Вы меня извините, пожалуйста. Не ругайтесь только.....Можно я
сумку рядом поставлю? Вот спасибочки... А вы тоже Кемеровский ждёте?
А я вот весь день сегодня размышлял: как выглядит добрый человек - чёрт
его знает. Сначала, когда я был маленький, я думал, что он похож на мою
маму - такой же (или такая же? А добрый человек - это вообще мужчина или
женщина?) худощавый, высокий, беловолосый, голубоглазый и непременно
улыбчивый. Почему не на папу? Потому что папа иногда (ну, почти всегда)
делал большие глаза и кричал: - Будешь ещё так делать? Будешь? А я
говорил: - Нет, не буду больше никогда-никогда. И тогда папа давал
подзатыльник и говорил: - Смотри у меня! Я смотрел. Я, правда, не совсем
понимал, куда надо смотреть, но старался изо всех сил. А мама говорила: -
Нельзя никого обижать, надо быть добрым. И тоненькие полоски морщинок в
уголках глаз оживали и улыбались.
В школе я сидел на второй парте возле окна. Хорошо сидеть на
второй парте. Особенно возле окна. Вторая парта - это не первая. На первой
учительница всегда видит, что ты рисуешь на задней обложке тетрадки. На
последней парте тоже не сахар - от обитателей последней парты всегда
ожидают какого-нибудь подвоха. Поэтому ученикам с последней парты
всегда особое внимание. А пока это особое внимание ходит где-то за твоей
спиной, можно спокойно наблюдать в окно, как драный школьный кот
охотится за воробьями, шпыняющими друг друга во дворе за корку хлеба. В
третьем классе моей беззаботной школьной жизни пришел конец - в классе
появилась новенькая. У неё был ярко-красный портфель в белый горох и
очки с толстыми стёклами. Учительница, представив её нам, показала на моё
место и сказала: - Теперь она будет сидеть здесь, а ты пересядешь на
последнюю парту возле двери. Я честно пытался отвоевать своё законное
спокойствие - положил руки поверх парты, а на руки опустил голову, мол -
никого видеть и слышать не хочу! И что вы там без меня решили - меня не
волнует. Но тут учительница сказала: - Нельзя быть таким, надо быть
добрым. А новенькая сказала: - Ничего, давайте я сяду за последнюю парту.
Я посмотрел на неё из-под локтя и сразу захотел тоже быть добрым, таким,
как она. И сразу пошёл за последнюю парту возле двери. И пусть мне не
видно было, что делается за окном, зато можно было смотреть, как
трогательно новенькая морщит носик и считать веснушки на её правой щеке
(её левую щёку я видел лишь изредка, только когда учительница вызывала
новенькую к доске).
В армии добрых людей не было вовсе. Ну, то-есть, они, конечно,
были теоретически. Теоретически добрыми были деды. Они по-доброму
просили постирать их носки, сбегать в соседнюю деревню к бабке за
самогонкой. Могли по-доброму дать поджопник и поддых за то, что
молодые не укладывались в установленные кем-то когда-то нормативы по
доставанию папирос из пачки и прикуриванию их для дедов. Да я не в обиде.
Я тоже стал дедом и тоже по-доброму воспитывал молодняк - у настоящего
мужика должна быть суровая школа жизни. Я не в обиде.
Домой после армии я не поехал. Встретил мечту всей моей жизни -
высокую, стройную, с веснушками. Глаза у неё, правда, были карими, а не
голубыми, и очки она не носила, но это не беда. Зато она была добрая.
Называла меня котиком, тёрлась щекой о моё плечо, кормила по утрам
геркулесовой кашей, водила в кино по субботам и разрешала пить пиво в
постели. Я тоже стал добрым, как она. Я говорил ей: - Пока, моя киска. Не
скучай без меня. Чем ты будешь заниматься, пока я на работе? И она
отвечала: - Посмотрю телек, схожу к Ляльке, посижу в инете. Я говорил ей,
когда приходил с работы: - Здравствуй, моя любимая. Скучала? - Нет, -
говорила она, - мы с Лялькой забежали в универмаг, присмотрели нам
шторки. Помнишь, у Игнатьевых видели? Ну вот. Они стоят копейки.
