По настоянию жены я, без особых возражений,
Приехал к тёще на блины. Ломился стол от угощений:
Была там утка, куры-гриль, сальцо, картошечка, грибочки,
Винца домашнего бутыль, яички прямо из-под квочки.
Заря вечерняя. Покой. Вернусь к грибочкам – объеденье,
Замаринованы с душой. Макал в горчицу их, в варенье.
Туманом взор заволокло. Внутри легко и беззаботно.
Тру лбом оконное стекло, из-за стола встав неохотно.
В скалистый берег волны бьют. Бурлит, беснуется стихия.
Не по погоде, жаль, обут и не могу писать стихи я,
Не то бы…. Что тут говорить? По бездорожью, без оглядки.
Пульс учащён и в сердце прыть. Подкова липнет к правой пятке.
Блоха размером с индюка вокруг меня дразняще скачет.
Я не Левша. Без молотка, взял, подковал. А как иначе?
Минута славы. Браво! Бис! – мне призрак хлопает в ладоши.
Под люстрой словно шар завис, понятно сразу, он – хороший.
Тут входит странник, обалдеть, весь очарованный, седой,
Вручает приз: горстями медь, катушку с ниткой золотой,
Настырно перстень мне суёт, а в нём магический кристалл.
Мурлычет в ухо, будто кот про тайны, маски, карнавал:
«Грядёт веселья нынче час!» «Девчонки будут?» - я с вопросом.
Как ясновидец щурит глаз, простудно шмыгнув красным носом,
Прикрыл рукой беззубый рот: «да сколь угодно, роковая,
Смотри красавица идёт, с собачкой дама – у-у, какая.
Брось взор на ту, стоит, что с краю» - и пальцем тычет в танцовщицу.
Определённо загуляю. «Подать к подъезду колесницу!»
Знакомый крик: «седлай коней», - жена, одетая в монашку.
Илюша Муромец: «скорей». Рву на груди своей тельняшку.
Куда скакать, да и зачем? Туман рассеялся, как в сказке.
Я за столом, грибочки ем, лукаво тёща прячет глазки.
Во, посидели. Рассказать кому, так вряд ли кто поверит.
Жене с упрёком: «твою мать…, ни чем любовь к ней не измерить».