если говорить о «Чистой поэзии» то героя стоит искать еще на десятилетия раньше – Вознесенский.
Поэт-шестидесятник, создавший поэму-суть своего времени: «Оза»…
Многие сегодня о Вознесенском забыли. Поэт умер всего пару лет назад, застав время, когда волна спроса на поэзию схлынула. Самое интересное, что когда не стало читателей – появилась уйма писателей… И тут, опять Вознесенский, написавший в начале 90-х футуристическое стихотворение «Монолог читателя на дне поэзии 1999г.» вот именно об этом… Чукча не читатель, да-да.
Конечно, можно говорить, о том, что кризис не только в литературе. Что весь мир сегодня охвачен безумием... Повальное «оглупление». И, людям не до стихов и не в стихах дело. Но, позвольте мне, поэту считать, что именно литература, то самое, что заставляет волноваться души и умы. Что именно уход от чтения и есть основное звено в цепи превращений нашего общества. С этого началось, это и будем лечить.
Многие считают, что сегодняшний кризис литературы происходит из невозможности придумать новое. С одной стороны людям надоело жевать жвачку прошлых веков. С другой, что именно это приводит к желанию «выпендриться». Пусть плохо, но по-другому. И читатель тонет в этом потоке словесной белебердистики а-ля Сорокин. В итоге приходит к выводу: «Лучше совсем не читать»
И то и другое ошибочно. Голод на хорошие вещи есть. Люди готовы принять.
Эта статья родилась из моих раздумий на тему: «что можно сделать» и анализа современной литературы. Преимущественно поэзии.
Мне показалось, что мои мысли могут быть интересны и другим людям, занимающимся литературой. Ищущим себя в поэзии и поэзию в себе.
Вывод, к которому пришла, заключается в том, что человек чуткий к слову не будет отказываться от наработок предшественников и увидит, что многое еще не затронуто и не использовано, хотя лежит на поверхности. Он гармоничен со своим временем. Ни что так не отражает характер времени, как язык. Этим нужно пользоваться и не застревать в прошлом. Поэт – передовой отряд и пророк будущего.
Более того, не только на стыке наук происходят открытия, но и на стыке искусства и жизни, искусства и науки… а самое главное – человека и мысли.
На самом деле, ситуация в литературе сегодня, почти полностью повторяет ситуацию предшествовавшую Серебряному веку, а та, в свою очередь было очень сходна с тем, что творилось перед веком Золотым. Понятно, что у каждой эпохи свой оттенок. Но тенденции сходны. Тот же застой, те же попытки быть оригинальным. Призыв «сбросить с корабля современности» существующих классиков с одной стороны и свернутые на прошлое головы, с другой. Мол, классики так не делали. Крики, что литература умирает и не интересна обывателю. Почитайте статьи начала и конца 19-го века, статьи середины 18-го. История имеет свойство повторяться, в том числе и в искусстве.
Следовательно, есть для чего стараться. Если поэты начала ХХ века, находясь в том же положении, что и мы (После Анненского – обрыв) смогли создать серебряный век, то можем и мы.
Проанализировав достоинства и недостатки, наиболее часто встречающиеся в поэзии рунета, а так же свой собственный опыт стихосложения я выделила основные, на мой взгляд, инструменты работы со словом в поэзии и решила изложить свой взгляд на работу с ними. Я предлагаю тот «рабочий набор», которым пользуюсь сама и надеюсь, что он даст пищу для размышления другим авторам. Это попытка, но попытка всегда лучше бездействия.
Общий взгляд
Инструментов придающих дополнительную выразительность стиху, за 20-ый век накопилось не мало. Это лесенки Маяковского, для выделения ритмики. - «Флейта-позвоночник», например. Это внезапные переходы в прозу Вознесенского , как в поэме «Оза». Задыхающийся обрыв ритмики Цветаевой («Провода», Чешский цикл) графическое построение стиха, как у того же Вознесенского - «Чайка – плавки бога». И еще многое и многое. Перечисление займет не одну страницу.
Что характерно, более древние инструменты, являющиеся на сегодняшний день железобетонной классикой, тоже придумывались не ради игры ума. В стремлении поэта донести свои ощущения, мысли и эмоции до читателя и слушателя, появлялись такие формы, как триолет, например. Легкость этой формы – эпиграмна, насмешлива. Даже философская мысль, заключенная в нее звучит игриво. Благодаря размеру и повтору строк. Именно по этому в триолет заключают в основном комплименты и эпиграммы.
