Крыло белесой занавеской
Прикрыло ласково
Скелеты мертвых улиц, сбитых птиц.
Срывало ветром с век
остатки плоти
и ресниц.
Снуют в клоаках меж домов
без смысла
трупы,
Костьми затопчут
армии цветов.
И ныне каждый за себя,
и чьи-то ласковые руки
ломают, жгут
тела истлевшие
давно ушедших в воду городов.
И где-то там,
вне головы.
Я - на последней свае,
Густой туман – топор в груди,
Мне бесконечность миль идти…
слепые птицы мимо пролетают.
Их сбили с курса,
выбили из сил,
Пытаясь отыскать в дыму
ту точку невозврата.
Они погрязли в зыбком времени
На правильном пути.
Они не смогут обрести
То рвенье к небу,
Что в ребрах их жило
когда-то.
Трамваи, люди,
мертвецы вздыхают,
Смешавшись
в ком.
Неведомые силы
Их за руку тягают.
А тучи глушат мягко
гнева гром.
Они – такие мелкие
в тумане.
Ничтожества, и только…
погляди!
В дыму, как в снах, как в ласковом дурмане.
Ведет их в пропасть дьявол.
Те не знают,
что ждет их, глупых, смертных
впереди!
А я…бросаю бомбы на прохожих,
Что руки тянут к солнцу, которого здесь
Нет.
Таких,
Как рыбы, идентично схожих.
Последним мигом их послужит взрыва свет.
Я забросаю бомбами дорогу,
Прожаренную адом изнутри.
Дырявит мыслями желудок мне
проклятая тревога.
Прохожий умер, с пропастью в груди.
Я скинул с неба смерть. Но смерть сама разбилась
И погибла.
И жизнь, как город,
Вновь осталась позади.