1. на шее у Анны
*названием обязан М. Моргуновой
ее звали Аней. Анна
не читала Толстого
и вообще – толстых книг
но вот что странно
всякий раз
заправляя маслом салат
она испытывала
неясное чувство вины
а однажды –
не будучи беременной –
упала в обморок
на ж/д вокзале. ответственность
за этот инцидент
была возложена на родителей,
отказавшихся ее встретить.
но дело было в другом.
будучи натурой романтичной
она бы больше согласилась
на имя Изольда
собственное же –
как она говорила –
стягивало шею
да и сколько вокруг
других таких Ань
- перестань! – говорила мама,
мечтавшая о дочери Кате,
но опасалась мужа
по соображениям
финансового характера.
в меде на втором курсе
излюбленным была анатомия
в умершем теле
было нечто такое
что ее завораживало.
и пока пара-тройка тристанов
делали неуклюжие попытки
затащить ее в ночной клуб
/что совсем не соответствовало
представлениям Ани о романтичном/
она думала о своем Единственном.
после последней пары
уходила заниматься
в анатомический музей
именно здесь
листая страницы атласа
Аня рассеянно смотрела
поверх сосудов с формалином
и почему-то ощущала
собственную причастность
к сгущающейся тишине
этой комнаты.
……………………………………
как сложилась дальше
судьба Анны Николаевны
достоверно не знает никто
но соседки ее по второму этажу
поговаривали что заболела она
свалилась с какой-то странной хворью
/35 лет бабе а все одна/
а самые досужие
шепчут мол завещала Анна
тело свое на нужды научные
и дурой называют
а звали-то ее Аней.
2. в ушах у Кати
ее звали Катей. Катерина
родилась в Тирасполе
родители ее
перекати-поле
кухарка в совковой столовой
и рабочий силикатного завода
всяким образом
пытались помочь дочери
с выбором профессии
были тут и ухищрения
не достойные взрослых
картинки из джани радари
грозный глас маяковского
и прочее и прочее.
чтобы избежать всех этих безобразий
Катенька подолгу
запиралась в своей детской
и мотала бобины то в одну
то в другую сторону.
ну что Вы, Катя была вполне законопослушной
соседей попросту не тревожила
а коли бывало
утром непременно извинялась.
классе в десятом стала потихоньку
нос во двор показывать
дескать – в жизни общественной участвует
нравился ей там один. витькой звали.
вечно датый, глаза щурит
была у того одна особенность
умел курить и петь одновременно
репертуар был чрезвычайно
разнообразен.
и вот дека поблескивает
голос надсадно так кричит
как о давно наболевшем
малолетние ша-ла-а-вы
/ну песня такая была
альтернативной считалась/
а сам маслянисто-то так
на нашу Катерину глядит
а той приятно, что ей
ей одной такую песню поют
душевную стало быть.
………………………………………
потом исчез витька
в направлении непонятном
а Катерина Дмитриевна
решила филфак осваивать
нравились ей паэты/писатели
вот куприна освоила бунина
потом мопассана золя
а самое главное –
съехала она на хер от родителей
квартирка была однокомнатная
но чистенькая – своя
заварочный чайник рюшечки
цветы на окнах фиалки большей частью
но была одна разросшаяся драцена
коей Катя особливо гордилась
кровать досталась от бывшей хозяйки
большая - двуспальная - зовущая
………………………………………………
время конечно шло что там говорить
и менялись многие пристрастия
нравилось Екатерине Дмитриевне
в свой законный выходной
понедельник то бишь
попрыгать по комнате побеситься
слушая Арэнби
в наушниках конечно
повторимся, Катя к соседям трепетно
относилась уважуха ее брала
что не сдают в ментовку проклятую
…………………………………………………………
впрочем, один гад к ней всеж-таки
наведывался – то ли книги задолжала
то ли ещё чего. наведывался
да так часто что цветы посохли
а мопассан пылью покрылся
на прикроватной тумбочке.
а потом телефон отключили
за неуплату. эх, Катя.
3. феромоны у Маши
а эту девушку зовут Машей,
Мария – она – серьезная,
избегает говорить от первого лица,
избегала с самого начала,
чем окончательно покорила слушателя
и еще – коричневой помадой.
увлекается Мария –
молекулярной биологией
и биохимией, а еще –
в университет хочет поступать
желательно с аглицким названием.
специальность Мария выбрала тонкую –
можно сказать – эфемерную –
учение о феромонах.
девушка сама ничего
кроме коричневой помады не признавала,
всё казалось ей унижением рода женского,
поэтому тратилась исключительно
не на дешевый декор всякие там дживанши,
а на книги научные, в которых о феромонах писано.
поклонник, конечно, у Маши имелся,
причем, без всякой двусмысленности
дважды в неделю – среда-суббота,
остальные дни были библиотечными,
то есть, строго личными.
да, делал он скудные попытки
пригласить девушку свою на дискотеку,
даже в консерваторию звал,
но там столько этих… ну не выговаривал он
слово это, зато она произносила его
с неким вожделением,
а потом бросалась в бесконечные объяснения,
что – в сущности – чуждые они друг другу,
а вот феромоны эти уживаются –
и неплохо уживаются –
неким неведомым для него образом,
чем задевала его сильно.
он видел в ней воздушного змея,
который по ветру рвался-резвился,
слышал, как девушка в хоре пела,
проникновенно пела в дни розовые,
он видел в ней замки на берегу реки
с мрачным названием Миссури,
видел Машу, чье имя можно
царапать запросто на школьной парте
или писать на полях линованной тетради,
он искоса поглядывал на ее ноги,
и ветер, и колени, и веер, и ветер,
так что веретено вертится-вертится,
и он просто не мог представить ее губы
без коричневой помады,
единственной ее прихоти,
в общем – была Маша и ее
коричневая помада,
и он часто,
от нечего делать, царапал «маша»
где-нибудь, где было совсем нельзя,
избегая только капоты иномарок,
в общем, андеграундный парень,
собирался стать фотографом,
впрочем, его выбор уважением особым
у суженной вовсе не пользовался,
избегала она как-то заговаривать,
что – мол – парень ее – фотограф.
тем и жили, Маша говорила,
что феромоны неподдельные
и совпадение имеют, хотя и не по всем параметрам,
тут – говорила – точность нужна.
И – дудки – расскажу вам окончание истории,
но вот одно – бракосочетанием
дело не закончилось,
а вот дни библиотечные остались,
и несколько рубашек со следами
коричневой помады и этими…
да фиг с ними.