Рондо – воспоминания и размышления. Тройной повтор – путь нашей памяти, мысли, к которой возвращается человек. Так работает наше мышление. От того именно так и воспринимается рондо.
Уклад нашей жизни меняется. В нее входят новые понятия, ускоряется ритм. Поэзия, живет в ритме нашей жизни и не может оставаться классичной. Она меняется вместе с ней. Пушкин ввел в поэзию обыденную речь и как отражение ритмики этой речи – Онегинскую строфу. Ведь она звучит, как разговор приятелей за камельком: «Мой дядя, самых честных правил, когда не в шутку занемог, он уважать себя заставил…» и т.д. Один приятель, делится с другим своими повседневными проблемами. Правда, похоже?
Но время набрало обороты. Серебряный век, запустил паровоз и оборвал строку. Выпадение слогов из классического размера строфы, появилось у Анненского (почти весь «Кипарисовый ларец») - ритмика впустила в себя дыхание. Ритм речи, наверняка изменился тогда же. Техническая революция освободила время и ускорила темп жизни. Все заработало быстрее, быстрее стало добираться до разных уголков земли. Пароходы, железные дороги, первый двигатель внутреннего сгорания, телеграммы и Белл с первым телефоном. Речь не могла не меняться – следовательно, менялась и поэзия.
Последняя серьезная веха литературы, это шестидесятники. Что же после них?.
Есть поэты «Новой волны», рок… Но рок, скорее продолжатель бардовской традиции. В последние 50 лет, была придана новая форма «публикации» (кавычки от измененного смысла данного понятия – публикация, как распространение информации – звукозапись, чтение на площадях, интернет). Работа же со словом и формой стиха зависла в 60-ых. Я не имею в виду только Россию. Шестидесятые беру широко - и Битников и Потокистов. Шестидесятников характеризует поиск формы, отражающий те огромные изменения в жизни нашей цивилизации, которые произошли за 20-ый век. Доведения до своей конечной точки ниспровергания устоявшегося за века. Бунт кончился вместе с 20-м веком. Мы бунтуем и нарушаем только по привычке. Пора перестраиваться и предлагать что-то взамен разрушенному.
Наше поколение находится в том положении, в котором находились поэты раннего средневековья, свергнувшие устоявшуюся манеру Рима и создавшие свою, за счет обращения к народным песням и фольклору (наверное здесь стоит выделить Ф. Вийона, который первым в европейской поэзии заговорил родным языком, вместо латыни). Из нее выросла классическая форма, пик которой пришелся на 18-ый век. Потом с Пушкина и Байрона – пошел новый виток, пик которого пришелся на середину 20-го века. Пришло время новых вливаний. И в народном, черпать их - уже бессмысленно, так как мы живем в эпоху глобализации, даже не урбанизации уже. Деревни, как некий монокультурный микрокосм – вымерли. Прервана преемственность поколений. Деревни, это такой огромный завод по производству аграрных ресурсов. Туда приезжают специалисты, и оттуда уезжает молодежь. Нет и 3 поколений живущих на одной земле и объединенных одним культурным климатом. Культура деревень подвержена влияниям из большого мира и слилась с ним. Что говорить о деревне, если постоянной метаморфозе подвержены целые страны. За двадцатый век русские трижды меняли страну: Российская империя, СССР, РФ… Люди иммигрируют, смешивая культуры. Например - Израиль, за последние 20 лет, он потерял сионистский и религиозный характер, приобретя в замен зерно российской ментальности, которая вызревает на глазах и борется с арабской.
I
«Лексика»
Откуда же брать новый воздух поэзии? Из городского уличного фольклора? Было. Рок-группы и В. Высоцкий. Тем не менее, продолжать данную тенденцию не возможно. Массовая информация за счет ТВ и Интернета моментально меняет сленг и восприятие, усредняя его, как вода, вливаемая в насыщенный раствор, создает раствор средний между нейтральным и насыщенным. За 25 лет моей жизни – сленг молодежи поменялся трижды. Мои сверстники с трудом вспомнят такое словечко, как «ништяк!» - в качестве возгласа одобрения: «Завтра в 7 на углу? – Ништяк!». Сегодня это некий неопознанный предмет, а не возглас: «Прикупил себе классный ништяк для компа». Заметьте – уже «классный», а не «крутой». Более того, нынешние школьники стали говорить: «Девайс», а не «ништяк». И это за 10-15 лет!
