Глядя на мир через толстую призму
Личностных бед и сомнений в себе,
Трудно порой, не утратив харизму,
Быть человеком в быту и в семье.
Трогая мир очерствевшей ладонью,
Зная неровности все наперёд:
Годы-невзгоды, погод бессезонье,
Радости-беды и наоборот…
Скучно, избито, затёрто, убого… -
Бога решительно не поминать! -
Трудно встряхнуться и, глядя с порога,
Мира явлений вдруг не узнавать.
Что мне явления, вещи, событья? -
К чёрту тревожную всю круговерть!
С юным восторгом и жаждой открытий,
С детским неверием в старость и смерть…
Жить, как впервые открывши сознанье!
Жить, словно прошлого с будущим нет!
Жить по наитию и осязанью
В неге безвременья, в беге планет…
Жаль, что иные, завязшие втуне,
Жалко влачащие взрослости гнёт,
Примут мой фарт за ухмылку фортуны,
Скажут, мол, малый умом отстаёт.
Вроде не жалко, пускай себе скажут,
Только не молкнет тревожный звонок:
Время безвременья сгинет и в раже
Снова придёшь на знакомый порог…
Снова наступит момент узнаванья:
Вещи, явления, бытность и быт…
Те, кто иные, твоё одичанье
Вряд ли сумеют простить и забыть.
Судят по факту, конкретно и строго –
Скучен и склочен взросления мир.
Детству доступен простор, не дорога;
Взрослый всегда и во всём пассажир.
Вот она, стало быть, толстая призма
Личностных бед и сомнений в себе.
Высшая степень большого цинизма –
Взращивать в детях покорность судьбе.