Глава VIII.
Поужинав, проводили наших делегатов до опушки леса, откуда они пошли по грунтовой дороге, накатанной множеством автомобилей и ног пешеходов, на автобусную остановку, чтобы доехать до города. А мы с Дрюхой вернулись обратно на дачу – чтобы в тишине и спокойствии немного подремать перед ночной вылазкой, пока не проснулось алчущее свежей молодецкой кровушки, комариное племя. Да, и если говорить честно, мы с ним всё-таки немного волновались, предвкушая возможную встречу с неведомой нам обитательницей разрушенной церкви. Кто она? Святая,или, наоборот, великая грешница? Кто и почему её убил? Или она сама решила свести счёты с собственной жизнью? А, может,- это не женщина, а хрупкий молодой монах, замученный большевиками в годы Гражданской войны? – я читал о зверствах, чинимых над представителями Святой Церкви, восставшими и охмелевшими от своей вседозволенности гегемонами русской революции – этим потерявшим человеческий облик отребьям. Ибо, кто бы что ни говорил, но я считаю, что унизить, а тем более – убить беззащитного, того, кто заведомо слабее тебя нормальный человек, дружащий со своей совестью, не сможет никогда. А, может, этот фантом был при жизни отпрыском какого-нибудь знатного аристократического рода, разорившегося в результате неконтролируемой и неуёмной тяги к азартным играм его старшего представителя?
Нам было страшно интересно. Интересно узнать об этом фантоме всё и страшно увидеть его своими собственными глазами, хотя мы и не признавались в своём страхе не только друг другу, но и даже самим себе. Впрочем, ничего зазорного и постыдного в нашем страхе я не нахожу, потому что все нормальные люди в той или иной мере страшатся неизвестности и неизведанного, непонятного – это является проявлением здорового инстинкта самосохранения. Вся проблема состоит в умении превозмогать, когда необходимо, этот страх. Люди же, совсем не испытывающие страха ни перед чем – это смертельно больные люди, если, конечно, их бесстрашие не является чистой воды симуляцией.
Отдыхать решили расположиться снова на первом этаже: туда не добралась дневная жара, и царила приятная душе и телу прохлада.
Прогулка до леса и обратно, вопреки ожиданиям, расслабила нас на столько, что мы, лишь успев опустить головы на подушки, немедленно «отрубились», хотя собирались немного поболтать. Впечатление создалось такое, словно кто нам сонного зелья подсыпал, честное слово! Дрюха сам потом удивлялся своему скоропалительному засыпанию: уж кто-кто, а он не является поклонником тесного дневного общения с любимым многими четвероногим другом. А уж о сне и речи быть не может! А тут уснул, что называется, без задних ног!
Вырвал меня из сладких объятий Морфея звонок мобильного: как всегда вовремя звонила моя мамуля. Она мне сказала, что Толян с Данькой приезжали за деньгами – мои, естественно, внесли посильный вклад в дело спасения голодающих экспериментаторов. И добавила, что ребята собираются приехать завтра ближе к ночи, когда спадёт жара.
-Вам там одним не страшно?
-Мам, ты что? Мы тебе что, груднички, что ли?!
-Ну ладно, ладно! Шутка! И не скучно?!
-Ни капельки! Вот только жара донимает, а вечером – комары окаянные – ничто их не берёт! А так – всё полный ажур, не беспокойтесь!
-Ну, слава Богу! Спокойной ночи!
-Ага, вам с бабулей тоже спокойной ночи! Пока, пока!
А про себя подумал: «Покой, мамуля, нам сегодня ночью только снится!» Не успел я до конца додумать эту мысль, как запищала Дрюхина трубка – это звонил Толян. Братья подтвердили, что деньги со всех собрали. И сказали, чтобы мы их ждали завтра поздно вечером. Мы дали своё благословение их действиям.