Я предлагаю обратиться к науке. Наука вошла в нашу жизнь плотно. Мы все более-менее разбираемся в медицине, психологии, экономике и компьютерных науках. По крайней мере, что такое «девальвация»; «Трансакция»; «Безналичный расчет» - знают многие. Так же, знают такие вещи, как: «компиляция ядра», «баг», «Троян», «стресс», «Психоз», «когнитивный диссонанс», «гастрит», «тромбофлебит», «энцифаллограмма», «Энзим»… Повседневные вещи. А фраза «подкоркой чую»? - многие не задумываются, но смысл идет от того, что процесс человеческого мышления происходит в коре головного мозга, а рефлексы в более древних участках, находящихся под корой.
Предложение обратиться к науке, так же не ново, но наиболее жизненно. Оно началось, опять таки с Вознесенского. В 60-х, основой мыслящего общества была техническая интеллигенция. Отсюда и «Парабола» (одна из первых книг Вознесенского), а с нею – весь словарь стихов вошедших в сборник. Словечко «Совестебюлярный» (не ясный для науки аппарат) – я слышала в повседневном обиходе. Оно прилипло к речи.
Уровень образованности очень возрос. При всей дикости масс – кто-то что-то где-то читал \ слышал… Читать умеют почти все. И даже так называемая «не читающая» аудитория, книги типа «оздорови себя сам» и проф. литературу – читают. Ну, или хотя бы новостные сайты. Почитайте заголовки, этих желтых электронных изданий и вы увидите, наукообразные и научные термины. Пусть и не всегда в правильном использовании.
Следовательно – это особенность нашей сегодняшней речи. А значит и использование ее в литературе, не только оправданно, но даже необходимо для передачи образа современности. Более того, они заменили многие слова, выходящие из нашего обихода.
II
«Рифма и смысл»
Рифма – один из сильнейших инструментов. Но используется, увы, топорно. Почему-то считается, что зарифмованная строка – уже поэзия. Это не так. Иначе не могли бы существовать верлибры, белый стих и стихи в прозе. А. Грин, Н.Гоголь и «Старуха Изергиль» Горького – это поэзия. А вот Э. Ассадов, да простят меня его поклонники, это не поэзия, хотя бесспорно – стихи.
Почему? У Асадова нет образности и нет работы со звуком. А у этих ребят есть. Хотя Ассадов писал в рифму, а они нет.
Следовательно, рифма – не обязательна. Но полный отказ от рифмы, тем не менее, обедняет поэзию. И вышеперечисленные мастера, все же условно отнесены к прозе. Для меня рифма – сильнейший прием привлечения внимания, акцентирования. Именно по этому стих состоящий целиком из точных рифм, так же скучен, как монотонная речь. Разве что, внимания отвлекают перебои ритма, звука и сильнейшая метафорика.
Мы – поколение привыкшие к сильным возбудителям. В мире, где все постоянно меняется, мелкие перемены кажутся рутиной.
Если человека слепить яркими цветами – он станет не восприимчивым к полутонам. Так и мы – в непрекращающемся потоке информации, в постоянном гуле, реагируем не на резкий звук, а на вдруг возникшую тишину. Нам не достаточно уже тех приемов, которыми пользовались еще в первой половине 20-го века. Не то, что мы не способны это воспринять, но поразить наше воображение, привлечь к себе внимание подобные приемы уже не могут. Это стало повседневностью. А поэт всегда немного впереди своего времени. Его приемы из века будущего. Тем и свежи. Он будущее то ли строит, то ли улавливает…
Двадцатый век оставил нам инструмент, еще не до конца нами воспринятый – новые рифмы. И пора бы уже с ними разобраться.
