Обрёл я свободу и лёг на диван
Как «око за око» – стакан за стакан
И не по нутру, но в больное нутро
Свобода клубочком легла под утрО
Сначала скулила, пригрелась потом
И грезила сны, подметая хвостом
И когти точила о мой пищевод
И мысли пустила в ночной хоровод
Кассандра не помнила запах отца
Он тоже не ждал, как кузнечик, конца
Такого! Такого! такого… увы
И «Три на четыре!» – вскричали волхвы
Свобода росла, я лишь тихо слабел
И землю укрыл белый снег, словно мел
И чёрным по белому чьи-то следы
Сюда – из воды, и опять – до воды
Огромная сволочь окрепла внутри
И словно «чужой» там стучит из ДверИ
И рвётся наружу она из меня
А я весь простужен до судного дня
И иглами глаз мне светил небосвод
Когда я свободу давил через рот
Свобода кричала, стараясь упасть
В лицо мне оскалив бездонную пасть
Потом убежала… Потом боль прошла…
А в теле душа… Как в перчатку вошла…
Но ноет всё там, где оставила след
Свободушка-дрянь, та, которой уж нет…
С. Довлатов. Колонки редактора.
Не перестаю удивляться всей той многообразности трактовок, которую даёт плевок слюною в экран монитора. Но многие путают аллюзии с аллегориями.
Прочитав стихи данного автора, я оказался в затруднении. С одной стороны всё вроде бы хорошо. Но этим эта сторона и исчерпывается.
Другая сторона играет многообразностью трактовок. Физиологических подробностей, как то: царапанье пищевода когтями и выдавливанием через рот… Хорошо, что через него…
Про рифмы не буду. Увидев «нутро и утрО» и «внутри – из дверИ», я сразу понял многое о, как бы это поосторожнее, углублённом деревенском образовании автора. И боюсь, также, что он затаит на меня обиду, если я буду акцентировать на «прошла – вошла» и «упасть – пасть».
Вернусь лучше к фильму Джеймса Камерона. Мы тут всей семьёй ходили вчера. Даже собаку Глашу с собой взяли. Глаше фильм больше всех понравился. Она на «чужих» на экране очень хорошо реагировала. Не в пример мне – я уснул.
Проснувшись я понял, что ничего не произошло, все в зале живы, и значит, литература продолжается. Ну просто у автора такая позиция… Физиологически – романтическая… Съел он чего-то не то перед написанием сих строк. А потом благополучно… избавился от съеденного… Через рот… Хорошо ещё, что так… Чуток попозже могло бы быть и хуже.
Плохо лишь одно: то от чего он с облегчением избавился, приходится читать всем нам на страницах такой уважаемой газеты, как «Новый Американец». Читаем и думаем с оптимизмом: «А ведь до судного дня ещё далеко!»
М. Веллер. «Чпогхс – клясьь»
Такими звуками, именно точно такими звуками (!!!), можно выразить на письме пришибание таракана тапочком. Я точно знаю. Я писал это название два года, подбирая фонетические варианты, пробуя на вкус все звуки. Я перебил тапочками более тысячи тараканов, записывая звук на магнитофон. Потом слушал и думал. Не спал ночами. Вариантами были исписаны две тетради – в линеечку и в клеточку. Одна – зелёная, другая – в горошек, с тесёмочками и фотографией Робиндраната Тагора на обложке… И потом, как озарение – «чпогхс – клясьь». Вот так я работаю! Вот как надо работать молодым!
О стихах.
Поражает как профессионально, набив руку, автор умеет коверкать слово. Скудность воображения и неумение владеть техническими приёмами выдаёт за метафору, аллегоричность и Эзопов язык. Эээ – Зопов. Понятно от какого слова.
Выражение «подметая хвостом» скорее характеризует собаку! А у автора - явно кошка! И легла «свернувшись клубочком» и когти точит!
И только читатель пытается привыкнуть к этому собако-кошачьему мутанту, как его словно унитазом по кафелю – со звоном и вспорхиванием белого крошева – оглушают сравнением: «словно «чужой»» (сколько хочу кавычек, столько и ставлю! И грамматика мне не указ! Её тоже люди придумали!)
Даже если не разбираться с этими «Чужими», кошками-мышками с собакой и отцами Кассандр, хотя именно слово Кассандра больше всего бесит меня в этом «произведении», даже если отбросить всё вышеперечисленное, остаётся много вопросов.
Кто вышел из воды? Куда это «сюда»? Как можно сравнивать снег с мелом? Почему «Судного дня» написано без кавычек и с маленькой буквы? Как у глаз могут быть иглы? Как всё-таки выглядит БЕЗДОННАЯ пасть?
И самый главный вопрос: в каком состоянии можно было вообще написать такую чушь?
