Венок сонетов к 190-летию со дня рождения Гоголя

               

Взойдет реликтовый цветок
из мрачной бездны прозябанья,
минуя временный порог,
чтоб редких кладов  пребыванье

неробкий гость увидеть мог
по слову древнего преданья,
когда войдет в дремучий лог,
вещей утратив очертанья,
 
медоточивый аромат
и степи буйное цветенье,
девичий смех  и звук цикад…

Объятый странным наважденьем
Твоих загадочных пенат
В оттенках лунного свеченья.







В оттенках лунного свеченья
Предметам души вменены.
Быть и казаться – уравненье,
Картон, упрятанный в ножны,

Сапог поручика в значенье,
Что лица больше не нужны.
 Как иронично Провиденье
 В великом жанре новизны!

Очнись, очнись, о, почитатель
Того, кто создал тот мирок.
Его не знает обыватель

 Здесь ригорист и душ знаток,
 стоит задумчивый писатель
 на перепутье двух дорог.





На перепутье двух дорог
Ключи холодные журчали.
Неиссякаемый исток,
Теченье сумрачной печали.

Не оттого ль лесной чертог
Русалки плачем оглашали,
Когда на сонный бережок
Их  вереницы выступали,

Взывая к путнику: «Сюда!
Твои мы давние виденья.
Рассудок тоньше кромки льда,

Но тает озеро забвенья.
Где стоп касается вода,
Ты встретишь наше появленье.

Ты встретишь наше появленье
В непробудившейся глуши.
Нам одиноко здесь, под сенью
Садов, где сны лишь хороши,

Где сладкий плод воображенья
Недосягаем меж вершин
Неповторимого  растенья
Страстей причудливых  души.

Здесь, в чаще сумрачной блуждая,
Поймешь ты струй певучий слог,
Но не фонтан Бахчисарая
 
Из почвы влагу слез исторг;
То плачут тени, что скрывает
 Посол предчувствий и тревог.



Посол предчувствий и тревог,
Ты смотришь вниз, на наши долы.
На бледный северо-восток
Туман ложится мглой тяжелой.

Нам, слабым, горек твой упрек.
Тебя любили мы веселым.
Себя ты страшной правдой сжег.
О мрачный дух Савонаролы!

 Прости же малым  сим  их грех. 
 Ах, не смущай их подозреньем!
 Ну что же плачешь ты сквозь смех,

 Как прежде, в час увеселенья,
 В кулисах скрывшись ото всех,
 Предвестник гибели и мщенья.




Предвестник гибели и мщенья,
Под почвой скрыт глубокий страх.
Найти стеблей его ветвленье,
Отведать сок в его плодах

Желает тот, кто в пресыщенье
Не чует желчи на устах
И жаждет правды отрезвленья
На Валтасаровых пирах.




Но мир его уже двоится,
И власть всесильных слов не впрок.
Влюбленный в ночь, он тьмы страшится,

Угрозы видя в ней намек.
О, мрачный гений, темной жрице
Скажи, что отдал ты в залог?



Скажи, что отдал ты в залог
Ночной хранительнице кладов?
Вот злата сыплется песок,
Вот льются терпких соков яды.

И хищно суженный зрачок
Маячит зверя за оградой,
И жжет кровавый огонек
Вблизи разверзшегося ада.

Готово все, чтоб для двоих
Создать колдовских чар круженье.
Живи лишь только ради них,


Впивай настои обольщенья
И не ищи в мольбах своих
Живой надежды на спасенье!
   



Живой надежды на спасенье
Нет соответствий. Даль одна
Сравнится может с ощущеньем,
Где безотчетная вина

Врастает в древо превращенья,
Чья крона вечно зелена
И недоступна омертвленью,
Где заальпийская страна


Воспоминаниям мила,
Как край созвучий «отчий- dolce»,
Где мысль средь солнца и тепла

Один вопрос незримо точит,
Свиваясь вкруг добра и зла -
Но нет ответа в мраке ночи.




Но нет ответа в мраке ночи,
Как в мертвых душах нет сердец.
«Бежать!» - лишь шепот неумолчный,
Вселенной  внутренней  жилец,

 
То глуше слышится, то громче.
Так беспокойный праотец,
Доверив Богу парус кормчий,
 Покинуть берег наконец
   
Предусмотрительно решает.
Стремясь спастись от многих бед,
В ковчеге землю покидает.

Так станционный  драндулет,
Ковчег души, не оставляет
На волнах жизни чуждый след.




На волнах жизни чуждый след
Лишь только ткань искусной пряжи
Бытья, сводимого на нет
Неодолимой жаждой кражи.

Там предваряет пользу вред
И зреют души на продажу,
Реальность подменяет бред
И ангел совести на страже

Мечом безжалостно грозит
Ему, изгою райской почвы,
Хоть почва не плодоносит

И вход в аллеи заколочен,
И только нивы блеклый вид
В туманной дымке ловят очи.


В туманной дымке ловят очи
Мираж блуждающих огней.
Плывет в них Невский, неустойчив,
Средь лавок, толп, дворцов, церквей,


Меж исторических обочин,
Где семя зла принес Борей,
И вырос плевел, как на почве,
На судьбах черни и царей.


Здесь серый фон расплывчат, зыбок.
Так  принуждаемый эстет
Из тусклых лиц, кривых улыбок


Возводит шаткий монумент,
Чей отстраненный призрак липок,
Как паутинный нерв тенет.


Как паутинный нерв тенет,
В незримый кокон туго сжатый,
Душа есть мир врожденных мет
Полночной бабочки крылатой.


На злобу дня, на скучный свет
Она слетает, сном объята,
Невзрачный выбрав пустоцвет,
Бытья став пестрою заплатой.


Но улетает светлый сон.
Его не сдержит сетью ловчей
Суровый жизненный закон.



Связать он крылья грезы хочет,
Порвать, нарушив светлый сон,
Струну душевных средоточий.





Струну душевных средоточий
Нарушил ритор и актер:
«Чей это слишком дерзкий почерк,
Кто этот новый ревизор?


Внимайте ж мне! Звездой восточной
Уже грядет Судья. Лишь вор
Застыл во тьме под шкурой овчей
Уснувшей совести в укор».


Он продолжал: «В ночные блестки
Дремотный мир уже одет.
Сюда, на лунные подмостки


Иной я вынес вам предмет.
В нем злое жало стеблей жестких,
Проросших в даль грядущих лет».


Проросших в даль грядущих лет
Картин, не схожих с настоящим,
Мудрец, художник и поэт
Не ищет здесь, средь залы спящей.


Блестит в лучах ночных паркет
И освещает свет скользящий,
С натуры писаный портрет,
Куда - то пристально смотрящий.


Он, с остроносой птицей схожий,
Что взгромоздилась на шесток,
Успел перо сменить на кожу,


Когда услышал топот ног,
Чтоб не открыть: теперь ли, позже
Взойдет реликтовый цветок.


Взойдет реликтовый цветок
В оттенках лунного свеченья.
На перепутье двух дорог
Ты встретишь наше появленье.


Посол предчувствий и тревог,
Предвестник гибели и мщенья,
Скажи, что отдаешь в залог
Живой надежды на спасенье.


Но нет ответа в мраке ночи.
На волнах жизни чуждый след
В туманной дымке ловят очи,


Как паутинный нерв тенет,
Струну душевных средоточий,
Проросших в даль грядущих лет.

1.04.1999.