Рифм набралось много. Большинство точных рифм – заезженно. Глагольные и падежные рифмы – слишком ожидаемы. Есть еще ассонансные – в которых рифмуются гласные звуки (мОрЕ – бОлЕ) и диссонансные – рифма, основанная на согласных (КРоН – КРеН; ДуШу -ДольШе) Желательно, чтоб в подобной рифме, ударение падало на один слог. Кроме них – «Евтушенковская рифма» - все звуки за исключением опорных согласных рифмуются (СНЕгА – С НЕбА) и «доударная» - в отличие от приведенных выше «заударных» рифм, здесь рифмуются звуки предшествующие ударной гласной: (ПОЖАрным – ПОЖАловаться; КОЛонн – КОЛЛег). Внутри, почти каждой приведенной мной категории, есть так же свои градации.
Поскольку в конечном итоге, в любом цельном произведении важен заложенный в нем смысл, то и рифма должна работать на него. Почему бы не сыграть партитуру на рифмах? Когда я пишу свои стихи, то рифмы расставляю, как паузы в музыкальном произведении. Т.е. те строки, в которых заключается основной «мажорный» смысл – рифмуются за счет точной рифмы, а те, которые этот смысл поддерживают – за счет рифмы более бедной. Это позволяет играть со смыслом. Если я закладываю в произведение несколько слоев – то самый основной смысловой слой зарифмую точно. Другие, в зависимости от их важности, все менее и менее созвучно - по нисходящей. Вплоть до полного отсутствия, в предложениях, разъясняющих смысл. Отдельные, важные для выделения смысла слова, можно подчеркнуть за счет аллитераций и внутренних рифм.
Такой подход к рифме, я вывожу из прикладного свойства рифмы – чтобы запоминались строки. Когда читатель станет вспоминать стихотворение, по цепочке, он в первую очередь вытащит образ, а к нему рифмующиеся строки придающие образу смысл. Именно по этому, кстати, часто использую сквозную рифму – зарифмовав пару, к концу стиха у меня может быть еще одна или несколько строчек с такой же рифмой. Я это называю «эффектом эха». Потому, что в сознании читателя, эхом отзывается предыдущая строка.
Поясню на примере:
a Нас считывают со страниц -*
b За слоем слой.
И пахнут слезы
b Чернилами и целлюлозой,
a Ручьем сбегая с книжных лиц.
c Но эта боль всего дороже!
d В желании апофеоза -
c Морщины стягивают кожу.
d На переплеты горькой прозы,
e Как правило, идет шагрень.
c` Но человеческая кожа
c` Еще теплее и дороже,
e Когда читатель бросит тень
f На переплет. И вот - не спится:
f Шуршат под пальцами страницы
f И жаждет слово – воплотиться
g Преуменьшая дни творца. – не зарифмованная, как бы обрывающаяся строка
h И с каждым взглядом между строчек,
h Читатель от поэта хочет
i Еще желаний и огня
i Морщин все больше,
Меньше сна…
f ` И скоро кожа истончится.
f ` И вот, на титульной странице,
g Смеется фото мертвеца…
g Он умер, но не до конца. – две зарифмованные строки-концовки (посылка)
Творца – мертвеца - не до конца. Вот по этой цепочке и идет основной смысл стиха. Как подлежащее и сказуемое: «Творец, даже, когда мертвец - мертвец не до конца». (Он живет в своих творениях ; )
Вот, что должно засесть в сознании читателя.
Именно по этому – для рифмы был выбран такой звонкий запоминающийся звук, как «Цэ» - он звенит в ушах и гораздо звонче других. За счет ударной «А» после него. Так как второй слой смысла это две связки: спится – страницы - воплотиться и истончится – странице. Они поддерживают основной смысл и объясняют, почему «творец – мертвец - не до конца». Слышатся мягче за счет того, что ударение находится до звука «Цэ» и понятно – менее точны, чем рифмы основной связки.
А в начале сходная по звуку, рифмованная пара «страниц – лиц» звуком намекает на грядущую кульминацию. Она самостоятельна по смыслу, но в ней, как в зерне зародыш смысла стиха.
А можно и наоборот – на фоне классической рифмы, определенные строки выделять за счет меньшего созвучия рифмы.
Такая работа с рифмой, на мой взгляд, обогащает стих, создавая обертона и многозначность. Она воздействует впрямую на подсознание. И в послевкусии стиха, в памяти читателя остается основное.
III
«Ритмика и образ»
Ритмика – еще один сильнейший инструмент, способный создать любую атмосферу, по задумке автора. Он подобен композиции в изобразительном искусстве. Создает динамику произведения и может, как подчеркивать смысл, так противоречить с ним, создавая дополнительный конфликт.