Зарплату получишь - купим, да? А я говорил: - Так ведь до зарплаты до
следующей не хватит. Придётся тебе на работу устраиваться. А мне не
хочется, чтобы ты работала. А она отвечала: - Ну тогда, котик, я, может,
Ляльку попрошу, чтобы она мне эти шторки на какой-нибудь праздник
подарила. И мы счастливо и, главное, по-доброму жили дальше. Я её не
обижал. Ей ничего для меня было не жалко.Что ещё надо для счастья?
...Холод с лёгкостью пронизывает тело сквозь короткое
полупальтишко, заползает со спины под футболку, подмораживает худые
лопатки, заставляет передёргивать плечи и втягивать шею в старенький
серый шарф - мамин подарок на восемнадцатилетие. Как же давно это было,
Боже мой... Мама, родненькая, что же я у тебя такой непутёвый-то? Сейчас
бы прижаться к твоим коленкам, как в детстве, сунуть нос в передник - от
него всегда пахло жареными пирожками, малиновым вареньем, луком,
зелёнкой, прелой землёй и массой других узнаваемых вещей, из которых,
как я теперь точно знаю, и состоит детство - подставить голову под твои
мягкие ладони и замереть, чувствуя, как пальцы ласково перебирают
волосы на моей вечно взъерошенной макушке. Так хочется тебя увидеть, да
стыдно-то как... Три года после армии жил-не жил в этом проклятом городе,
в котором даже соседи друг друга ненавидят. Столица-то он, конечно,
столица, да для меня мачеха. Чтобы быть ей пусть не сыном, хотя бы
дальней роднёй, надо здесь родиться, получить первые ссадины на
коленках, первые синяки после дворовых потасовок, поцеловать в первый
раз одноклассницу в тёмном парадном, выбить мячом не одно стекло в
соседнем доме, пройтись по Красной Площади почти хозяином,
пробежаться по Александровскому, пятками чувствуя, как шумит под ногами
упрятанная в трубы речка Неглинка. Вот тогда Москва, вынянчившая тебя,
примет и никогда уже от себя не отпустит. А я для неё чужак. "понаехавший",
приблудная собака, вечно голодная и злая...
Ну, так вот... А работу в Москве я нашёл сразу - мне страшно
повезло, как сказала мечта всей моей жизни, высокая, стройная, с
веснушками. И работа не сложная - стой себе в салоне сотовой связи за
стойкой и рассказывай о всяких-разных моделях телефонов. Главное -
улыбаться по-доброму. А что - мне нравится. Ну, платят немного - так это
ерунда. Не в деньгах счастье. Салон располагался на территории
Ярославского вокзала. Вокзал бурлит в любое время дня и ночи - люди
уезжают, приезжают, встречают, провожают, влюбляются, разводятся,
тащатся куда-то с детьми и баулами, с собаками и попугаями. И всё это под
непрерывные объявления дикторши с противным скрипучим голосом. Когда
народу в салоне нет, я глазел в окно и думал. Вот раньше всё как-то понятно
было - надо быть добрым и всё тут. А потому что мама добрая, учительница
добрая, одноклассница опять же... А сейчас и не поймёшь - я вот улыбаюсь
всем подряд, и другие мои соседи-сотрудники тоже с улыбкой до ушей, а в
глаза заглядывать не хочется...
Вот идёт мужик. Ну мужик и мужик - решительная походка, куртка-
дутыш мышиного цвета с редкими крохотными пролезшими сквозь дырочки
в швах белыми пёрышками и куцым мехом на воротнике, руки в карманах,
сутулый и отрешённый. А как узнаешь - добрый он или злой? А никак, если
только заговорить, спросить о чём-нибудь ненужном. Да к чему человека
отвлекать? У него, наверное, проблем - вагон и маленькая тележка... Или вот
эта пигалица - тинейджер, как сейчас модно говорить - а она добрая? Ну, по
крайней мере - симпатичная. И тут она каркающим прокуренным голосом в
ответ на мою улыбку: - Ну чё вылупился, мудило? Да уж, добротой от этой
красавицы с рекламными ресницами вокруг замаскированных зелёными
линзами глаз и не пахнет.
