На площадке на верхней самой чёрной из лестниц
отворяются двери. После долгой болезни
из прокуренных комнат усталость тупая
на растрёпанный коврик неумело ступает.
Бесталанная пьеса, громоздившая слепо
время, действие, место в сочетаньи нелепом,
да лекарства на блюдце - горстка горьких горошин,
за дверьми остаются и становятся прошлым.
А на улице праздник от окраин до центра,
да пакеты в заказе, да спиртное с наценкой.
А постылую слякоть да тепло батареи
остаётся оплакать и забыть поскорее.
1992