Это характер стиха. Атмосфера мира в который помещен лит. герой.
За счет ритма можно создать иллюзию езды в поезде, например, ни разу словом не обмолвившись об этом напрямую, только поддержав косвенной метафорой, случайным мазком. Допустим, упомянув летящие за окном пейзажи.
С помощью ритмики можно создавать настроение лит. героя - задумчивость, ярость, сомнение.
Ритм, напрямую связан с нашими эмоциями. Все наши мысли и чувства имеют свой ритм, в зависимости от состояния в котором мы находимся. И самым точным, будет – попадание в ритм дыхания. Если нам страшно – мы дышим часто-часто, когда опасность миновала – переводим дух. Если соблюсти такую ритмику в стихе, то читатель волей-неволей почувствует данную эмоцию, в соответствии с принципом Станиславского, который советовал актерам улыбнуться, чтобы вызвать в себе веселое настроение. Дело в том, что рецепторы нашего организма имеют обратную связь. Они не только передают сигналы мозга мышцам, но и возвращают сигналы обратно в мозг. Таким образом, читатель, прочитав стих в определенном ритме, приводит мышцы глаз и речевого аппарата в движение определенного свойства. Данное движение передается мозгу и возбуждает химические реакции свойственные телу при данном движении. Вследствие чего – ритмика страха, например, – вызовет выброс адреналина.
Ничего нового в том, что я описываю – нет. Любое произведение искусства, будь то музыка, спектакль или стих – имеет свою ритмику, без которой, зритель не почерпнет для души ни чего. В лучшем случае – голую информацию для ума.
В двадцатом веке было очень много экспериментов с ритмом. Эти эксперименты преобразили поэзию, вследствие чего поэзия стала полностью созвучна ритму нашей жизни. Осознанно этого эффекта добивались Цветаева, Маяковский, Вознесенский и может быть еще кто-то, кого я забыла т.к. он меньше на слуху.
Но более или менее осознанно с ритмом работали всегда.
В качестве иллюстрации к одному из способов использования ритма:
Безликая эпоха
И безъязыкий мир.
Условность новой совести,
Давай поговорим
На языке раскаянья,
Мой новый Вавилон
Среди многоголосицы
Затасканных имен.
Расслоены разломлены
И втоптаны в i-net,
Герои безусловные,
Которых больше нет,
Твоей тяжелой поступью,
Мой безъязыкий Рим.
О совести законности
Давай поговорим?
На языке причастности,
На языке ЛикБез
В эпоху общей гласности,
В которой личность без -
Доверия, возможностей
И прочих личных благ.
Без общества подобных
Себе - какой пустяк!
А на окне рассыпанный
Стихами силуэт -
Надежда понимания,
Которой больше нет.
Это пример усиления впечатления, за счет столкновения ритма со смыслом. Ритм здесь беззаботный, как в детской песенке, а смысл зловещий – очередное разрушение Вавилонской башни.
Эффект, который создается за счет такого столкновения – дискомфорт и не уют. Как в фильмах ужасов, где любят выводить самые милые и повседневные вещи проводниками потусторонних сил. У читателя должен возникнуть диссонанс, а как следствие тревога. Более того – ритмом, здесь дан дополнительный слой – беззаботное и безответственное настроение нашей эпохи, которая ловит кайф под бананом, пока над ней рушится Вавилонская башня. И, похоже, пока ее не похоронит под обломками, будет беззаботно жевать банан, щурясь на солнышко.
К сожалению – негативные эмоции доходят до сознания лучше – включается инстинкт самосохранения.
IV
«Форма и графика стиха»
С формой штука еще интереснее. Она находится в постоянном движении, т.к. наиболее заметна. Скольких поэтов обвиняли в «формализме» за то, что они искали новых способов подачи стиха.
Форма необходима для правильного прочтения. Это способ объяснить читателю, как именно нужно читать данный стих. Где вдохнуть, где выдохнуть, на чем остановить свое внимание.
Все предыдущие инструменты ничего не стоят без формы, т.к. читатель попросту не увидит акцент, если его не подготовить. Он ведь открывает вашу книгу не для того, чтобы играть в шарады. И если не дать ему графическую подсказку, придется писать еще один том: «Руководство, как меня читать».
