Из Ури Цви Гринберга (иврит)
ИЗ КНИГИ ЭТИХ ДНЕЙ
Расповедывала кровавая звезда ведунам,
чего ещё ждать нам.
И старцы прибрежий рекли кораблям
к радостным море или скорбным дням.
Золотой свет факелов среди тьмы –
возглашенье новой луны:
плод познания злато-кровав был там...
Только днесь – увы – нет провидца нам.
--
Оригинал:
2
Поезд мчит по земле, а корабль по воде,
а по небу летит самолёт.
С телефоном доступен я всем и везде.
А в эфире – Париж говорит и поёт:
хоть в пустыне – включаешь – и вот...
Ум царит – но такою тоскою объят,
что иовы не ведали встарь.
То, что прежде таили, теперь не таят:
всё наружу – на на торг, на алтарь...
И кровавее крови закат.
--
Оригинал:
3
Мир в смятеньи: царит и грохочет металл –
есть рифмач, есть вития, но мы
не отыщем пророка, кто б души спасал
от порока и ересей тьмы.
Не пророк, кто тщетою наполнил тома
и тщетой разукрасил холсты.
Если пища эрзац – вкуса в ней не ищи,
как у хлеба, сейчас из печи.
--
Оригинал:
4.
Любят у нас пикантнейшее
из наслаждений – сплетни.
что может с ним сравниться?
Знал его райский сад.
Воскуряется сигаретный дым,
раскаляются до бела бредни,
и души сплетников в жертву им,
дымят, дымят, дымят.
--
Оригинал:
5.
За завесой сигаретного дыма
размывается в наших глазах
суть жизни, что зримо дана:
утешенье и исцеленье
кровоточащих пространств и времён.
Устаём и от лёгкой ноши,
и, ярмом, неизбывным в веках,
нам пророчество невыносимо,
и мучительно откровенье,
что настанет конец круженьям
в плену пространств и времён.
Когда выпав из дней объятий
мы подходим к кроватям,
кровь бунтует, стучит в висках
и оракул в окне – луна.
И завесы дымов сигаретных
отделяют угасших и бледных
нас от жён, чья любовь ясна,
что готовы нести во чреве
нашу мощь в восторге немом.
Ибо все славословья увяли,
полиняли на речи древе,
и как листья поопадали
за окном...
А душа – пещера печали –
та же, что под струнами скрипки:
мы могилою песен стали,
мир поёт – то не мы поём.
--
Оригинал:
6
Золотые шекели наших душ
мы растратили в болтовне,
пребывая на самом дне:
не вернуть, разбазарен дар.
Молодое вино любви
расплескали из наших чар –
и его не собрать, увы.
Ведь оконце в ковчеге дней,
за которым заката жар,
открываем так поздно мы,
и несутся к нему орлы
постиженья, как на пожар...
--
Оригинал:
7
Всё-равно ведь мраморных ступеней нет
в домах наших – неспокойно тут –
от подвала до шестого этажа...
И вновь –
в городе или селе –
слушаем астролога совет,
и ликует глухо наша кровь,
и минуты к минутам льнут,
поспешая и проходя...
Эх! Ведь нет у нас нежной такой
в платье шёлковым до пят – ни одной –
и в беременности льющей свой
свет...
Лишь эти – низкие душой
в раздраженьи самок поднимающие вой,
когда слышат пенье наших душ,
воспаривших над нищетой.
Беспредельностью повержен муж,
а она – базарной сумой.
--
Оригинал:
8
Днём попробуй, тоску опознай.
Её признаки видит ночь:
окон бессонных тишь
в городе, как на дне
вод.
И слова, звучащие днём,
не родня, обронённым в ночь
сердцем, хлынувшим через край.
--
Оригинал:
9
Сумрерки утренние, сумерки вечерние,
а между – мы: с нашей кроватью,
нашим столом и часами,
бьющими каждый час.
Навсегда всё останется там
между утренними и вечерними сумерками –
без нас.
--
Оригинал:
---
Источник иллюстрации:
http://s59.radikal.ru/i165/0908/26/ea1c490e4772.jpg