Тем временем, не спеша, но неумолимо подступала очередная ночь. Луна, еще практически полная, нарисовалась на небосклоне и торжественно созерцала со своей верхотуры всё, что творилось на подведомственной ей территории. На нас, естественно – в том числе. Только вот мы, словно сговорившись, старались как можно реже поднимать на нее глаза: вот уже вторую ночь подряд её висящий диск был крупнее обычной, привычной нам, ночной Луны. А её цвет, кроваво-красный, так не похожий на знакомый нам золотисто-желтый, распространял в ночном воздухе что-то физически ужасное, дьявольское, с чем встречаться не было ни малейшего желания, ни у меня, ни у Лёшки.
На наше счастье, жуть эта длилась не очень долго: пока мы опорожнили очередной чайник, не придерживаясь никакой чайной церемонии ( надеюсь, милостивые жители страны Восходящего Солнца нас простят за такое святотатство!), да пошатались немного взад-вперёд по участку и по дому, ночное светило снова заняло свое законное и такое родное место почти в самом зените и приняло свой умиротворяющий золотистый оттенок, такой знакомый, любимый и манящий. Вот она-то нас и поманила… В самом деле, сколько можно чаи-то гонять да оттягивать ночной поход? Тем более, что комары, вволю над нами наиздевавшись, напившись нашей шальной молодецкой кровушки и злорадно назвеневшись у нас над ушами, снова, как и в прошлый вечер, неожиданно пропали. Тишина стояла прямо-таки гробовая. Такая, что даже заложило уши. Она давила на нас с Дрюхой, как давит толща воды на дайверов. Хотелось рвануться и вынырнуть. Вот только один вопрос не давал покоя: «Куда? Куда выныривать-то? На орбиту, что ли?!» Короче, полный дурдом!
Наконец, взяли заряженные «по полной» мобильные. Закрыли дом и даже калитку и отправились уже знакомой дорогой в сторону старой церкви. Говорить совсем не хотелось, И мы молчали. Но это не было тем тягостным молчанием незнакомых людей, когда собеседники, обливаясь потом, тяжко то краснея, то бледнея, судорожно придумывают, чем бы заполнить эту уже чересчур затянувшуюся молчаливую паузу, злясь за это молчание, за неумение поддержать беседу, и на себя самого, и на того, с кем эта беседа ну никак не желает налаживаться.
Нет. Это было совсем иное молчание – молчание близких по духу людей, когда слова бывают не только не нужны, но порою мешают общению, мешают слышать друг друга. Когда чувствуешь другого как самого себя. А поэтому это молчание не тяготит. Оно естественно, это молчание вдвоём так же, как естественен полный штиль после пронесшегося урагана.
Так, в полной тишине, дошли почти до самой цели нашего похода. Разрушенный церковный купол уже виднелся из-за поворота, когда ночную немоту неожиданно и резко взорвал собачий вой. Этот тягуче-пронзительный вой разносился полянами, словно круги по воде от брошенного в неё камня. Он доносился одновременно отовсюду, и, в то же время – ниоткуда конкретно.
Он был везде: в воздухе над нашими головами, в толще земли под нашими ногами, в стволах деревьев, растущих кое-где вдоль асфальтовой дороги. Этот вой проникал
Он что, всем подряд вредит? внутрь всего, доставал до мозга костей, вибрировал внутри наших тел, при чём, весь скелет отзывался унисоном этому звуку – колебанию, звуку – волне. Мышцы мелко и глубоко подрагивали, как у лошади, пытающейся и не способной сбросить со своей спины грызущего её слепня.
Мы с Дрюхой застыли на месте, не успев закончить шаг, замерли наподобие соляных столбов, не в силах перенести центр тяжести наших тел, для того, чтобы совершить хотя бы какое-то действие: или продолжать движение вперёд, или, стремительно развернувшись на 180 градусов, броситься отсюда наутёк.
Так же внезапно, как и начался, этот потусторонний звук неожиданно замолк. Совсем и сразу. Безо всякого постепенного затухания, отдаления, угасания громкости, резко, словно с проигрывающейся виниловой пластинки времен юности моей матери, сняли иглу.
Мы приняли более устойчивые позы, с пару минут внимательно смотрели в глаза друг друга – благо, Луна не закрывалась ближайшими лозинками, и они у нас блестели в её свете не хуже фар автомобилей. Убедившись, что никто из нас не пострадал и не потерял дееспособности, и по-прежнему адекватно относится к окружающему его миру, не сговариваясь, зашагали дальше, всё так же в полном молчании!