Последнее время, я замечаю тенденцию к полному отказу от поэтической формы: весь стих пишется в строку, как проза. На мой взгляд это не новаторство, а окончательное разрушение. Своего рода роспись в бессилии поэзии двигаться в перед. Эдакий квадрат Малевича. Но что еще хуже – неуважение к читателю. Получаются все те же шарады. Следующий шаг, если экстраполировать, писать слова совсем без пробелов. Смысла в такой форме не вижу, кроме желания сделать «как-то по-другому», а может и элементарной лени, т.к. работа с графикой стиха, так же напряженна и сложна, как распределения знаков препинания и вычитка стилистических огрехов. К сожалению ни один редактор не сможет выправить форму за поэта, так же, как и не расставит авторских запятых.
Ничего нового, после А. Вознесенского и Е. Мнацакановой, в работе с формой я не нашла. Бесспорно – они зашли далеко, гиперболизировали форму. Они использовали ее концентрированно, чтобы был виден весь ее объем. Мне кажется, что наше дело – форму усвоить и, разбавив использовать по назначению. Так же, как современники, а позже шестидесятники усвоили и использовали концентрированную работу со звуком Хлебникова и Крученых. Но о звуке позже.
Рискну предложить свой способ работы с формой:
Во-первых лесенки Маяковского. С ними работает большинство поэтов. В первую очередь они необходимы для подчеркивания ритмики там, где обрыв строки, стаккато или скерцо. Во вторую очередь, подчеркивание рифмы там, где рифма находится в середине ритмической строки, но по какой либо причине необходимо эту рифму выделить. И в третью – графическое подчеркивание смысла. Например, если по смыслу есть некий намек на уход в бесконечность \ вечность \ тьму и т.д. особенно в конце стиха. Или еще один, в общем-то, тривиальный прием – описание лестницы, когда лестница это многоплановый символ и очень важно, чтоб именно на нее в первую очередь обратили внимание. Я так же использую вынесение одного слова на строку со сдвигом, в случае, когда есть необходимость сделать дополнительное ударение на данном слове, чтобы оно читалось чеканно.
Где-то так:
«…Медленно плетется жизнь.
Да -
Жизнь
И никто не скажет –
когда же
Жить…»
Так же, очень интересный эффект, дает работа формы в плотной связке с рифмой. Это, пожалуй, обратный от Вознесенского прием: Сдвигать зарифмованную группу строчек в верлибре или группу с перекрестной рифмовкой, в стихе, где рифмуются только четные строки.(Вознесенский переходил на прозу, здесь переход на жесткую рифму) Не сталкивалась, пока с подобным приемом, но сама очень много им пользуюсь – если надо в тяжелом многосмысловом стихотворении выделить какие-то основополагающие моменты. Или драматургически – особенно драматический момент.
Еще один известный прием – оставление одного слова на строке. Здесь так же – выделение рифмы в середине ритмической строки, смысловое (и голосовое, при чтении вслух) ударение. Так же, привлечение внимания к определенному слову, особенно если это слово используется в качестве анафоры.
По большему счету, форма – это постановочный момент. Любое творчество, так или иначе – театрально. Режиссура и драматургия имеют очень большое значение для восприятия читателем. Хорошо «поставленное» стихотворение захватывает, увлекает. Так, лесенка, на мой взгляд, удачное переложение ухода в левую кулису, на поэтический язык. Если «Пигмалион» мог быть переложен на язык жеста в балете, то почему бы поэтам не перекладывать жест на язык слова. Так или иначе – конечный инструмент у всех творцов один – образ. А выражение его различается среди тех средств, к которым творец более склонен.
Но вернемся к технической стороне вопроса:
В последнее время, столкнулась в сети с тем, что многие поэты жалуются на недостаток графических средств, которые могли бы подчеркнуть внезапные переходы ритма. Так как многие читатели воспринимают такие внезапные ритмические повороты, как ритмическую ошибку. Мне так же иногда не хватает какого-то инструмента, что бы предупредить читателя: «переведи дух – у нас резкий вираж». И вот на какой способ я набрела: Использование длинных пробелов для заполнения ритмических пустот. Своеобразная театральная пауза. На каждый отсутствующий такт – по пробелу. «Тишизм», как в «Альтисте Данилове» Орлова. Это довольно тяжело выполнимо на большинстве Интернет-рессурсов, т.к. код, которым написаны сайты, сокращает дополнительные пробелы. Но можно использовать нижнее подчеркивание и слеш.