И далась мне эта доброта... Да вот ведь какая штука - потерялась
она как-то незаметно, исчезла - и не найдёшь. Будто и не было её вовсе. А
как без неё дальше-то жить...
...Ну, да - выпил я немного. Мама, родненькая. ты меня прости. Вот
такой я никчёмный - права мечта всей моей жизни, высокая-стройная-с
веснушками. Ни на что не гожусь - ни заработать прилично, чтобы было в
чём в люди выйти, ни модный разговор поддержать. Достал, говорит. я её
своей добротой. Вот так вот. Три года не доставал, а теперь достал... Два
пролёта по двадцать ступенек и один - семь. "Пить-пить-пить" - тяжёлая
стальная дверь подъезда заголосила, запричитала, и город подхватил меня
и понёс - одного из многих одиноких, безнадёжно барахтающихся с
поднятыми воротниками в водовороте очередного суетливого вечера в
этом огромном, людном, но чужом городе...
Ну, вот...Нашёл я на антресолях бывшей нашей двухкомнатной
малогабаритки (теперь-то я к этому "гнёздышку" никакого отношения не
имею) синюю дерматиновую сумку, с которой собирался домой после армии
ехать, бросил в неё пару футболок, кроссовки, бритву с плавающими
головками - подарок любимой к очередному празднику и - под злобное
"Давай-давай, идиот, катись в своё Кемерово, может, подберёт тебя какая-
нибудь не такая дура, как я" - подобру - поздорову захлопнул дверь в
несостоявшееся семейное счастье.
Вот, собственно, и весь рассказ... И чего это я так с вами
разоткровенничался?.. Что? А я не знаю, куда мне теперь... Что? Да,
родители в Кемерово живут. Я вот даже билет купил... А на поезд опоздал...
Почему опоздал? Непутёвый потому что. Пошёл, конечно, билет сдал и еле
-еле хватило денег на другой. Да, по маме сильно скучаю... И по папе тоже...
А может, остаться?.. Что? Да нет, что вы - жена вообще-то у меня хорошая...
была... Вы не смотрите. что я пьяненький, я вообще-то не пью... Легко вам
говорить - поезжай. А я пять лет дома не был... Что? Да нет, какой там
подарок - денег-то не осталось. Хотя, вы правы - мама простит. Вы думаете
- я правильно сделал, что поехал?.. Вот уже и поезд подходит. У вас какой
вагон? ...Как, вы не едете? А как же?... Друзей провожали?.. Да нет,
подождите, как не едете?.. Нет-нет, мне не нужны деньги. Ну зачем вы?
Не надо в карман. Да постойте же!.. Куда вы?.. Как вас хотя бы зовут?
Как мне вас найти?.. Я верну... Слышите?... Верну обязательно...
Ну, тогда прощайте...
... Вроде бы теплее стало, и хмель прошёл. И Москва весело
подмигивает за окном убегающими огнями. Как их много, этих огоньков, а я
и не замечал раньше. В детстве, помню, возле дома стояло три столба и на
них где-то вверху раскачивались с весёлым скрипом перевёрнутые ржавые
тарелки, в которых на скрученных проводах болтались ярко-жёлтые от
слепящего света лампочки. Как здорово было задрать вверх голову и
смотреть, смотреть... Родненькая моя мамочка, через два дня я буду дома...
И смогу тебя обнять... И заглянуть в твои ласковые глаза, которые снились
мне по ночам... И мы обо всём - обо всём поговорим... А потом ты снова
проводишь меня на поезд... Понимаешь, я и сам не знаю - зачем, (и пусть она
и не высокая-стройная-с веснушками) но я чувствую, что должен её
обязательно найти...