Хочется верить – пока автор не ответит на эти вопросы, он не будет вновь браться за перо…
В. Пелевин «Эзопа тоже нам мила»
Давайте просто тихо и без эмоций проанализируем. И предположим. И я даже не буду просить прощения. Иштар Борисовна простит…
Первая строчка – цитата из произведения С. Довлатова «Маруся». Далее идёт «Око за око» и стакан за стакан. Сложная аналогия. Получается, что пока не выпит один, не будет выпит другой. А кто же тогда выпьет первый? И есть ли вообще этот первый кто-то?
Пытаясь понять, что же хотел выразить автор, мы можем оказаться в странном положении. С одной стороны убирается тот люфт, зазор между написанным и осмысленным-представленным. «Ночь. Улица. Фонарь. Аптека.» Вы знаете сколько в мире улиц и аптек? А уж ночей и фонарей и подавно. И каждый, прочитав, оказывается где-то в сокровенно своём месте, доступном только ему, но ПОНЯТОМ именно автором, который написал и впустил.
Всё-таки понять – значит упростить.
Но с другой стороны всегда в тексте существует много мест (особенно в стихах) где поверхностные трактовки или невозможны или недоступны общей массе. И часто одна фраза имеет несколько смыслов (у талантливых): или вложенных сами в себя как матрёшки, или пожирающих сами себя, как уроборос, или просто переливающихся из одного в другой, как вода в гантелях часов… Но к делу.
Про пищевод и когти – это конечно банальная изжога. А вот ночной хоровод мыслей может оказаться тем самым, что присуще только творческим людям. Когда лежишь ночью и понимаешь с ужасом, что не можешь заснуть, потому что мысли тебе НЕ ПОДЧИНЯЮТСЯ. Так иногда не подчиняются автору его же собственные выдуманные герои. И это действительно страшно. Просто не многие это чувствовали. Оно и понятно: большинство и жизнь-т о свою воспринимают лишь в одной плоскости: живот – время – сортир. Или: украл – выпил – в тюрьму. Но об этом сказано у классиков.
Про Кассандру и запах отца настолько здорово, что я даже объяснять не буду. Sapienti sat. А вот в строчке «Он тоже не ждал, как кузнечик, конца» мне кажется, что «он» - это сын плотника. Хотя возможны варианты, и отсылы к «Незнайке и его друзья» здесь тоже не случайны.
Волхвы, кричащие «Три на четыре». Казалось бы простая фотография. Попытка-мольба у незримых богов иметь возможность, хотя бы маленькую (3 на 4), сохранять те видения, которые позволяют предсказывать будущее. Но всё не так просто. По «Книге перемен» число 3 это триграмма «небо», а 4 – «земля». Соответственно всё зависит лишь от символов и договорённостей. Ведь при другом графическом отображении и В. Цой мог бы петь страшным голосом:
« 4 !
3 !
Между 4 и 3 - война!» ( или 28)
Так что «три на четыре» это вам не «девять на двенадцать». И это только часть правды…Используя эту часть, можно прочесть эту строчку и так: « «И Небо – на Землю!» - вскричали волхвы».
«Снег, словно мел». Есть в этом что-то аномальное что ли. Огромное количество раскрошенного мела. И чёрным по белому превращается, наоборот, во что-то неестественное. Не мелом по доске (белым по чёрному, кстати), а следами чёрными по раскрошенному… снегу, который – мел. Или мёл? Снег что делал? Мёл.
А может быть есть что общее, если сравнить:
«Свобода росла, я лишь тихо слабел
И землю укрыл белый снег, словно мел.
И чёрным …»
и
«Говорили потом, что он быстро старел
Чёрным стал, позабыв что когда-то был бел»
Но всё это сходство может мне лишь казаться. Поэтому оставим Диану Арбенину в покое. Уйдём немного в историю слова.
Сейчас говорят: скажи. Раньше говорили: изреки. Сказать можно что угодно. Изречь – в основном истину. Парламент – в переводе с французского «говорильня». Парламентёр – говорун. Не будь парламентёром – ИЗРЕКИ! Или из реки. «Как тихая вода во сне, ты выйдешь из реки. (…) Ты вынесешь со дна реки нелёгкие слова. Мои воспоминания сплетутся в кружева…
Из небыли воздвигнутся большие города
Толика за толикой, музыка за музыкой, капелька за капелькой
- похоже на цепочку следов???!!! Оттуда – сюды, и опять - до воды. Целая песня В. Бутусова в одной фразе. А может это аллюзия из «Войны с саламандрами» или «Человек из пасифиды»? Кто-то чёрный огромный; странный, больше чем страшный. Ужасный именно своей непознаваемостью.
«Мысль изречённая – есть ложь!» - изрёк кто-то великий. Имярек. Или имя рек?
И всё-таки это очень по стилю похоже на В. Высоцкого. «Когда я свободу давил через рот». Комплекс из родов и пения. И всё это с надрывом.
Лучше бы автор писал своё, вернее ИЗ СЕБЯ…