Я тихо в храм вошёл, перекрестясь,
И думал я о тайне мирозданья,
И не было в душе моей роптанья,
Была молитвы сладостная вязь.
От тёплых образов лучился свет,
Народу нет, но вроде бы не пусто,
Лишь мужичёк один в избытке чувства
Бил головой лохматой о паркет.
Он встал и строго глянул на меня,
Как будто осуждал за прегрешенья.
Я оробел, не выдержав смущенья,
И вышел, тихо голову склоняя.
А он во след мне басом прокричал,
Что русским людям следует молиться,
Что Бог из-за таких, как я, гневится
Что покаяние – начало всех начал.
Так всё забылось… Но прошло три дня,
И мне другой представилась картина:
Тот проповедник, пьяный, как скотина
Стоял в народе, всех и вся браня.
Был безобразен дикий вид его –
Проклятья, слёзы, покаянья с матом,
И на лице его одутловатом
Людского не осталось ничего…
Шли человеки, плечи опустив,
Вороны на деревьях верещали.
Сам Бог, должно быть, пребывал в печали,
От солнца Землю тучами закрыв.
С тех пор я не поверю в веру тех,
Кто нас настырно вере поучает,
А за личиной праведной скрывает
Какой-то свой неотмолимый грех.
1999 год