Наконец, Дрюха не выдержал установившегося безмолвия и решил озвучить тишину:
-Петрович, слышь, что это было?
-Местная собака Баскервилей подала голос.
-Кто, кто? Чья собака? Ты что, тут кого-то знаешь? Или у тебя крыша немного того, поехала?
-Сам ты едешь, только не знаешь куда! Если книги не читаешь, так хотя бы фильмы
периодически нормальные просматривай, что ли! Я имею в виду, что это был голос ОТТУДА.
-??
-Ну, с того света, Аброся ты!
-А, значит, - это привидение нас приветствует!
-Ага, за пять километров до места прописки, точнее – приписки. К тому же, эти создания, как правило, немы. Миры Гарри Поттера не в счёт.
-А при чем тут Гаррик?
-
А там у него в школе волшебства все умеют говорить: призраки, даже безголовые – в том числе! Полный отпад!
-А как же люди иногда узнают причины, по которым призраки бродят после смерти своих хозяев, по земле ?
-Телепатически, Аброся! Иногда, правда, очень редко – пишут на чём-нибудь: бумаге, стенах, песке – кому что больше нравится. Как правило – кровью.
-Кровью? Чьей? Человеческой?
-Да нет, комариной! Человеческой, конечно!
-Это что, призрак живого человека убить может?!
-Дрюх, ты что, в самом деле? Ну как бестелесное нечто может кого-то убить? Ну, так, слегка приколотит если только, ну пощиплет там, оплеуху отвесит или, в крайнем случае, пендюля самому вредному товарищу даст.
-А кровь? – ты же сам сказал!
-Да она появляется неизвестно откуда! Точнее – надписи, сделанные ею, а то решишь, что бочки с человеческой кровью непонятно как материализуются, а призраки из них в шприцы или краскопульты кровь закачивают и, ну давай, в пейнтбол сражаться!!
-Точняк!! Я представил себе ванну, полную жидкости зловещего красного цвета, источающей специфический сладковато-приторный аромат…
-Вот только об ароматах не будем, хорошо?
-А что такое? – невинно поинтересовался у меня дружок.
-А то мой любимый супчик на улицу погулять просится!
-Какие мы нежные! Ну, прямо барышня кисейная!
-Я вот тебе устрою сейчас барышню кисейную! – я попытался применить к другу свой любимый приём: захват со спины в области горла, но он вывернулся, словно уж, паразит такой!!!
За шутками – прибаутками не заметили, как подошли к самому проёму – двери в стене церкви.
Остановившись, отдышались. Дыхание и пульс помаленьку приходили в норму. Мы не спешили, словно боялись, что обитавший тут представитель нездешних тонких миров услышит наши слишком сильные удары сердца, и подсознательно пытались их замедлить и смягчить.
-Дрюх!
-Чего тебе?
-У тебя мобила с камерой?
-Ты же знаешь, что – нет! Чего спрашиваешь – то?!
-Во, блин! Я надеялся, что запамятовал о том, что тебе купили новую трубку…
-Ага, щас!!! Держи карман шире! А на что тебе?
-Новую знакомую, если увидим, сфоткать.
-Так у тебя же есть камера!
-Есть! Опять у меня! У меня аккумулятор уже еле тянет! И, потом, вдруг мой разрядится в самую неподходящую минуту? – была бы подстраховка! Ну, ладно, попытаемся управиться одним моим. Если не получится, то утром звоним Толяну, чтобы заехал ко мне и взял цифровую видеокамеру.
-А мать даст? – с сомнением спросил Лёха.
-Должна, я ей тоже позвоню, попробую всё объяснить. Будем надеяться, что повезёт, и просить не придётся.
После минутной паузы, во время которой мы ещё раз проверили мобильники, несколько раз глубоко вздохнули, я спросил, даже, скорее подтвердил, чем спросил:
-Ну что, идём?
-Айда.
И мы переступили порог…