А в Греции бродили просто так,
и туники бывало развивались,
ну, а кого они стеснялись,
природа, и на играх развлекались.
Олимпионики, как мы не одевались,
хламиды с фибулой, гиматии,
хитоны, спартанки в пеплосе,
под Тита писки моды,
и белокурые прелестные созданья,
так украшали эти состязанья.
И нормой было восемьдесят шесть,
а бедра девяносто три,
вот можно с кем было присесть,
поговорить минуты три.
Пучок волос - античный узел с лентой,
немного пудры и белил,
и щёчки красны от кармина,
с помадой губки – образ мил.
И стафион спадает моментально,
диплойдий распахнулся, и сама,
О, Лесбия, воспетая поэтом,
гетеры, как сводили вы с ума.
Как ты прелестна, Лесбия - отрада,
и поцелуй – отрава для меня,
пусть с этим я умру, какая сладость,
что смертному бессмерною дана.
Из термы выйдешь в гимнастическую залу,
вот это шейпинг и массаж,
и молодых рабынь увидишь лишь
в набедренных повязках,
несущих амфоры на тоненьких плечах.
Ну, размечтались?
Возвратимся к девяносто, девяносто,
и туники хоть помнят все они,
но не до терм, верните нашу драхму,
закабалил ваш евро, грек не с ним.