Для наглядности, приведу пример, в котором пробелы не только заполняют паузы, выстраивая ритмику, но и работают на смысловой символ:
кто-слышит-пробелы
меж самых значительных слов
кто знает о чем так умело молчат пробелы
уносит с собою свой самый-великий-улов
значение-слов
без пробелов когда-они-собраны-в-целом
уносит с собою в изгнание значимых фраз
в изгнание поли-и-моно-шумящего фона
он знает что будет немым в стоязыком мирке
сбиваясь все время с высокого веского тона
он будет глухим не умеющим слышать слова
чуть-выше-и-ниже слегка чем звучание пауз
и каждый прохожий расскажет ему свысока
о чем многотомно молчал одинокий Брокгауз
Кто-слышал-пробелы тот знает его как себя
И сможет ответить стозвучным молчаньем прохожим
Но стоит ли тратить на них волшебство языка
И значимость слова?
Кто-слышал-пробелы...
V
«Фонетика»
Звуковая составляющая стиха, пожалуй, наиважнейшая, для создания образа в восприятии читателя. Наш мозг – аналоговая система и все мышление построено на аналогиях. Цепочка воспоминаний - это цепочка ассоциаций. И звуковые ассоциации – наиболее древние. Мы безошибочно узнаем шум воды и ветра. Различаем на звук шаги близких людей. Все это сидит в нас с доисторических, животных времен и основывается на инстинкте самосохранения.
Именно по этому, проще всего вызвать ассоциацию, за счет звукоподражания.
В раннем детстве, меня поразило в стихотворении Ф. Тютчева «…Ты скажешь: ветреная Геба, Кормя Зевесова орла, Громокипящий кубок с неба, Смеясь, на землю пролила…» Именно ощущение раскатов грома и хлюпающей воды, в строчках, где о ливне и грозе практически ничего не говорится. А сделано это (возможно не совсем сознательно), за счет сочетания согласных «Г»; «Б»; «Р» и гласной «О» - рокочущий эффект. И «Щ»; «С» «Л» - эффект льющейся воды (да и само слово – «льющаяся»… вслушайтесь. А в слове «вслушайтесь» - шелест… и т.д.)
Более того, сами слова, которые мы используем для обозначения тех или иных явлений, являются якорями, привязками. И если использовать сходные звукосочетания они будут вызывать у нас воспоминания об этих явлениях. На этих свойствах основывали свои поэтические искания В. Хлебников и А. Крученых. М.Цветаева, так же пользовалась этими свойствами вполне осознано. А если заставить слова переливаться из одного звука в другой, то стих будет читаться легко и плавно – журчание речи. За то, если мы захотим придать стиху ощущение дискомфорта, то будем сталкивать не сочетающиеся звуки, звуки воюющие друг с другом. Аллитерация - прием позволяющий ставить рядом даже не сочетаемые по смыслу слова, создавая дополнительные смысловые слои и не вызывая в читателе отторжения и недоумения. Он воспримет их слухом там, где не всегда помогает логика. Именно чувство звука, ощущения сочетаемости их, М. Цветаева называла «поэтическим слухом». Без него, очень сложно донести до читателя свою эмоцию и свое мироощущение. Останется – голая мысль, не более. От того, звуковая составляющая стиха всегда идет в связке с ритмикой. Порой ритм диктует звуковой фон стиха, а порой, наоборот – от звука рождается ритм.
Для меня, в момент написания стиха, звуки – живые мыслящие существа со своей психологией. Если представить, что в каком-то месте они поссорились и ставят друг другу подножки, а в другом наоборот льнут друг к другу, то сама эта ситуация заставит искать психологическое оправдание их поведению – где же они помирились? И звук сам выстроится, создаст переход от одного состояния к другому, выправляя за собой ритм. Этот прием, позволяет не считать слоги, что бы попасть в размер. А главное – передается читателю, на каком-то неосознанном уровне.
________________________________________________________
*В данной статье, в качестве примеров, использованы мои стихи.
_________________________________________________________
Иллюстрация: картина К. Малевича "Черный квадрат"